Мерецков. Мерцающий луч славы
Шрифт:
Мерецков проводил в штабе совещание, когда вручили ему телеграмму. Кирилл Афанасьевич вслух прочёл:
– «Вам немедленно прибыть в Ставку. Сталин».
Лететь пришлось недолго, хотя всё небо заволокли дождевые тучи. «Дуглас» командующего легко приземлился на Центральном московском аэродроме. «Коль депешу подписал Сталин, сразу же поеду в Кремль», - рассудил Кирилл Афанасьевич.
Сталин встретил его возгласом:
– Уже прибыли? Быстро вы, однако. Проходите к столу и садитесь.
– Он кивнул на кресло.
– Как там у вас, финны не бряцают оружием?
– Пока перемирие они соблюдают, - ответил Мерецков.
– А смогут ли они разоружить немецкие дивизии, я сомневаюсь.
– Потому-то вам надлежит держать палец на крючке, - предупредил Верховный.
–
– Верховный с минуту помолчал. В это время зазвонил телефон ВЧ. Это был маршал Жуков.
– Как развиваются события в Болгарии?
– спросил у него Сталин.
– Маршал Толбухин начал боевые действия?.. Говорите, идёт братание наших бойцов и командиров с болгарами? Так это замечательно!.. Нет-нет, разоружать болгарские войска не надо, всё оружие оставьте при них, так и скажите маршалу Толбухину. Как видите, - продолжил Сталин, - Георгий Димитров был прав, когда уверял вас, что болгарские солдаты и офицеры не поднимут оружие против Красной Армии, а встретят советских бойцов хлебом-солью, по старому славянскому обычаю... Да-да, вы правы, товарищ Жуков, теперь в Болгарии созданы все условия, чтобы свергнуть царское правительство Багрянова и установить власть Народно-освободительного фронта... Хорошо, товарищ Жуков, действуйте так, как мы с вами условились. Нет, пока оставайтесь у маршала Толбухина, а в конце сентября вернётесь в Ставку. До свидания!
Мерецков понял, что доклад Жукова обрадовал Сталина.
– Так на чём мы с вами остановились?
– спросил он Кирилла Афанасьевича.
– О задачах Карельского фронта по разгрому врага в Заполярье.
– Вот-вот, разгромить немцев на мурманском направлении. Как, по-вашему, операция будет трудной?
Оба некоторое время обсуждали проблему подготовки операции на Крайнем Севере. Судя по тому, что Верховный то и дело бросал реплики по ходу беседы, приводил на память изречения Суворова и Наполеона, он был доволен и все предложения Кирилла Афанасьевича одобрил. Теперь ему следовало всё обобщить и свой вариант прислать в Ставку.
– Беритесь за это дело серьёзно, с учётом политического фактора, - подчеркнул Сталин.
– Знаете, я очень устал, - неожиданно сказал он.
– Приглашаю вас отобедать со мной, там мы продолжим нашу беседу. Не возражаете?
– Я согласен.
Улетал Мерецков в Беломорск, где всё ещё находился штаб фронта, поздним вечером. Осенний день угасал, солнце убежало за горизонт, чтобы хоть немного отдохнуть, а наутро снова взойти на небосклон и всех одарить своими живительными лучами. У Кирилла Афанасьевича было хорошее настроение. Впервые ему довелось так долго, с глазу на глаз, беседовать с вождём по многим военным проблемам, и отрадно, что ни один из его тезисов по стратегии и тактике нынешней войны тот не только не опроверг, но даже не поставил под сомнение. Казалось, что наконец-то он нашёл общий язык с Верховным. Но его ждало разочарование.
7 сентября на КП фронта позвонил командарм 26-й генерал Сквирский и сообщил, что 18-й горнострелковый корпус немцев начал отходить с ухтимского направления.
– Немедленно преследуйте врага!
– приказал генералу Мерецков, выслушав его.
Днём раньше командарму 19-й генералу Козлову был отдан приказ: «Приступить к выдвижению основных сил обходящей группировки в тыл З6-го вражеского армейского корпуса». За это время войска генерала Козлова совершили почти стокилометровый марш-бросок на пересечённой местности, и в ночь на 12 сентября 19-я армия внезапно для противника, далеко обойдя его укреплённые позиции, перерезала его коммуникации. В пять утра на рассвете генерал Козлов доложил об этом Мерецкову.
– Мои войска оседлали дорогу в районе Кайралы и вышли в тыл немецкому корпусу!
– весело прозвучал в трубке голос генерала.
Не теряя времени, Мерецков тут же сообщил об этом в Генштаб генералу Антонову. Тот, уточнив некоторые детали окружения немецкого 36-го
корпуса, сказал:– Вас понял, ждите распоряжения.
Мерецков стоял растерянный. Ему было непонятно, почему Антонов не отдал приказ уничтожить окружённого противника? Что его смутило? «Ждите распоряжения...» Уже прошёл почти час, а Антонов не давал о себе знать. Начальник штаба генерал Крутиков, назначенный недавно на эту должность по предложению Мерецкова, заметил, как волнуется комфронтом, как ему не терпится услышать звонок телефона, от которого тот не отходит, всё время о чём-то размышляя. Увидев немой вопрос в глазах Крутикова, Кирилл Афанасьевич вдруг признался ему:
– У меня сосёт под ложечкой, Алексей Николаевич, я так и не понял, почему нужно ждать каких-то указаний, когда окружённого врага надо уничтожать, тем более если он не сдаётся?
В разговор вступил член Военного совета генерал Штыков. Он заявил комфронтом, что не следовало информировать Генштаб об окружении вражеского корпуса, надо было уничтожить его, а уж потом рапортовать.
Мерецков опешил.
– Как это не следовало информировать Генштаб? Ты, Терентий Фомич, партизанщину мне не навязывай. Мы же не полк окружили, а целый корпус! На его уничтожение потребуется не менее двух армий, а без ведома Ставки я не могу взять их из состава моего фронта. Эти две армии должна дать Ставка.
Генерал Штыков заметно смутился, даже опустил глаза, но вновь заявил, что, будь он командующим фронтом, так бы и поступил. Кирилл Афанасьевич хотел было ему возразить, но в это время связист принёс телеграмму из Ставки за подписью генерала Антонова. Мерецков прочёл её вслух:
– «Ни в коем случае не ввязываться в тяжёлые бои с отходящим противником и не изнурять войска фронта глубокими обходами; уничтожать фашистов в основном огневыми средствами, расставленными вдоль дороги, по которой отходит противник. Антонов». Что скажешь, генерал Крутиков?
Начальник штаба растерянно пожал плечами, посмотрел на генерала Шлыкова и едва не выругался.
– Это какой-то ребус, а точнее - головоломка!
– Мне эта депеша тоже не совсем понятна, - признался Кирилл Афанасьевич.
– Я буду звонить в Ставку!
13
Мерецков думал. Во дворе завывал ветер, в окно Кирилл Афанасьевич видел клочок неба, и такая грусть овладела им, хоть в петлю лезь. Как бы то ни было, а приказ Генштаба необходимо выполнить, а не вступать в полемику. Кирилл Афанасьевич был уверен, что своё распоряжение Антонов согласовал с Верховным. Смутно всплыли в памяти слова Сталина, сказанные им в Ставке на недавнем приёме: «Не стремитесь, товарищ Мерецков, распылять силы фронта, надёжней, когда бьёшь врага сильным кулаком, а не растопыренными пальцами!» Не с этим ли связаны указания Генштаба? «Нет, я ему снова позвоню, - загорелся Мерецков.
– Что он из меня дурачка делает? Сказал бы, мол, так и так, это распоряжение Верховного, а не моё... Нет же, помалкивает».
Связь с Генштабом дали быстро. Генерал Антонов, кажется, рассердился, выслушав Мерецкова: повысил голос, в нём звучала твёрдость, какая бывает, когда отдают приказ.
– Что вам дался этот немецкий корпус?
– спросил Антонов.
– Чтобы разбить его, нужны резервы, а дать их вам мы не можем! Если же вы бросите на этот корпус свои силы, чем тогда будете воевать с врагом в Заполярье?
– Обидно, Алексей Иннокентьевич, что мы теряем богатую добычу, но ставить под сомнение ваше распоряжение я не могу, - ответил Кирилл Афанасьевич.
Генерал Крутиков смотрел на него внимательно, ему даже стало жаль комфронтом. Тот прочёл в его глазах сочувствие, но сделал вид, что этого не заметил, и хмуро приказал срочно соединить его с генералом Козловым.
Не успел комфронтом выпить стакан чаю, как генерал Козлов вышел на связь. Разговор был коротким. Мерецков объяснил ему ситуацию, похвалил за быстрые и решительные действия по преследованию немецкого корпуса и приказал:
– Операцию по окружению немецкого стрелкового корпуса прекратить!