Мелодия души

– Мне пора идти, ответил король, благосклонно улыбаясь.
– Мне было очень приятно поговорить с вами, госпожа Анджела. Надеюсь, вы посетите какой-нибудь из моих интимных вечеров. На них правда не поют, а только разговаривают, но возможно, вам не будет скучно.

Анджелу приглашают не скрасить вечер, а просто поговорить? Такого еще не было ни при одном дворе... Она склонилась в низком реверансе.

– Я буду счастлива, ваше величество!

Король еще раз благосклонно кивнул, и оставил Анджелу одну с ворохом самых чудесных впечатлений.

***

– Она тебе нравится, - сказала королева поздним вечером, после окончания бала, когда король зашел в ее покои выпить чашечку успокаивающего настоя.

Октавий удивленно взглянул на нее.

– Нравится?
– переспросил он удивленно.
– Мне?

Амалия торжествующе рассмеялась.

– Ты даже не спросил, о ком я говорю!

Октавий пожал плечами.

– Вздор. Она интересный собеседник, очень искренний и неглупый человек. Вот и все.

Амалия пересела на подлокотник кресла, в котором сидел ее муж.

– Послушай, милый, - сказала она, ловя взгляд Октавия.
– То, что ты желаешь любить, совершенно естественно. Твой отец давно в могиле, он не выйдет из нее, что бы наказать тебя... чем бы он не сумел тебя напугать...

Октавий помотал головой, от волнения переходя на жесты.

– Почему ты не расскажешь мне, что тогда случилось?

– " Не могу", - ответил он жестами.
– " Я не хочу об этом говорить".

В покои королевы вошел, используя потайной ход, Ламетри. Король поднялся, и пожелал Амалии спокойной ночи.

Ламетри принялся расчесывать густые волосы своей возлюбленной.

– Октавий показался мне расстроенным.
– сказал он, целуя Амалию в плечо.
– О чем вы с ним говорили?

– Мне кажется, он влюбился, - задумчиво ответила королева.
– Или вот -вот влюбится.

Ламетри отстранился.

– Влюбился?
– спросил он, снова проводя гребнем по волосам.
– В кого же?

– В Анджелу, - непосредственно ответила Амалияб и тут же вскрикнула и схватилась за волосыю - Мишель! Ты чего?! Больно же.

– Прости, Амалия, прости, - ответил Ламетри, целуя королеву. Руки у него странно подрагивали.

Примечание к части

* Шекспир

Глава четвертая

Глава четвертая

Когда его величество Вильгельм узнал о том, что его наследник сумел заговорить, он сказал своему камергеру, маркизу Арсену Ламетри, и своему астрологу, чье имя никто не знал:

– Оказывается, из него еще можно сделать человека. А я отчаялся.

А потом добавил:

– Эта девочка очень упорна. Хорошее качество.

С того дня Октавию запретили писать записки или объясняться жестами. К нему приставили лакея, следившего за тем, чтобы принц говорил.

– Его можно понять, - грустно сказал Октавий как-то.
– У него был наследник, красивый, умный... здоровый. Как из книжки про рыцарей. А что осталось? Я. Звереныш. Двести лет назад меня сослали бы в монастырь. И даже не пытались бы чему-то учить. Я должен быть благодарен.

Как многие нелюбимые дети, Октавий страстно пытался добиться родительской любви, находя в себе причины для такого отношения и тут же восставая против несправедливости.

Амалия такого отношения не понимала. Она была родительской любимицей, но и ее четверо братьев не были обделены лаской и заботой.

Однажды король Вильгельм пригласил ее с собой в поездку в один из домов призрения , где было много глухих детей.

Он сказал у одному из монахов, присматривавших за детьми:

– Святой отец, этой юной, прелестной девушке предстоит тяжелое испытание: стать супругой глухому. Расскажите же, чего ей ждать.

Монах сурово посмотрел на короля и произнес:

– Аристотель считал, что разум глухого никогда не разовьется полноценно. Речь и слух слишком слишком сильно влияют на полноценное развитие разума.

Затем монах посмотрел на короля еще более хмуро и добавил:

– Церковь учит: дети отвечают за грехи отцов. В том числе и хворью разума и тела.

В первый и последний раз увидела Амалия, как проявились на лице короля некие отцовские чувства - словно солнце мелькнуло среди туч и пропало.

– За свои грехи я готов отвечать сам!
– сказал король.
– За что же их...

Потом махнул рукой, обрывая сам себя.

– Эта девочка, - он указал на Амалию.
– Научила глухого говорить, читать и писать без ошибок. Ни один учитель не назовет его умалишенным.

– Должно быть, благородная кровь и живое участие сделали свое дело. Моим братьям не хватает средств заниматься с каждым из опекаемых индивидуально. Мы прививаем им послушность и умение выполнять несложную работу.
– Монах выразительно посмотрел на короля.

Тот достал из-за пазухи мешочек со звеневшими внутри монетами.

– Позвольте мне приходить сюда, - запальчиво произнесла Амалия.
– Быть может, я еще кого-то смогу научить говорить и писать!

Монах несколько удивленно посмотрел на принцессу.

– Есть ли в этом нужда, дочь моя? Сейчас эти несчастные, лишенные света разума работают, едят и спят. Зачем им знать, что существует нечто им недоступное?

Вернувшись назад, во дворец Амалия долго плакала, заперевшись в комнате и выгнав своих фрейлин. Те жалели бедняжку принцессу, до которой наконец дошло, с каким чудовищем она вот-вот свяжет свою жизнь.

– Старый дурак Аристотель, - пробормотала Амалия, умываясь.
– Античный идол, которому поклоняются лентяи, не желающие лишний раз пораскинуть мозгами. Но я не так образована, чтобы почитать Аристотеля. Придется пользоваться собственным умом.

***

Вскоре после нового года королева пригласила на один из своих интимных вечеров партнершу второй женский голос Оранской оперы - очаровательную Кориллу. Корилла, тоже итальянка, невысокая, с чувственным ртом и скорее полная, чем худая, была предана Оранской королевской семье. И к королю, как и королеве, она питала самые дружеские чувства.