Мера воздаяния
Шрифт:
Комфортное, при полном достатке проживание в процветающей североамериканской стране немало расслабило меня психологически и привило некоторую леность и благодушие; даже походка моя сделалась несколько замедленной и вальяжной, как у многих канадцев.
Тем не менее я чувствовал себя готовым к поездке в Россию, чтобы выполнить свой долг. А в боевом отношении – к противостоянию злоумышленникам, если таковые появились бы.
При содействии офицера полиции Бенджамина Смита – он был наполовину русский и мы дружили семьями – я провёл несколько тренировочных схваток с лучшими бойцами антитеррористических подразделений Торонто, чтобы
Кроме того, я прошёл краткий курс обучения методам ухода от слежки – как в толпе, так и в безлюдных местах и при перемещении на личном автомобиле и общественном транспорте. Всё это могло пригодиться во время пребывания в России.
Мне необходимы были документы на новое имя и фамилию. Я опять обратился к Бенджамину Смиту.
– Оформление подобных носителей информации противозаконно, – с деланной сухостью ответил он, поджимая губы, – и я не могу пойти на должностное преступление. Однако, – Бенджамин сменил выражение лица, улыбнулся и лукаво прищурил глаза, – мне доводилось иметь дело с неким Анджеем Заребой, поляком из Рочестера; это в США, но недалеко от Торонто, ты знаешь. Насколько мне известно, он давно промышляет фабрикацией таких корочек – с немалой выгодой для себя. Дам тебе его адресок; попробуй обратиться к нему. Только приготовь денежки в необходимом количестве.
Этот Зареба оказался профессионалом высочайшего класса: он изготовил для меня, можно сказать, самый настоящий паспорт, и я стал Груновым Фёдором Даниловичем.
– Бумага удостоверения – не поддельная, – сказал он, когда я заплатил ему. – И шнур для сшивки страниц такой, какой нужен. Не буду говорить, как эти материалы попали в моё распоряжение.
И зачем-то спросил:
– Что, мистер, собираемся провернуть какую-то аферу? Или спасаемся от кого-то?
– Нет, – ответил я, – надо сделать одно богоугодное дело.
– А-а, богоугодное! Хотелось бы узнать, что у вас получилось.
– Может, и узнаете когда-нибудь, чем чёрт не шутит.
– Ну ладно, вижу, вы порядочный человек. Удачи вам!
Уже когда я направился к выходу, Зареба бросил мне в спину неожиданное:
– А кто вы будете по профессии?
Я остановился, повернулся к нему и сказал:
– Я – солдат.
– Профессиональный? – спросил он.
– Да, я профи.
– Главное, чтобы вы никого не убили.
– Постараюсь избежать этого.
– Ты безумен, Измайлов, – сказала Наташа перед расставанием. – Тебе в своё время просто сила небесная помогла ускользнуть от полицейского преследования. И вот ты снова намереваешься испытывать судьбу на территории, полной опасностей.
Я успокаивал её словами, что у меня надёжные документы, что ни в какие передряги не полезу и что, как только выполню последнюю волю Татаринова, сразу вернусь обратно. Что мне надо только сгонять туда и обратно, возможно, это будет вопросом лишь нескольких дней, в худшем случае – недель.
– Смотри, лето наступило, – говорил я, улыбаясь во всё лицо и стараясь выказывать полнейшую безмятежность, – погоду по интернету обещают тёплую, благоприятную в районе Ольмаполя, так что впереди просто отдых предвидится, лафа выйдет, а не поездка.
– Ты мог бы позвонить Михаилу Болумееву, – отвечала жена; лицо её было сумрачным от нескрываемой печали, – чтобы он взял бумаги Татаринова и сделал, что в них написано.
– Наташа, родная, так нельзя. Филипп Никитич именно меня просил
исполнить завещание, и я дал ему слово. Разве можно такое передоверять кому-либо! Вот скажи, как ты поступила бы на моём месте?– Увы, конечно, поехала бы.
– Ну вот, а меня склоняешь остаться. Кем бы я был, послушайся тебя! Да ты сама стала бы относиться ко мне с презрением.
– Склоняю, потому что мне страшно за тебя, милый.
– Не бойся, всё будет хорошо, вот увидишь. Ещё посмеёмся над твоими тревогами.
– Возвращайся скорее, – сказала она, провожая меня на пороге дома. – И помни, Валечка, мысленно я всегда с тобой.
На подъездной дорожке за оградой нашего приусадебного участка меня ожидало такси.
– В аэропорт Пирсон? – спросил шофёр в ожидании подтверждения.
– Да, – ответил я, кивнув головой. – В Пирсон.
Глава третья. Встреча с Лошкариным
Проездом через Германию я прибыл в Москву, сутки оставался в столице, свыкаясь с российской жизнью, и поездом выехал в Ольмаполь.
Я находился в розыске и как зэк, бежавший из места заключения, и как субъект, подозреваемый в убийстве нескольких человек на мосту через речку Агапку, и, конечно, старался не засвечиваться.
Тогда, возле моста, повторяю, я только отстреливался, была самооборона, но при российском правосудии мои доказательства мало чего могли стоить. Об этом говорили и мой предыдущий жизненный опыт, и судебные приговоры, искалечившие судьбы Вешина и Татаринова и не только их. Тем более что по крайней мере один из убитых был полицейским. В любом случае, попади я в лапы правоохранителей, меня посадили бы за решётку надолго и всерьёз со всевозможными ограничениями жизнедеятельности.
Это был Вячеслав Ерманков. Он открыл по мне огонь из автомата, когда я на легковой машине въехал на мост и мне деваться было некуда. Меня спасли только мгновенная реакция, армейская подготовка к чётким грамотным действиям в условиях смертельной опасности и предыдущий опыт боестолкновений. К полицейскому – точнее, к преступнику, прикрывавшемуся казённым мундиром – присоединились четверо его сообщников, и они палили по мне уже все вместе.
Резко повернув руль, я сбросил авто с моста в реку, при падении выпрыгнул из кабины и под водой доплыл до прибрежного кустарника. Уже оттуда, выплыв на поверхность, я открыл ответный огонь из двух пистолетов. Собственно, мне просто повезло, что нападавшие промазали, ибо боеприпасов они израсходовали – целую роту хватило бы положить, половина моста была усеяна стреляными гильзами.
В Москве я встретился с полковником Дмитрием Ивановичем Лошкариным, командовавшим нашей группой спецназа на Ближнем Востоке, будучи в то время старшим лейтенантом. Позже он вынужден был уйти из армии и возглавил отряд СОБР «Гроза», базировавшийся в Подмосковье. Оба мы были обязаны друг другу жизнью – так уж случилось по ходу военных операций в Сирии, – и это соединяло нас сильнее кровных уз, не считая семейные, естественно.
Рандеву состоялось близ окраины города в небольшом придорожном кафе «Пилигрим», где не было камер распознавания лиц, что полковник знал наверняка.
Заказали по стакану крепкого чёрного чая с сахаром.
– И ради чего ты приехал? – спросил он в первую же минуту встречи. – Приключения искать, для этого, да? Ты же в первой десятке разыскиваемых.
Я рассказал о завещательной просьбе Татаринова, о бумагах, которые он передал мне, предчувствуя скорый уход свой из мира сего, и необходимости исполнить последнюю волю друга.