Мемориал. Семейный портрет

Пошел вниз - медленно, ведя велосипед за рога, пока не оказался в десяти шагах от калитки.

Стал виден весь их маленький сад, вон они, вон, все на лужайке. Джералд и Томми Рэмсботтэмы, и Эдвард Блейк тут как тут, и Морис, и Энн. Гоняют хоккейный мяч, не разделясь на команды, как ни попадя, наугад. Эдвард Блейк, в жилетке, совсем запыхался. Морис - любит при случае вырядиться - в неимоверно старой соломенной шляпе, сдвинутой на затылок, и ужасно она ему велика.

А вот и тетя Мэри с Рэмсботтэмом, выходят из гостиной одновременно через стеклянные двери. Она курит, смотрит на них, прижимая охапку бумаг к груди. Эдвард Блейк ей салютует хоккейной клюшкой. Морис, скача в бликах солнца, хватает мяч и со всей силы запускает на забор в тылу сада. Его восторженный вопль "О, Х-хоссподи!" эхом раскатывается над Грядкой. Энн кричит: "Идиот!"

Все бросаются изучать протори. Громкий рык Джералда: "Тот еще мяч!" Зато Томми, более благонравный из братьев, подходит к тете Мэри успокоить, все, мол, в порядке. "Одна досточка всего-навсего, миссис Скривен". Тетя Мэри, с улыбкой, что-то говорит в ответ. Потом поворачивается и уходит в дом, Рэмсботтэм за ней. Морис начинает балансировать клюшкой на подбородке. Эдвард Блейк подкрадывается к нему со спины, подставляет ножку. "А! Вы так, - кричит Морис, - вы так!" И пинает Эдварда Блейка в ляжку. Оба прыгают, трясутся, стоя друг против друга, делая вид, что сейчас ринутся в бой. "Мир!
– кричит Морис.
– Мир! О! Хотя, свинтус вы истинный, вы сами начали!" Тут начинают задираться Джералд с Томми. А в следующий миг все снова мирно сосредоточиваются на игре.

Эрик повернулся и тихо покатил велосипед по изволоку. Его не заметили. И стало уже казаться, что вовсе и не собирался сегодня к тете Мэри, просто решил на них на всех поглядеть, и все, удостовериться, что они тут как тут, как себе их и представлял, на лужке. Всю ревность, всю зависть к Эдварду Блейку, к Джералду, к Томми - как рукой сняло. Даже хорошо, что и они оказались здесь, помогли заполнить картинку. Будто что-то кончилось, завершилось, и можно теперь вернуться домой, в Холл. За чаем увижу маму, буду с ней внимательным, добрым, чутким, как еще никогда не бывал.

А тетю Мэри в конце концов я же в понедельник увижу.

Скатываясь без руля к Чейпл-бридж, он был совершенно спокоен, он был почти счастлив, и чуть ли не с облегчением снова полностью отдавался притяжению отрицательного полюса.

Книга третья 1925

I

–  Ага, - сказал Джералд Рэмсботтэм, - завтра ее выгоняю, без дураков.

Развалился, почти лег, и мощные ляжки выпирали, как опоры моста, обтянутые агрессивно клетчатым твидом. Золотые часы стали крошечными и сверхэлегантными на красном, здоровенном запястье.

–  Зажигание хреновое, - Фарнкомб выбил трубку о чугун камина.

–  Туго разгоняется, жуть, - вставил Монти.

–  А ты такую американскую машину видал, чтоб хорошо разгонялась?
– спросил Хьюз.

Морис посмотрел на них сверху вниз с каминной ограды, на которой стоял, теребя за кончик проволоки то, что было когда-то дросселем мотоцикла.

–  "Мун", у Тедди, например, - сказал Морис.

–  О, это тачка шикарная, будь здоров, - убежденно скрепил Фарнкомб.
– Ей-богу, Джералд, посмотрел бы ты, как она прям с места пуляет.

–  Даже сам не знаю почему, - вставил Хьюз, - но вот не нравятся мне у этих янки машины.

Джералд Рэмсботтэм зевнул, потянулся:

–  А "бруг" этот видал - вчера вечером, возле Тринити на углу?

–  Ага, - сказал Фарнкомб.
– Восьмиместный.

–  Восьмиместных "бругов" не бывает в природе, - сказал Хьюз.

–  Свежие модели бывают.

–  Спорим, не бывает.

–  На сколько?

–  Ни на сколько, - Хьюз зевнул.
– А который час? Джералд глянул на свои золотые часы:

–  Без четверти двенадцать.

–  Хоссподи!
– ахнул Морис.
– Мне ж в двенадцать к тутору.

–  А у меня лекция, - сказал Фарнкомб, - если не смоюсь.

–  Но ты дашь мне сочинение сдуть, а, лапка?
– затревожился Морис.

–  У меня в комнате лежит, если тебе надо, - бросил Фарн-комб.

–  Спасибо тебе грандиозное. Поднялись лениво, позевывая.

–  А с чего это тебя Джимми требует?
– поинтересовался Хьюз.

–  Из-за субботы, - Морис скорчил гримаску.

–  И много ему известно, как думаешь?

–  То-то и оно. Понятия не имею.

–  Небось, девчонка раскололась.

–  Ну уж нет. Она б работу потеряла.

–  Тогда, значит, старая сука.

–  Она ж нас не видала в курятнике.

–  Зато она курятник видала после того, как мы там побывали.

–  Ты прямо как сумасшедший завелся, - сказал Фарнкомб. Морис хмыкнул.

–  Они так мило выглядели со связанными головками, прелесть!

–  Едва ли ей так показалось.

–  Ну, им это нисколько не повредило.

–  Зато здорово повредило гостиной.

–  А пусть она еще, между прочим, докажет, - сказал Джералд.

–  Опасаюсь, что Джимми особых доказательств домогаться не станет, - сказал Хьюз.
– Скушает и косвенные улики.

–  Нет справедливости в этом колледже, - вздохнул Морис.

–  Скажи спасибо, что ее нет, мальчик мой. Будь здесь справедливость, тебя бы после первого же семестра вытурили.

Морис хмыкнул, польщенный. Подошел к шкафу, сдернул с крюка плащ и шапочку. Твердая четырехуголка давно потеряла нутро. Обвисла, как ночной колпак.

–  Джимми со мной прямо шелковый, - похвастался Морис.
– Ну пока, ребятки. Не уходите. Я мигом.

И все же что-то его точило слегка, пока спускался по лестнице на Сильвер-стрит - не забыл сунуть голову в гостиную хозяйки, кинуть на ходу: "Доброе утро, миссис Браун. Как ваша киска?" - это очень важный пункт, хорошие отношения с хозяйкой, тем более, миссис Браун пару раз пошла на риск, не донесла, что только под утро вернулся из Лондона, не имея разрешения на отлучку. Спеша к своему колледжу, все гадал, что Джимми известно - и что тот сможет проглотить, не поморщившись. Мысль вертелась вокруг прежних скандалов. Самый первый - в первый семестр - разразился, когда воздушную торпеду взорвал под ногами у Роберта в ночь Гая Фокса. Этот Роберт обгорел кошмарно, и, конечно, поднялся дикий шум. Пришлось тащиться, объясняться с весьма важным официальным лицом, правда, лицо в результате пригласило Мо-

риса на обед. Потом - авария эта, в прошлом году, на Нью-Маркет-роуд, Стюарда Бейна - насмерть, пришлось потом на допрос являться. Ужас. Ожидал невесть чего, вплоть до обвинения в преднамеренном убийстве, но обошлось, обошлось, только Жоржа, беднягу, он-то, собственно, был ни при чем, того вытурили. Шум поднимался и по менее значительным поводам, в общем, по пустякам. Лодку к тылам пригнали с отцепленным мотором, затопили плоскодонку - шум. В комнате Хьюза после дня рожденья костер развели - шум. И вечные скандалы из-за счетов. Кембриджские продавцы, как сговорились, все норовят на тебя наябедничать тутору.