Мелодия души

В свое время она сама предложила королю расстаться после двухлетнего романа, который давал ей немалые привилегии. Она чувствовала, что их отношения тяготят Октавия, хотя он ни словом, ни жестом этого не показал. Король был нежен и предупредителен, довольно щедр и никогда не срывал на своей amant дурное настроение, как это водится у иных власть предержащих.

Но они оба понимали, что Октавий приходит лишь потому что здоровый, молодой организм требовал того.

Женщины уселись рядом за клавесином, будто бы для того, чтобы разобрать партитуру одному романсу, который Амалия желала разучить.

Королева спросила, взяв певицу за руки:

– Корилла, милочка, расскажите мне скорее о нашей новой звезде, об Анджеле Кавальканти! Что она собой представляет?

Корилла ненадолго задумалась, подбирая слова.

– У нее доброе сердце и злой язык, - сказала она.
– Анджела никогда не пойдет на сделку с совестью.

– О!
– сказала королева и склонила голову собеседнице.
– А что насчет... любовных отношений, милая? Ветрена она, или постоянна?

– Ни то, ни другое, ваше величество. Интрижки, не более. Но, ни один мужчина не скажет о нем дурного слова! Вы сами знаете, ваше величество, в нашей среде нравы достаточно вольные...

– Дай я обниму тебя, мое милое дитя, - сказала королева.
– Мой добрый вестник. Я боялась, как бы эта Анджела не оказался дурным женщиной, но тебе я верить могу.

– Анджела вызвала интерес у его величества?
– осторожно спросила Корилла, опасаясь переступить границу, за которой заканчивалась монаршья дружба.
– Он так и не рассказал вам, что случилось тогда, в Мон-Бижу?

– Нет, - рассеяно ответила Амалия.
– И вряд ли расскажет.

Корилла ушла к другим гостям, оставив королеву в раздумьях. Вскоре к ней подсел Ламетри и без обиняков спросил:

– О чем вы так таинственно шептались с Кориллой, дорогая?

– Об Октавии, разумеется, - улыбнулась королева.

Сам король посещал интимные концерты Амалии крайне редко, если только они были приурочены к семейному торжеству.

– Женская забота иногда может быть удушающей, любовь моя. Почему бы тебе не дать возможность Октавию самому разобраться с сердечными привязанностями? Если такие вообще существуют у нашего безупречного монарха?

Амалия досадливо поморщилась.

– Я знаю его большую часть жизни! В сердечных делах он удивительно робок и боязлив, к тому же, ты сам знаешь о Мон-Бижу. Там произошло что-то, что напугало его до смерти... И мы должны ему помочь избавиться от этого страха, задышать полной грудью.

Королева замолчала, вертя в руках веер, и закончила.

– Мишель, он позволяет нам быть счастливыми. Неужели мы должны ответить ему черной неблагодарностью?

***

На лето королевский двор отправлялся в замок Мон-Бижу, стоявший в живописной долине на берегу большого озера. Октавию тогда только-только исполнилось шестнадцать, и осенью они с Амалией должны были наконец заключить брак.

Принцессе уже исполнилось двадцать три года, и она чувствовала себя ужасно старой. Об огромной разнице в возрасте с женихом ей не напоминал только ленивый, ожидая реакции.

Амалия только мило улыбалась, пропуская мимо ушей намеки как на то, что ей предстоит выйти замуж за ребенка, так и на то, что будущий супруг чуть ли не сумасшедший.

Хотя о том, что с разумом принца Октавия все в порядке, знали уже все при дворе, многие продолжали злословить по старой памяти, пока наконец король Вильгельм не заступился за сына, отправив очередного остряка на полгода в ссылку.

В первых числах июня Амалия поняла что, кажется, влюбилась. Она не собиралась ничего предпринимать, это казалось ей несправедливым по отношению к Октавию.

Но и отказать себе в лишнем танце или прогулке по саду с Мишелем Ламетри она не могла. Октавий к этому относился совершенно равнодушно. То ли потому, что был еще совсем мальчишкой, то ли потому, как Амалия вскоре стала догадываться, что женщины вообще мало интересовали его.

Октавий носился с каким-то прожектами, переписывался с Вольтером и Руссо, даже, кажется, что-то сам писал... Амалию мало все это занимало в те времена, а теперь она понимала, что зря.

Кронпринц постоянно общался с придворными, находящимися на грани опалы, с людьми, придерживающихся мнения, противоположного королевскому по любому вопросу.

Иногда они предпринимали поездки в соседние деревни и города, королю докладывали, что он общается со всяким отребье.

Вильгельм хмыкал, жевал ус и спрашивал:

– Пьет? Заваливает девок?

Нет, отвечали ему, старается помочь.

– Перерастет, - обычно коротко отвечал Вильгельм.

С Ламетри Октавий позже даже сошелся, - любому подростку, будь он даже наследным принцем, льстит внимание старших.

Амалия пропустила начало катастрофы, не смогла повлиять на своего прекраснодушного, но молодого и наивного жениха до того, как он вляпался в заговор, а потом уже было поздно.

Все началось с того, что в соседнем с Мон-Бижу городке начались волнения. Полиция подавила волнения за пол дня, но королю этого показалось мало. Он велел повесить каждого пятого мужчину в городе, в назидание остальным.

Город был небольшим, да и полиция не стала в точности исполнять королевский приказ - но, все же сорок мужчин набралось.

На главной площади городка соорудили два помоста - один с пятью виселицами в ряд, другой - для его величества, и прочих господ.

И селяне, согнанные сюда полицией, и городской люд, отшатнулись прочь, когда из оцепленной кареты вышел король с сыном и своими вечными спутниками: маркизом Ламетри и безымянным астрологом.