Меня не видно изнутри

Север огорошено моргнул – лицо его стало ещё более хмурым, чем обычно.

– Почему?

– Если бы я знала, почему – наверное, у меня были бы друзья.

– Алекс, за что тебя дразнили? – голос у Никки был очень грустный. Чувствительная, понимающая, она трогательно глядела на меня, сложив ручки на груди.

– Самое худшее из прозвищ, что у меня были – это моё имя, – голос показался каким-то хрипло непослушным и чужим.

– В смысле, твоё имя? – ещё мрачнее отозвался Север.

– А што такого в имени Алекш? – Рем пытался зубами открыть пачку орешков.

– Ничего такого, – я поджала губы.

Друзья молча переглянулись. Диана прикрыла книгу, заложив страницу мизинцем, и уставилась на меня – в глазах проснулся неподдельный интерес.

– Оно рифмуется с чем-то обидным? – спросила она.

– Нет, «Алекс» не рифмуется. Просто с моим именем связана одна история, из-за которой одноклассники постоянно потешались надо мной.

Вдаваться в подробности не хотелось. Пересказывать историю детских страданий – тоже. Мы отлично проводили время. Зачем портить такой вечер нытьём и жалобами? И хотя любопытство едва начало набирать обороты, хотя Фанаты с нетерпением ожидали продолжения, только Фрэдди и Марго обратили внимание, как меня потряхивает. Фрэдди громко покашлял, принимая огонь на себя:

– Над моим именем тоже все в школе смеялись. Шейла с Марго, наверно, помнят. Когда мы изучали римскую мифологию, весь класс звал меня «Жулик». Моё имя Меркурий, – а бог Меркурий покровительствует торговцам, жуликам и ворам, так что ребята сочинили байку, будто я помогаю маме обвешивать покупателей. Знаешь, Алекс, вот вроде несусветица такая, а прозвище прицепилось. И если бы Ри вовремя не вспомнила про Фрэдди Меркьюри, не подсадила бы всех на Queen, так бы меня и кликали Жуликом до выпуска.

Значит, я не одинока в этом. Фрэдди светло, ободряюще улыбался, хотя воспоминание ничуть не было приятным. Он поведал о своей боли, защитил меня от расспросов. Оттого признательность ему становилась всё глубже. Меркурий. Красивое имя.

Вдруг меня неприятно осенило – слишком часто эта фраза звучала из чужих уст. Моё имя хвалили, не представляя, как оно мне невыносимо. Пусть уж лучше будет Алекс – просто, понятно, без лишних вопросов. Я привыкла к нему, но это произошло не сразу.

– Слушай, золотце, – наплевав на исповедь Фрэдди, Север пристально, настойчиво глянул на Марго из-под бровей. – Может, ты тогда насчёт Алекс объяснишь?

– Слишком много «правды», золотце, – передразнила его Марго и обняла меня одной рукой. Встретив отпор, от нетерпения Север всё пуще раздражался:

– Опять девчачий сговор… И как же тогда вас звать, Ваше Высочество?

Его наезд меня насторожил.

– Алекс, как и прежде, – пролепетала я едва слышно. – Пока никто не знает, что значит моё имя, издеваться не выйдет.

Ребята молча переглянулись. Лица у них были как на подбор. Мы сделали перерыв, отправившись, кто куда: погулять, набрать ещё еды, поболтать друг с другом или просто молча выкурить сигарету.

Забравшись на крыльцо домика, где было тихо и темно, я наблюдала с высоты за общей картиной: Марго залезла на соседнее дерево – не такое огромное, как дуб, но тоже внушительное, и, галочкой зацепившись за ветку ногами, повисла вниз головой.

– Всё! Вот, видите, до чего вы меня довели? С вами повесишься со скуки.

– Вы посмотрите на неё. Никто Ваше Сиятельство не развлекает? – спросила Ди.

– Да!

Марк и Север, поспорив друг с другом, пытались закинуть кеды Севера на высокую ель – кто выше, а потом сами же ползали вокруг ствола в попытках их достать. Диана меланхолично прислонилась к лесенке, скрестив руки на груди, и молча созерцала. Вероника пританцовывала и напевала что-то шутливое про брата и рога, то и дело уворачиваясь от брошенных им шишек. Шейла растянулась на бревне, подложив под голову университетскую куртку Марка, и объедая пару веточек молодой черники. Фрэдди неподалёку беседовал с Ремом. Оба были неожиданно серьёзны и не смеялись.

Внутри одной из комнат на полке с припасами был припрятан мешочек орехов. Пока никто не видел, я набрала оттуда чуть-чуть фундука, чтобы покормить белок. Уселась на краю площадки, держась за ограждение, и, свесив ноги, болтала ими в прохладном ночном воздухе. Среди ветвей танцевали пушистые хвостики, но ни одна из белок не спустилась за угощением. Пришлось грызть орехи самой.

Снизу показался Фрэдди. Он ловко забрался на крыльцо и отряхнул штаны.

– Отсиживаешься в уголке, застенчивый цветочек?

– Какой цветочек? – я внимательно проследила в темноте за губами Фрэдди – вдруг мне что-то не так послышалось? Они чуть мерцали в полумраке, тая улыбку.

– Застенчивый цветочек. Тот, что прячется в тени, в укромном, неприметном местечке, подальше от толпы и солнечного света? Так говорят о людях, что предпочитают компании одиночество, – Фрэдди замер, положив руку на перила. Пальцы едва заметно сжали балку.

Фрэдди попал в точку. Я не ответила – смущение выдавало меня с потрохами, и вместо этого пожаловалась на неудавшееся знакомство с белками. В ладони осталась пара орешков. Тоскливо вздохнув, я отправила их в рот.

– Пытаться подружиться с лесными белками летом – дохлый номер, – объяснил Фрэдди. – Совсем не то, что с парковыми. Эти не жалуют людей. Вот зимой подкармливать – другое дело. Хотя ты вряд ли просидишь здесь так долго.

Фрэдди подал мне руку, намекая, что пора возвращаться. Я взялась за его тёплые пальцы, и, поднимаясь, задержала их в своих немного дольше, чем требовалось – ноги затекли от неудобного свешенного положения. От притока крови их остро закололо.

Я поблагодарила Фрэдди сквозь болезненный смех и размялась, прежде чем спуститься по лестнице. Спокойный, уравновешенный, вежливый – Фрэдди улыбался мне, и улыбка эта говорила, что всё в порядке. Такой дружочек-пирожочек, тёплый и мягкий как утренний тост. Пытаясь поддержать беседу, я несла какую-то чушь о белках. Меня словно прорвало. Поток речи хлестал изнутри. А потом в одну секунду разум переклинило, и слова вдруг растерялись. Мы в полной тишине спустились вниз.

Фрэдди подал руку и помог мне спрыгнуть на землю, а потом машинально, похоже, по давней привычке, с ободрением похлопал по спине – так по-домашнему, будто знал всю жизнь. От его прикосновения всё тело пробило дрожью. Либо это было уловкой, либо чистой наивностью, но Фрэдди почему-то решил, что я замёрзла, и набросил на мои плечи свою кожаную куртку – тяжёлую и тёплую. С одной стороны, жест личный, который мне пока не хотелось принимать, а с другой – слишком уютно, чтобы отказываться.

– Оу, погоди секунду! – воскликнул Фрэдди и осыпал меня новой порцией мурашек, аккуратно запустив руку во внутренний карман.