Меня зовут Бригантина

— Зайцы — это такие маленькие дикие собаки, у которых уши длинные, как у тебя, но они не висят, а стоят торчком, — объяснила я и показала, на что похожи заячьи уши. — Они очень быстро бегают, как ты. И всех боятся, как ты.

— Как интересно… — протянула Брыся. — А они тоже умеют лаять?

— Конечно, умеют, но они никогда не лают, потому что хорошо воспитаны. Их мамы прилагают много усилий, чтобы зайцы не лаяли на друзей и знакомых. У зайцев вообще хорошие манеры.

— Что такое хорошие манеры?

— Это, Брыся, самое большое достижение в воспитании животных. И некоторых людей, — как можно серьезнее ответила я.

— Да? — забеспокоилась Брыся. — А у меня они есть?

— Давай я перечислю, — улыбнулась я, — а ты сама реши. Хорошие манеры, это, например, не писать дома, а проситься на улицу. Съедать свою миску до конца, а не раскладывать еду по полу, выбирая самое вкусное. После еды вытирать рот салфеткой, а не об ковер… Ну как?

Брыся потупилась:

— Пока никак.

— Продолжаем!

Для большей убедительности я даже начала загибать пальцы:

— Входя утром в комнату, вежливо говорить «Доброе утро», а не падать всем телом на лицо спящего человека. Ложась спать, не стонать, как ветер в дымоходе, а сразу засыпать и спать до утра. Сидеть в машине на своем месте, а не висеть всем телом на руке, переключающей передачи. Не лаять дома и в ресторане, а только в специально отведенных для этого местах. Все это — хорошие манеры.

— А зайцы? — спросила Брыся, обиженно поджав губу. — Ты уверена, что зайцы все это умеют делать?

— Я точно знаю, что зайцы никогда не писают у себя дома и не лают в ресторанах, — уверенно ответила я.

— А рот? — продолжала Брыся. — Рот они обо что вытирают?

— Не знаю, — честно призналась я.

— Вот! — торжествующе закричала Брыся. — Может, они вытираются совсем даже и не салфетками? Давай найдем зайца и спросим! Мы же все равно в лес идем?

— Тут, Брыся, ты должна будешь выбирать: либо лаять на зайца, либо спрашивать его про рот! — ответила я. — Одновременно не получится.

— Да?… — разочарованно спросила она. — Тогда я лучше спрошу. Мне про рот интереснее. А лаять я могу и на следующего зайца, как только про рот узнаю.

— Ладно, — сказала я, достав с полки поводок, — тогда пошли? А то скоро обед, и наши друзья начнут без нас.

— Как это без нас? — возмутилась Брыся. — Тогда побежали скорее в лес, зайца искать! А то все-таки очень хочется узнать, обо что он вытирает рот!..

С того самого дня, стоило мне завести речь о каком-нибудь правиле поведения, Брыся сразу уточняла, соблюдают ли его зайцы. Если я не могла ответить однозначно, Брыся выкладывала последний козырь: «Если зайцы этого не делают, то и я не буду».

Так, загнав меня в угол с помощью моей же логики, она продолжала раскладывать еду по полу, ведь у зайцев мисок нет. Рот она продолжала вытирать о наш красный нарядный ковер, и он вскоре стал похож именно на то, чем, собственно, и был: на ковер, о который вытирает рот собака. Оставалось надеяться на чудо, которое, к счастью, не замедлило произойти.

Однажды воскресным утром я читала, устроившись на диване перед камином, а Брыся носилась по дому в поисках ею же спрятанных игрушек. Я следила за ней, слушая, как она копается под этажеркой в прихожей.

Вдруг раздался ее вопль:

— Мама! Скорее! В гараже кто-то плачет!

— Брыся, — терпеливо ответила я, не отрываясь от страницы, — не выдумывай! В гараже никого нет, только мотоциклы!

— Ничего я не выдумываю! Иди, послушай, если не веришь!

— Ты ничего не перепутала? Может, это у соседей?

— Ничего я не путаю! — возмущалась она. — Точно тебе говорю, в нашем гараже кто-то плачет. Пойдем скорее, посмотрим!

Мы пошли в гараж. Брыся была права: до меня отчетливо донесся писк какого-то несчастного существа. Оно плакало совершенно безутешно.

Брыся торжествующе посмотрела на меня:

— Он вон там, под этажеркой! Слышишь?

— Слышу, слышу! — кивнула я. — Это, наверное, мышь. Давай ее искать…

Я начала снимать с беспорядочно заставленной этажерки ящики с инструментами и всякие коробки, пока, наконец, не добралась до самой нижней полки, на которой толпились собственноручно закатанные мной прошлым летом банки с вареньем.

— Вижу! — вдруг заорала Брыся. — Вон она! Мышь!

И правда, это была мышь. Она безнадежно прилипла к вишневому варенью, протекшему из лопнувшей банки на серебристый подносик, стоявший на полу. Варенье успело основательно загустеть, и обездвиженная мышь жалобно стонала, лежа на боку. Судя по ее причитаниям, она оплакивала свой последний день. Красивая смерть, подумала я, умереть в луже варенья на старинном подносе…

— Что делать будем? — спросила я. — Мыши, конечно, существа вредные, но оставлять мучиться любое животное — бесчеловечно, а убивать — рука не поднимется. По крайней мере, у меня.

— И у меня! — закивала Брыся. — Давай ее спасем!

— Давай.

Взяв подносик со стенающей мышью и пустую банку из-под польских огурцов, мы пошли в ванную. Я включила душ и начала щедро поливать ей спину теплой водой. Мышь, закатив в ужасе глаза, замолчала. Алое варенье стекало по белоснежным стенкам ванны, чем-то напоминая сюрреалистическое закатное зарево на полотнах Дали. Через пару минут водных процедур страдалица отлипла и упала на дно ванны. Я подставила банку и газетой загнала ее туда.

— Дай посмотреть! — требовала Брыся, прыгая вокруг меня. — Ой! Какая хорошенькая! А можно я ее себе оставлю?

— Даже не думай! — строго ответила я и накрыла банку полотенцем. — Пойдем, выпустим ее в сад! Мы спасли ее от верной смерти!

Мы вышли на террасу. За последние три дня сильно похолодало, и изо рта уже шел пар. Я открыла банку.

— Мама! — вдруг озабоченно сказала Брыся. — А мышь-то — мокрая! Она же простудится!

Я посмотрела на мышь. Та чихнула.

— Вот! Она уже чихает! — Брыся взволнованно запрыгала вокруг меня. — Не выпускай ее, ма-а-ама! Пусть она сначала высохнет! Давай ее у камина подсушим! А то она совсем умрет…

Брыся изобразила вселенскую скорбь, крайнее послушание и полное отсутствие дурных, с моей точки зрения, намерений.

— Ладно, — сказала я специальным педагогическим голосом. — Я сейчас поставлю банку возле камина, но, если ты ее случайно перевернешь и мышь сбежит, пеняй на себя.

— Не сбежит, мама! — моментально оживившись, страстно закивала Брыся. — Я даже близко не подойду! Я глазами только!..

— Вот-вот, только глазами, — пригрозила я пальцем для пущей убедительности.

Она радостно поскакала к двери: