Ментальная кухня 3

— А, — догнал Ержан и тоже присоединился к кривляньям. — Чин-чан-чун! Мама-мыла-раму!

— Громче…

— Мама-мыла-чай-хунь-чо-о-ой!

— Ой, — одна из сдобных барышень в лосинах резко открыла глаза. — Прошу прощения, молодые люди, разрешите поинтересоваться.

— Да-да, мадам, — улыбнулся я, чуть замедлив шаг.

— Вы из Китая?

— Эти господа из Китая, — кивнул я на Байболотовых. — А ваш покорный слуга всего лишь переводчик.

— Как здорово! — не без кряхтения, женщина высвободилась из лотоса и поднялась с коврика.

Мэтью напрягся так, будто ему чищенный корень имбиря в задницу вставили. Но сказать что-то поперёк явно ссыковал. На нём-то розовая маечка, а мы… ну… выглядим как те, кто может сломать хлебало человеку в розовой маечке, причём именно что за розовую маечку.

— Мы с мужем очень любим китайскую культуру! — продолжила барышня. — Позвольте представиться, Карина Семёновна Губарева, баронесса.

— Очень приятно, Ваше благородие. Василий Каннеллони.

— Ох. А скажите, Василий, эти господа здесь в каком качестве? Туристы или по бизнесу?

Ты ж моя хорошая! Всю работу за меня сделала!

— Ни то и ни другое, — я окончательно остановился и теперь старался говорить как можно громче. — Господа Ер Жи и Ман Си — монахи из школы Шао-Линь. Прибыли в Российскую Империю, чтобы преисполниться мудрости великого духовного наставника Ярыш-Ага.

— Ох, — у барышни отлетели брови. — Шаолиньские монахи? Приехали сюда? Наставляться?!

— А как же! Ярыш-Ага, — развёл я руками, мол, всё понятно.

— Впервые слышу.

— Уверен, что так оно и есть. В сети о нём стараются не писать. Великий мудрец, что путешествует по нашей необъятной Родине на теплоходе. Вот он, кстати! — я указал на нос «Ржевского». — Вон, видите?! Вон стоит Ярыш-Ага, а рядом его верный апостол…

Да, при этих словах Агафоныч смачно харкнул за борт, но первое впечатление уже было произведено. Впечатление от самого барона Ярышкина и огромного грузинского охранника гарема в простыне. Ну колоритно же! Ну здорово!

— Кстати! В Рыбинске мы забираем несколько человек на…

Духовный, сука, ретрит! Ах-ха-ха-ха! Аскеза! Полная! Раскладушки, миска риса на день и обет молчания! Хотите с нами до Питера, девчат?! Будет весело, отвечаю!

— … в городе мы пробудем до вечера, так что думайте. Честь имею, — с тем я ещё раз поклонился барышням и перекошенному Мэтью, а затем мы с шаолиньскими монахами мерно двинулись прочь…

* * *

Время шло. Магазины открылись и за беготнёй по ним я как-то совершенно позабыл про утренний эпизод с духовным ретритом. Так что к звонку со скрытого номера я отнёсся очень и очень настороженно, — Сидельцев в отличии от Ярыш-Ага не покидал мою голову ни на минуту.

— Алло, — ответил я, одновременно показывая большой палец очередному наряду вышедшей из примерочной баб Зои. — Слушаю вас.

— Василий Каннеллони, — заговорил со мной грубый мужской голос. — Это ты?

— Это я. А вы…

— Губарев моя фамилия. Его Благородие барон Губарев. Понимаешь, почему я тебе звоню?

— По правде говоря не совсем.

— Скажи-ка, дружок, это ты с моей женой сегодня утром общался?

Так…

Технически, до теплохода мы доберёмся быстро, и даже такси брать не придётся. Правда… вот уж не ожидал я, что даже на этой стоянке умудрюсь вляпаться так, что придётся спасаться бегством. Мэтью! Падла! Неужели обиделся?!

— Бабуль, быстрее, — прошептал я, прикрыв телефон ладонью. — Пожалуйста, — а голос в трубке тем временем уже перешёл на рёв:

— Это ты решил увезти мою жену хер знает на чём, хер знает куда и хер знает насколько?

— Да, — сказал я, на самом деле отвечая на вопрос Баб Зои о том-де, идёт ей платье или не идёт, но-о-о… вышло так, как вышло.

На какой-то момент в трубке воцарилась тишина, а затем:

— Золотой ты человек, Василий Каннеллони! — рассмеялся барон Губарев. — Скажи, куда и сколько перевести…

Глава 16

— Ярыш-Ага, значит, — повторил Агафоныч.

— Так точно.

— А ты в курсе, что по-татарски «Ага» значит дед? — недовольно вскинул бровь барон Ярышкин.

— И что? Значит себе и значит. Или ты хочешь сказать, что оскорбился? Ты у нас, типа, мальчик молоденький?

— Ну…

— Агафоныч, хорош! Давай! Ты же креативный директор! Включайся уже в работу!

— Это не работа! Я на такое не подписывался и вообще…

— Двести тысяч, — перебил я барона.

Точнее даже не перебил, а заткнул. Вколотил сумму прямо в глотку, так что тот чуть не подавился. Агафоныч моментально умолк, поджал губы и сделал вид, что размышляет. Дескать, знаток. Дескать, оценивает риски, высчитывает среднюю по рынку цену на наставничество и всякое такое прочее. А когда минутка лицедейства подошла к концу, сказал:

— Триста.

— Тебе в рифму ответить?

— Ладно, — кивнул Ярышкин. — Двести пятьдесят.

— Сто.

— Эй! — бедолага чуть не поперхнулся. — Откуда сто взялось?! Ты что за барыга такой, Василий Викторович?! Тебя где торговаться учили?!

Сошлись на ста восьмидесяти. И как же хорошо, что мы с сенсеем условились не лезть друг к другу в голову с разведывательными целями, потому что… иначе Агафоныч мог бы и психануть. Внезапно, я увёл у господина Мэтью очень платёжеспособную публику. Вот прямо очень. Все, как одна — заскучавшие жёны или любовницы Рыбинских аристократов.

Деньги, что называется, не проблема.

И потому за недельный ретрит с конечной остановкой в культурной столице, я запросил с каждой по двести десять кусочков. То есть тридцатку за день просветления. Без лишней борзоты, но при этом не продешевил. Ценник брал с потолка, но почему-то уверен, что некоторые из наших будущих пассажирок в месяц на ногтики больше тратят.

А теперь самый животрепещущий вопрос: сколько же их таких, страждущих вселенской мудрости, набралось? Что ж… комьюнити у барышень было дружное. Общались они друг с другом плотно, а новости по городу разлетались быстро, и уже к обеду на ретрит записалось аж пятнадцать человек. И думаю, что на этом продажи тормознутся.

Все, кто действительно хотел попасть на этот волнующий девичник, уже записались. А кто не записался — того не отпустили. Плохо себя вели, стало быть, и не заслужили инсайтов.

Ну а общую выручку подсчитать нетрудно. Хватит и на мороженку, и на пальто с карманами, и на частичное восстановление «Ржевского». Бегом-кругом сказать куда конкретно лучше всего впулить эти деньги пока не могу, но времени на подумать у меня будет предостаточно.

— Делать ничего не нужно, — начал я объяснять Агафонычу его должностные инструкции. — И даже говорить не нужно. Ты святой старец, который принял обет молчания и отрёкся от мирских страстей.