Мемуары генерала барона де Марбо

Маршал похвалил нас и отдал приказ идти к мосту через Дунай, чтобы ни один неприятельский полк не ушел из Ратисбонна, а эрцгерцог Карл не смог прислать подкреплений. Но как только мы вышли на одну большую улицу, мы оказались под угрозой новой опасности: от наших снарядов загорелись многие дома, и огонь готов был перекинуться на три десятка повозок, которые неприятель здесь бросил, уведя с собой лошадей. Горящие повозки могли помешать проходу наших войск. Еще можно было бы пройти, пробираясь вдоль стен, но один из австрийских командиров, которого я подвел к маршалу, вдруг выкрикнул с полным отчаянием: «Победители или побежденные, мы все пропали, эти повозки полны пороха!» Маршал побледнел, как и все мы, но смертельная опасность не лишила его присутствия духа, он приказал солдатам приставить ружья к стене, образовать проход и толкать повозки, передавая их из рук в руки, до тех пор, пока они не будут вне города. Маршал подал пример, и все генералы, офицеры и солдаты принялись за дело. Австрийцы действовали вместе с французами, так как речь шла о спасении и их жизни. Горячие угли от пожарищ уже падали на эти фуры. Если бы хоть одна из них загорелась, мы бы погибли все, и город был бы полностью разрушен! Но все действовали так слаженно, что через несколько минут все пороховые фуры были уже за пределами города, а там уже мы заставили пленных дотащить их до нашего артиллерийского парка.

Глава XIII

Француженка ведет нас к мосту через Дунай. — Выдуманные истории об осаде Ратисбонна.– Массена при Эберсберге. — Колебания Наполеона. —

Прибытие в Мёльк

Когда ящики с порохом были уже далеко и опасность миновала, маршал провел пехотные дивизии в центр города. Прибыв туда, он на манер испанцев занял все пересечения главных улиц, чтобы защититься от возможного нападения на уже взятые кварталы. Приняв эти меры предосторожности, маршал приказал продолжить продвижение колонн к мосту, поставив меня во главе одной из них. Я принял это командование, хотя задание было очень трудным, так как я впервые находился в Ратисбонне и не знал в нем ни одной улицы.

Этот город принадлежал нашему союзнику баварскому королю, и поддерживающие нас жители могли бы показать нам дорогу к мосту. Но страх удерживал их в домах. На улицах не было видно ни одного человека. Все двери и окна были закрыты, а мы слишком торопились, чтобы тратить время на то, чтобы их взламывать. К тому же, продолжая отступать, австрийцы на каждом перекрестке открывали по нам огонь. Но путь к отступлению у них был один — через мост. Сначала я подумал, что к мосту можно пройти, следуя за ними. Но австрийские части были очень разрозненны, большинство отрядов, которые были перед нами, разбегались при нашем приближении в разные стороны. Я потерялся в лабиринте незнакомых улиц и не знал, куда вести колонну, когда одна из дверей вдруг открылась, и бледная молодая женщина с испуганными глазами бросилась к нам с криком: «Я француженка, спасите меня!» Это была модистка из Парижа, живущая в Ратисбонне. Она боялась, что австрийцы плохо с ней обойдутся из-за того, что она француженка, поэтому, едва заслышав французскую речь, она, не раздумывая, бросилась к своим соотечественникам.

Я сразу же понял, как можно использовать эту встречу. «Вы знаете, где находится мост?» — спросил я женщину. «Конечно». — «Проведите нас к нему». — «Боже мой! Под этими выстрелами! Я умираю от страха и пришла попросить дать мне нескольких солдат, чтобы они защитили мой дом, куда я сейчас же вернусь...» — «Мне очень жаль, но вы вернетесь домой только после того, как покажете мне мост. Пусть два гренадера возьмут мадам под руки и поставят впереди колонны...» Так и сделали, несмотря на плач и стенания прекрасной француженки, у которой я спрашивал дорогу на каждом повороте. Чем ближе мы подходили к Дунаю, тем больше стреляли австрийцы. Пули свистели прямо над головой боязливой модистки, но она не знала, что это было, и боялась этого свиста значительно меньше, чем громыхания выстрелов. Но вдруг пуля попала в руку одного из поддерживавших ее гренадеров, кровь брызнула на даму, и ноги у нее подкосились. Пришлось ее нести. После происшествия с ее спутником я переставил ее в более безопасное место, за спины первого взвода. Наконец мы дошли до небольшой площади, расположенной напротив моста. Неприятель занимал другой его конец, а также пригород на левом берегу под названием Штадт-ам-Хоф. Заметив нашу колонну, он начал обстреливать нас ядрами! Я решил, что больше нельзя удерживать нашу парижанку, и вернул ей свободу. Но бедная женщина, полумертвая от страха, не знала, куда спрятаться, и я предложил ей зайти на время в часовню Святой Девы Марии, стоящей на краю площади. Француженка согласилась, гренадеры перенесли ее через невысокую решетку перед входом, и она укрылась за статуей Девы Марии, съежилась за ней так, что ее было почти не видно.

Узнав, что мы уже на берегу Дуная, маршал приблизился к головной колонне. Он увидел сам, что перейти мост невозможно, так как неприятель поджег Штадт-ам-Хоф, пригород на левом берегу, к которому вел мост.

В то время как французы шли на приступ и занимали Ратисбонн, шесть австрийских батальонов, расположенных на укреплениях вдали от места штурма, спокойно стояли и смотрели в поле, не идет ли неприятель. Из этого глупого бездействия они вышли, когда услышали стрельбу со стороны моста. Они бросились туда, но отступление для них уже было отрезано: во-первых, нами, во-вторых, пожаром предместья, через которое им надлежало пройти. Однако все-таки они смогли достичь моста, но там им пришлось сложить оружие.

В тот же день император въехал в город и приказал не участвовавшим в сражении солдатам помочь несчастным жителям бороться с огнем, пожирающим город. Несмотря на эту существенную помощь, очень много домов сгорело дотла.

Наполеон навестил в лазарете и наградил солдат, получивших ранения при первых двух неудавшихся попытках штурма, а потом захотел встретиться с третьим отрядом, на его глазах прорвавшимся в Ратисбонн. Он выразил нам свое удовлетворение и раздал много наград. Когда маршал напомнил ему о моих прежних и теперешних заслугах и моем представлении к званию начальника эскадрона, Наполеон ответил, что можно считать это назначение уже сделанным. И, обернувшись к Бертье, добавил: «Вы представите мне на подпись это назначение в первую очередь». Я был очень рад, но понимал, что император не оставит своих важных дел, чтобы как можно раньше прислать мне назначение. Впрочем, я был на седьмом небе от похвал, которые высказали мне император и маршал и которые со всех сторон сыпались на моих товарищей и на меня.

Отходя от моста, я вызволил из часовни парижанку и попросил одного офицера проводить ее домой. Маршал увидел, как солдаты достают женщину из-за решетки, и спросил меня, как она там оказалась. Я рассказал ему эту историю, вечером он пересказал ее императору, тот очень смеялся и сказал, что хотел бы повидать эту даму⁷.

Я уже говорил, что в момент, когда мы шли на штурм, вся Великая армия, располагавшаяся недалеко от этого места, была свидетельницей сражения. Там же находился и маршал Массена со своими адъютантами, среди которых был Пеле, теперь генерал-лейтенант, начальник военного депо и автор превосходного описания кампании 1809 года. Вот что говорится в его произведении о штурме Ратисбонна: «Маршал Ланн хватает лестницу и собирается сам ставить ее. Адъютанты останавливают его и борются с ним. При виде этой благородной борьбы сбегаются наши воины, разбирают лестницы и устремляются на штурм... Смертоносные снаряды падают в их гущу. Адъютанты бегут впереди. В одно мгновение лестницы установлены, ров преодолен... На верху укрепления появляются, держась за руки, самые первые — Лабедуайер и Марбо, и за ними остальные гренадеры...»

Этот рассказ очевидца очень точен, он справедливо делит славу между мной и моим товарищем. Тогда как автор биографии несчастного Лабедуайера не был так справедлив ко мне. Взяв рассказ генерала Пеле, он счел нужным даже не упоминать мое имя, приписав одному Лабеду-айеру заслугу первым подняться на укрепления Ратисбонна. Я не стал требовать восстановления истины хотя бы потому, что генерал Пеле уже описал событие, произошедшее на глазах 150 тысяч человек.

Ратисбонн был взят 23 апреля. 24-е и 25-е император провел в этом городе. На свои средства он приказал исправить нанесенный городу ущерб.

В то время как Наполеон в сопровождении маршала Ланна объезжал Ратисбонн, я увидел француженку-модистку, которую накануне вынудил вести солдат к мосту. Я указал на нее маршалу, а тот — императору. Наполеон подошел к ней, сделал шутливый комплимент ее мужеству а затем подарил очень красивое кольцо на память о штурме Ратисбонна. Окружавшая императора толпа, где были и военные и гражданские, заинтересовалась этой сценой, но в пересказе факты приобрели уже немного другой оттенок, дама выглядела французской героиней, которая по собственному желанию подверглась смертельной опасности ради спасения своих соотечественников. Так эта история и передавалась не только в армии, но и по всей Германии, так ее пересказал и генерал Пеле, введенный в заблуждение всеобщими слухами. Конечно, парижанка находилась некоторое время под вражескими пулями, но желание прославиться здесь было ни при чем.

Во время нашего краткого пребывания в Ратисбонне маршал взял к себе в штаб лейтенанта де Лабурдоннэ, молодого, очень храброго и умного офицера, которого ему рекомендовал его тесть сенатор Гёэнёк. Сначала Лабурдоннэ сокрушался, что попал в штаб только после штурма, но очень скоро он нашел случай проявить свое мужество. С ним даже произошел один странный случай. Армейские франты носили тогда очень широкие кавалерийские панталоны, которые неплохо смотрелись при верховой езде, но были в высшей степени неудобны для пешего. Так вот, на Лабурдоннэ были именно такие огромные штаны, когда во время сражения при Вельсе маршал приказал ему спешиться и по мосту отнести приказ войскам. Шпоры молодого человека запутались в штанинах, он упал, и мы решили, что он убит! Но он проворно поднялся, снова хотел бежать вперед, но в этот момент услышал громкий голос маршала: «Ну не глупо ли собираться на войну, намотав на ноги по шесть аршин сукна?» Тогда Лабурдоннэ, который в первый раз выполнял в сражении приказ маршала, к тому же на его глазах, желая проявить усердие, вынул свою саблю и обрезал весь низ у своих штанов. После этого легко пустился бежать, сверкая голыми коленями! Хотя вокруг свистели вражеские пули, маршал и штабные офицеры смеялись до слез над этим новым фасоном, а при возвращении похвалили Лабурдоннэ за находчивость.

Оставив сильный гарнизон охранять Ратисбонн и его мост, император повел армию по правому берегу Дуная на Вену, в то время как основные силы неприятеля шли в том же направлении по левому берегу. Я не буду больше занимать ваше внимание рассказом о многочисленных сражениях, произошедших между нами и австрийскими войсками, старавшимися остановить наше продвижение к столице. Ограничусь только замечанием, что маршал Массена, для которого до сих пор обстоятельства складывались так, что его части не принимали активного участия в сражениях, совершил огромную неосторожность и 3 мая атаковал Эберсбергский мост на реке Траун, хотя мост был под защитой крепости и 40 тысяч солдат. Эта атака оказалась совершенно бесполезной, потому' что еще до ее начала корпус маршала Ланна перешел Траун в 5 лье выше Эберсберга и уже двигался, чтобы напасть на австрийцев сзади. Австрийцы отошли бы в тот же день при нашем приближении, а Массена не потерял бы ни одного человека. Но он атаковал, чтобы перейти реку, которую уже перешли. Ему это удалось, но он потерял 1000 убитыми и 1000 ранеными! Император был крайне недоволен таким кровопролитием. Вероятно, чтобы преподать урок Массене, он отправил из Вельса под командованием генерала Дюронеля одну-единственнуто бригаду легкой кавалерии. Спустившись по левому берегу, без единого пистолетного выстрела, она дошла до Эберсберга в то же самое время, когда войска Массены входили туда, понеся тяжелые потери, к тому же два полковника были убиты и трое ранены!