Мерей

Стены самого здания выглядели неплохо, они ещё держались, хоть крыша уже местами провалилась. Подойдя ближе, Мерей почувствовала запах сырого дерева, что указывало на давно сгнивший пол. Всё вокруг напоминало недостроенный замок из конструктора, будто дети не устали и ушли спать, бросив игрушки прямо на улице, так и не вспомнив о них потом.

— Вот я и дома, — вздохнув, произнёс Хэмми и его голос прозвучал немного жутко.

— Мне очень жаль, — сорвалось с её губ почти шёпотом, как заклинание.

— Не стоит. Я тут родился и умер тоже тут, — стоя прямо напротив широкого дверного провала, протянул он.

Молчание, звенящей струной пело в воздухе, рождая в голове Мерей тысячи вопросов. Но нарушить это молчание было бы преступлением. Даже если сам Хэмми ничего не чувствовал, она могла чувствовать за него, а от этого места веяло болью. Но не душевной, хотя и её оттенки можно было уловить.

— Ты должно быть подумала, что этот дом принадлежал мне, но это совсем не так, — выдержав паузу, наконец, заговорил парень, — Тебе эта информация ни к чему, но я бы хотел, что бы хоть кто-то знал мою историю.

Бросив взгляд на неё, он снова посмотрел на дом. Уголки губ были так же опущены, но глубокие и спокойные вдохи свидетельствовали о тяжёлых мыслях. Он ни с чем не боролся, скорее подбирал слова.

— Если ты не готов, можешь ничего не говорить. Я просто могу побыть рядом с тобой или отойти и дать тебе время. Иногда нужно побыть одному, чтобы просто подумать, — предложила девушка, стараясь говорить без той жалости, что уже охватила её сердце.

— Моё молчание вызвано скорбью по той бесполезной жизни, что я прожил. Я был никчёмным человеком и умер как никчёмный человек, один из многих. Наверное, не это ты хотела бы услышать, — горькая усмешка тронула губы, заставив уголки на мгновение подняться.

— Зачем ты так? Если ты прожил обычную жизнь, это совсем не значит, что она была никчёмной.

— Защищаешь меня?

— Совсем нет. Просто мне кажется, что ты слишком требователен к себе.

— Тогда слушай. Я не был благородным господином, хотя кровь в моих жилах и можно назвать наполовину благородной. Моим отцом стал владелец этого дома. Типичный аристократ, подонок, уверенный, что всё в мире можно купить, и были основания так думать. Ведь он всё же купил молчание своей супруги и других родственников, строил из себя благочестивого и богобоязненного человека, но каким-то чудом одна из служанок родила ребёнка. Слуги тоже люди, поэтому ничего удивительного в этом не было, кроме того, что она не было замужем. В это время мой отец был в Америке, поэтому ничего не успел сделать. К его возвращению меня уже успели крестить, поэтому устранить плод греховной связи без шума не получилось бы. Он всегда смотрел на меня с неприязнью. Самое забавное в этом было то, что его никак не волновал сам факт совершения греха, ему не нравились последствия.

— Это ужасно.

— Нет. Время было другое. Кто-то хуже, кто-то лучше, но суть у всех одна. Люди — это животные, которые до жути боятся признаться в своей греховной природе. Но другого отца и матери у меня не было. Служанке разрешили оставить меня в доме, но я должен был помогать ей, и я старался. Я не знал, кто мой отец, и недаром говорят: «Блаженные не ведающие… Ибо живётся легче и проще. Всему восторгаешься, да и сравнивать особо не с чем», — достав пачку, Хэмми вытянул сигарету и щёлкнув зажигалкой, закурил, — Я долго ничего не знал, а как узнал, так всё встало на свои места. Меня ненавидели за сам факт того, что я жив. Ненавидел отец, его жена, старшие дети, которых науськивала мать и даже та, что меня родила. Даже она со временем начала меня ненавидеть, и я не могу её винить за это. Она не могла уйти, промышленная революция обесценила человеческий труд, спрос во много раз превышал предложение, поэтому другой работы с такой же оплатой она бы не смогла найти. Я не виню её, наверное, поэтому я и стал тенью. При жизни у меня было слишком много эмоций, а я отчаянно хотел от этого избавиться. Беспощадная ирония судьбы.

— Ты здесь стал Тенью?

— Да. Я плохо помню тот день. Но когда начался пожар, я оказался заперт в спальнях для слуг. Стена огня отрезала нас от единственного выхода, помещение без окон, и соответственно, возможности избежать смерти. Паника и крики ещё долго стояли у меня в ушах. Многие задохнулись от дыма, но я чувствовал всё до последнего. Когда земля остыла, наши останки даже не предали земле. Тут неподалёку есть болото, всех скинули туда, и через некоторое время я возродился.

— Это ужасно, — прошептала Мерей, поражённая чудовищным прошлым. Взяв парня за руку, она хотела его приободрить, пусть даже знала, что он ничего не чувствует. На протяжении всего рассказа, его голос даже ни разу не дрогнул.

— Самое чудовищное, что нас могли спасти. Пожар возник в кладовой. Возможно, кто-то обронил свечу или дети игрались, но если бы отец приказал разбить окно на кухне и приказал заливать водой комнату, мы бы выжили. Как он потом сказал: «С чего я должен был думать о слугах?»

— Ублюдок!

— Типичный представитель своего круга. Эгоцентричный, жадный, безжалостный. Если он приказывал избавляться от своих внебрачных детей сразу при рождении, думаешь, его сильно волновала жизнь слуг?

— Ты сказал, что тут был пожар…

— Когда я воскрес в качестве тени, прошло много лет, всё успели уже восстановить, а отец разменял восьмой десяток.

— Ты отомстил ему?

— Нет. Я не хотел марать руки в его крови, тем более что ему оставалось не так много. Но я поглотил души его детей прямо у него на глазах. Единственное, что может меня оправдать, так это то, что это были уже взрослые люди, со своим грузом грехов. Хотя зачем монстру оправдание.

Девушка вздрогнула и испуганно посмотрела на него. Этот страх являлся чем-то глубоким, и причиной были его слова о смерти, столь спокойные, будто они говорят не о людях, а о яичнице на завтрак.

Хэмми посмотрел на Мерей и встретившись с её взглядом, кивнул с лёгкой улыбкой на губах.

— Раз у нас вечер откровений. Если позволишь, я хочу ещё кое-что показать, — предложил он, не отрывая взгляда.

Несмотря на страх, он манил её. Рядом с этим существом она чувствовала себя как в ситуации, когда говоришь, что поступить определённым образом — это плохая идея, понимаешь это, но всё равно совершаешь ошибку. Хэмми был той ошибкой, которую она хотела совершить. Пусть с каждым разом она и теряла надежду, увидеть в глубине его глаз хоть что-то помимо пустоты. Они сводили её с ума, эти глаза. Девушка никак не могла смотреть в них слишком долго, но почему-то очень старалась.

Вокруг пахло сыростью, мхом, мокрой травой и землёй. Молчание слишком сильно затянулось, грозя стать неловким. Сглотнув, Мерей неуверенно кивнула.

Хэмми грациозно поклонился, как принц из сказки, и протянул ей левую руку, в тот момент, когда правая находилась за спиной, немного согнутая в когте, и ладонь сжата в лёгкое подобие кулака. Всё это выглядело как приглашение на танец. Мерей удивилась такому поступку, но она уже решила ему доверять, поэтому подала руку.

Как только их ладони соприкоснулись, парень улыбнулся и выровнявшись, подтянул девушку к себе ближе. Было такое ощущение, будто вот-вот зазвучит музыка и он закружит её в танце, но этого не случилось.

Хэмми обнял девушку за талию свободной рукой и посмотрел в глаза:

— Прикрой глаза и постарайся раствориться в себе, — в данную минуту на её лице было очень легко прочитать не просто удивление, а некий шок и непонимание.

— Хорошо, — она не знала стоит ли верить ему, но подчинилась.

Сердце бешено колотилось, волнение билось прямо внутри черепной коробки. Быстро проведя языком по внезапно пересохшим губам, она почувствовала, как её окружает какая-то энергия.

Внезапно на неё накатило невероятное давление, словно всё тело сильно сжали со всех сторон. Тошнота отпустила, но появилось удушение и непонятная боль в сердце, а особенно гадко стало на душе. Накатило крайне мерзкое чувство. Словно она сделала нечто настолько ужасное, настолько, что даже приговорённые к смерти, брезгливо отшатнулись бы, увидев её в одной камере.