Механизм влияния
Шрифт:
Это не был полноценный ИИ. Но и назвать его просто алгоритмом уже было невозможно. Это был новый тип мышления, зашифрованный в коде, структуре слоёв, потоках сигналов и — что особенно важно — в логике доверия между узлами. Мышление, которое не рождалось из абстракции, а формировалось на пересечении воли, данных и контекста.
И их новая система не разочаровала, она заметила новую волну — популярность Tor росла, словно грибок после осеннего дождя. По всему миру поднимались спонтанные кластеры узлов, каждый второй хакер обсуждал «луковую маршрутизацию» как способ избежать слежки, а первые фанаты Web 2.0
— Нам нужно встроиться, — сказал он в кругу команды. — Мы предоставим сотни разрозненных серверов, распределённых по континентам. Они будут анонимны — даже если нас будут прижимать к стенке, мы никогда не выдадим информацию. Но их ядро останется нашим, мы будем видеть потоки и в случае необходимости — использовать. А ещё иногда все-таки будут случаться «утечки» по которым можно будет идентифицировать людей, которые совсем потеряю совесть и страх.
Он сделал паузу, затем продолжил уже спокойнее, почти буднично:
— Tor будет только расти. Через пару лет он перестанет быть просто игрушкой для параноиков. Он станет инфраструктурой, а значит — мишенью. А потом его начнут использовать не только те, кто боится слежки, но и те, кто хочет управлять вниманием. Мы должны быть там до этого.
Август знал, к чему всё приведёт. Он помнил кейсы из будущего, видел, как правительства поочерёдно начнут демонизировать шифрование, как создадут собственные клоны «безопасных» сетей, как разведки будут использовать Tor в своих операциях. И знал: единственный способ подготовиться — это построить пространство заранее.
— Встроимся тихо. Поможем развитию инфраструктуры. Поддержим узлы. Дадим вычислительную мощность. А внутри… будем анализировать, кто и как ходит по этим тропам. Не личности. Их поведение, мышление, ритм. Именно там начинается след будущих конфликтов.
Он не говорил «предотвратить». Он говорил — понять. А это было гораздо опаснее.
Вика сразу поняла суть: эти серверы позволят не только наблюдать за распределёнными потоками, но и — в случае необходимости — собрать цифровой отпечаток пользователя. Такой отпечаток был гораздо точнее, чем любая IP-адресация.
— Вы хотите создать биометрию цифрового мышления, — произнесла она вслух.
— Нет, — тихо ответил Август. — Я хочу, чтобы мы всегда знали, где начинается хаос. И кто его на самом деле разворачивает.
Параллельно в ЕС обсуждали публично — впервые столь масштабно — вопрос регулирования интернет-платформ. Тема анонимности и границ платформенной ответственности стала одной из центральных. Комитет по цифровым стандартам провёл слушания, и несколько докладов случайно совпали с тем, что уже давно изучалось в Spectra. Совпали… почти дословно.
Система уже работала. Просто пока этого никто не знал.
Интересно, что они продолжали методично вплетать готовую структуру в экосистему крупнейших цифровых платформ. Facebook — через тени образовательных инициатив и инвестиционных фондов, где Fortinbras уже имел доли. Google — через закупку серверных мощностей, прикрытых исследовательскими запросами. Reddit — через псевдоанализ поведения пользователей, превращённый в реальную карту распространения смыслов. Twitter — через ранние рекламные модули и партнёрские
посты от аффилированных брендов. LinkedIn — как тестовую площадку для вербовки нужных специалистов и оценки профессиональных связей.К этому моменту Fortinbras и Clearsignal обладали, по сути, уникальным инструментом поведения: у них был обобщённый цифровой профиль сотен тысяч пользователей — с поведенческими паттернами, историей откликов, эмоциональными сдвигами, ритмом коммуникации. Они уже умели вычленять второстепенные и третьестепенные аккаунты одного и того же человека, ловили несостыковки в способах написания, смене скорости реакции, нестабильности поведенческого ритма. Алгоритмы учились подстраиваться под стиль мышления каждого. И Spectra накапливала всё — не как свидетель, а как аналитик, способный действовать.
Это изменило всё в инвестиционной аналитике. Теперь при выборе компании или региона Fortinbras опирался не только на открытые показатели, а на предсказуемость поведения элит, общественные колебания, изменения эмоционального поля — по сути, на карту давления. Их отчёты стали не только точнее. Они стали на шаг впереди событий.
Август решил протестировать следующее: первый торговый модуль. Он написал код сам — без команды, просто чтобы понять. Spectra получила выход на рынок через API одной из бирж и начала совершать сделки в ограниченном режиме. В течение первой недели бот заключил более 800 сделок с ROI выше 13%.
Сделки не выглядели логичными. Они были построены на реакции общества, скрытых эмоциях, колебаниях намерения. Это был не алгоритм. Это был почти живой игрок, умеющий чувствовать, когда наступит следующий всплеск. И это был только первый прототип.
Когда Август показал результаты Лёше и Савве, они некоторое время молчали. Вика только вскинула брови:
— Это… это не статистика. Это чутьё. Как будто кто-то торгует с интуицией игрока на допинге.
— Больше похоже на трейдера с сверхчеловеческой реакцией но миллион новостей одновременно, — хмыкнул Лёша. — Только без побочек.
— И без человеческих ограничений, — добавил Андрей, внимательно глядя в цифры. — ROI — 13,2% за неделю, при средней волатильности. Это ненормально.
— Это не просто не нормально, — сказал Савва, — это превосходит даже лучшие показатели топ-трейдеров с командами в сотню человек.
После короткой паузы они переглянулись — и решили: дать больше. Десять миллионов долларов. Кредитное плечо x10. Полный тестовый доступ к инструментам. Всё — под прикрытием реального трейдера, чья биография была заранее создана и подогнана под отчёты. Никто не должен был знать, что за этим стоит бот.
Через неделю они пересмотрели статистику.
Сделки — сотни в день, распределённые, точные, будто просчитанные на несколько ходов вперёд. ROI — выше 22%.
Август только покачал головой. — Он не ломает рынок. Он двигается с ним. И при этом всегда на полшага впереди.
— А главное, — Вика улыбнулась, — ему никто не может предъявить инсайд. Потому что это не инсайд. Это расчёт на основе того, что ещё никто не успел осознать.
Они замолчали. Каждый понимал: теперь у них был не просто инструмент. У них появился игрок. Невидимый. Неуязвимый. И очень, очень голодный до следующего хода.