Мелкий бес

Боги. Клянусь, что слышал точно такой же наказ от Лиха. Да чего они все ко мне прицепились!? Еще и талдычат одно и тоже, пусть и с разных сторон.

– Все, беги наказ выполнять. Кольцо только днем работает.

Книга и посох упали на камень святилища. Белый огонь погас. Я потряс обожженной рукой. И обмер от ужаса. От тряски почти вся позолота слетела с кольца, оставшись парой небольших чешуек.

Глава 27

Я бегом выскочил из леса, промчался через догоревшее поле, где остались лишь черные стебли, и ворвался в хижину волхва. Старик был занят - шил шапку из лисы. Лиса вертелась, норовя укусить мужчину. Живодерство какое-то.

– Старик, беда у меня, - я подскочил к волхву.

– Жив!
– вылупил на меня глаза волхв.
– Думал, что сгорел ты начисто.

– В плохое дело я ввязался, - я быстро пересказал старику, что со мной приключилось.

Волхв положил на стол перекрученную лису и подошёл к полке со своим барахлом. Он придирчиво оглядел содержимое и извлёк небольшой мешок. Старик отдал его мне и уселся за шитье. Кулак промял притихшую лису, делая в ее брюхе выемку, как раз под небольшую голову.

– И что мне делать с ними?
– в мешочке лежали круглые коричневые семена.

– Ты их проглоти, а как тебя Лихо или Свят прикончат, то на могиле вырастет Чертов ладан.
– сказал волхв.
– Я его соберу, высушу и перемелю. Травка эта хорошо проклятия сводит.

– Ты издеваешься, старый пердун?
– я раздражённо швырнул мешочек на полку.

– А других советов у меня нет, - пожал плечами волхв, продолжая выправлять шапку.
– Все жадностью твоя. Тебя либо Лихо сожрёт, как окрепнет, либо Свят испепелить, как не нужен станешь.

– Да и хер с тобой, - мрачно бросил я и вышел из хижины.

Время поджимает. Золотые чешуйки почти облетели. Я пустил немного энергии в кольцо. Где-то за спиной послышалось неясное бормотание. Развернувшись, я пошел на голос. Он привел меня к небольшому домику на отшибе деревни. Двор не запущен - застелен доской, накрыт, сараи светлые, будто недавно выстроены. Пнув зашипевшего на меня гуся, я вошёл в сени. Голос стал громче, позволяя расслышать сказанное.

Во грехе живёт здесь муж. Жену и детей колотит.

Я вошёл в дом. Внутри пахло свежим деревом и смолой. Из угла на меня бросился крохотный домовой в обличии мужика с нечесаной бородой. Размером с мышь, а то и меньше. Будучи сильно не в духе, я прижал его лапой к полу и рыкнул:

– Не мешайся!

Выскочившая за духом домовуха с многочисленными выводком, бросилась обратно в щель между печью и стеной. Я выпустил когти, пощекотав затихшего домового.

– Рассказывай, - велел я.
– Бьёт хозяин домашних?

Домовой что-то запищал, но я ничего не понял. Видать, слишком мал ещё, к разумной речи неприспособлен. Я пнул духа, отправив ровнехонько к выглядывающим родичам. Разом они скрылись в подполе.

На лавке сидел мужчина с хмурым, скукоженным лицом. Он вытачивали ложку, быстрыми ровными движениями придавая баклуше нужные изгибы. Я даже залюбовался работой мастера. Закончив поделку, он на свету осмотрел ложку и громко заорал:

– Марфа, поди сюды!

На крик прибежала всполошившаяся худая женщина в белом платке. Бледная, почти прозрачная, тень, а не человек. Под глазами залегли глубокие, черные тени. Жена сняла платок. Ого! Весь ее бугристый лоб покрывали свежие шишки и застарелые наросты. Мужчина размахнулся и бахнул ложкой по лбу жены. Раздался звонкий стук.

– Хороша вышла, но сомнение есть, - крякнул ложечник.
– Все иди, старшего сынка кликни, у него лоб ровнее.

Спустя пару минут в дом зашёл здоровенный детина. Ему пришлось пригибаться, чтоб войти в комнату. Я присвистнул. На лбу парня была большая вмятина. Такую взрослому человеку не получить. А вот ежели новорожденному дитю крепко стукнуть, пока косточки мягонькие…

– Наклонись, щенок, - велел отец. Ложка стукнула по лбу здоровяка. Ложечник наклонился, прислушиваясь, хотя звук быстро стих.
– Нет, хороша, хороша, на ярмарку повезу. Все, пошел прочь.

Насвистывая, мужчина принялся за работу. Я же сидел у него на плече, изредка мешая или подталкивая руку в важные моменты. За час мужчина выточил двадцать ложек, но все вышли кривыми и косыми. С моей помощью, конечно. Но что же делать с ним? Агафон велел зажечь их сердца, но как это сделать, ума не приложу…

В очередной раз, когда прибежала жена и подставила лоб, я взял из ящика, то стоял подле лавки, ложку поувесистей и приготовился. Стоило мужику тюкнуть жену, как я со всей дури вдарил его самого. Ложечник вскочил с лавки и заорал. Бедная жена упала на колени. Мужчина хватал ртом воздух и щупал расшибленный лоб.

– Чур меня чур, - забормотал мужик.
– Ты мне Марфа тумака отвесила а?

Ложечник меня не видел, как и орудие мести. Бельмо на глазу чудесно справлялось. Мужчина примерился, собираясь снова огреть жену, но я был тут как тут. Балансируя на плече бить несподручно, отчего удар вышел послабее. Но стук вышел, что надо. Ложечник побледнел.

– Пошла прочь, - зарычал он.
– Петьку позови лучше.

Потирая покрасневший лоб, мужчина дождался еще одного сына. Зашедший подросток оказался дурачком. На лбу не было вмятины, как у старшего, но стеклянный взгляд и отвисшая губа говорили сами за себя.

– Давай на колени, - велел отец.

Он легко ударил замычавшего парня и зажмурился, явно ожидая удара. Я не торопился. Ложечник засмеялся и застучал по лбу сына, приговаривая:

– Я отчего такой мастер? Оттого, что знаю, что правильная ложка звук свой имеет! Черт!

Я так приголубил его, что мужик свалился с лавки. На лбу быстро наливалась шишка. Дурачок засмеялся, тыкая пальцем в корчащегося отца. Я почувствовал, что кольцо потеплело. Опа! Ободок снова покрылся позолотой. Но разве этого достаточно? Он же скоро опять возьмётся за старое»

Надо доводить дело до конца. Я вложил ложку в руку заливающегося дурным смехом парня. Ложечник малость оклемался, но тут же получил новый удар - сынишка лупил с размаха, отчего тонкая часть прибора переломилась.

– Ты чего творишь!?
– закричал мужчина, но дурачок продолжал бить. Комната заполнилась характерным стуком.
– Спасите!

Дурачок явно находил забавными вопли отца. Он разошелся, не давая мужчине подняться. На лбу ложечника появилась кровь. Три лиловые шишки быстро сливались в одно огромный темно-фиолетовый рог. Ложечник попытался подняться, но сынок надавил коленом ему на грудь, отчего мужчина закашлялся. Он слабо мазнул руками по предплечьями сына и пискнул, получив очередной удар. Снова раздался глухой стук.