Мертвецы сходят на берег

"КРУПНЕЙШИЙ НОРВЕЖСКИЙ БИЗНЕСМЕН КУПИЛ ДОМ С ПРИВИДЕНИЯМИ!"

Давалась весьма лестная характеристика Арне и его положения в деловых кругах, далее шла краткая версия легенды о старом пирате и, наконец, описание планов Краг-Андерсена о переустройстве "пиратского гнезда" с целью его превращения в фешенебельный морской курорт для избранных.

– Фантастика!
– вырвалось у меня.
– Черт побери! Но каким образом маленькая деревенская новость вдруг попадает в крупную американскую газету?

– Чудачок! Такими вот "сенсациями" питаются газеты всего мира. И не надо забывать, что наш Арне и впрямь "крупнейший норвежский бизнесмен". У него есть хорошие связи во всех больших странах, и, разумеется, у него есть свои связи и в прессе.

– Но к чему такая спешка? Ведь еще ничего не готово...

– Ах, мой милый! Видно, ты недооцениваешь страсть нашего друга к славе. Положение обязывает... Да и по сути это, наверное, прелюдия к будущей крупной рекламной кампании. Но сейчас меня особенно интересует одна вещь... А вот и наши дамы! Мне нужно на почтамт. Эбба, пойдешь со мной?

– Постой; ты же хотел что-то сказать! Они уходили, а я оставался в недоумении.

– После, Пауль, чуть позже! Мне нужно позвонить в Осло.

Моника подошла ко мне. На ней было белоснежное платье. Впервые после приезда на Хайландет мы с ней оказались вдвоем.

– Ну, что мы будем делать?
– спросила она, улыбаясь, - Давай покатаемся на лодке.

– Погода, по-моему, портится, - возразил я.
– Взгляни-ка вон туда...

На горизонте над морем появились темные мохнатые тучи.

– Ну и что? Боишься промокнуть?
– в ее словах мне послышался вызов, который чуть вспыхнул и снова погас, потому что она попросила:

– Ну, пожалуйста, Пауль, поедем! Мне очень хочется!

Мы спустились вниз к сходням, взяли старую моторку и отчалили. Я сидел у руля, а Моника, свесившись через борт лодки, опустила руку в зеленую воду. В этом белом наряде, с опущенной рукой, она походила на большого, прекрасного лебедя из сказки Андерсена. Ветер играл ее мягкими светло-каштановыми волосами, мне было видно ее маленькое розовое ухо. Если бы я был художником или скульптором, я изобразил бы ее вот такой, в лодке. Хотя все фантазии мастеров блекнут пред этой роскошнейшей картиной природы - живой, ослепительно прекрасной женщиной в белом платье.

– О чем задумалась?
– спросил я, чтобы она пошевелилась.

Моника взглянула на меня и улыбнулась.

– Хорошо, правда? Я кивнул.

– Я вспомнила одну историю, которую якобы рассказывал Оскар Уайльд. В одном маленьком городе жил молодой человек. Он был поэтом. Каждый день он ходил гулять в одиночестве, а когда возвращался, усаживался в кабачке, и знакомые спрашивали, что он сегодня видел в пути. И он говорил, что когда шел через мост, видел в речке наяд и тритонов, а в лесной чаще танцевали фавны и крошечные эльфы. И каждый день он рассказывал людям свои сказки. Но вот однажды, когда он шел по мосту, он взглянул в реку и вдруг увидел, что там тритоны и наяды. Он пошел в лес - а там танцевали фавны и эльфы. Когда он вернулся в город и зашел в кабачок, его, как обычно, окружили друзья и спросили, что же сегодня он видел? Но он промолчал. Тогда они начали приставать к нему с расспросами. И тут он ответил: ничего.

Я помолчал, но все же спросил:

– И почему же тебе вспомнилась эта история? Ты полагаешь, что Арне - тоже поэт?

– Нет!
– Она рассмеялась.
– Я просто думаю, когда сам сочиняешь, легко рассказывать... А вот если представить, что твоя выдумка вдруг обернулась реальностью - тут-то и онемеешь!

– Значит, ты веришь, что здесь происходит нечто противоестественное? Сверхъестественное?

– Не знаю, чему тут верить или не верить... Но я чувствую, что надвигается какая-то беда. Когда сегодня я увидела Арне, его лицо, мне захотелось поскорее уехать домой. Да... Но что-то меня держит. Может быть, любопытство... Ах, Пауль, давай просто немножко отдохнем... Господи ты Боже мой, как же хорошо!..

Прошло не более четверти часа, как начал накрапывать дождь. Мои прогнозы сбывались: на море установился полный штиль, а небо продолжало темнеть. Поскольку мы все же находились в Атлантике, которая, как известно, шутить не любит, я предложил переждать грозу на ближайшем острове. Это был довольно большой островок.

В маленькой бухте за шхерами я заметил хижину. Моторка шла полным ходом, стараясь обогнать усиливающийся дождь. Через несколько минут мы вытащили лодку на берег и, привязав ее к боковому валуну, помчались вверх по склону к хижине.

В ней было пусто, на полу валялись рваные рыбацкие сети, пахло рыбьей чешуей. Конечно, домик был далеко не идеальным убежищем: с ветхой крыши в двух местах низвергались веселенькие водопады, стены прогнили и кое-где виднелась плесень. Но за полуразбитым крошечным оконцем уже плотной стеной хлестал дождь. Мир таял на глазах и норовил схлынуть в море...

Я сложил сети в кучу на сухом месте. Мы уселись. Я обнял Монику за плечи и бодро сказал:

– Мы тут, как Иона во чреве кита! Только он был один, а мы - наоборот... Удачно, правда?

Мокрые волосы падали ей на лицо, чудесное белое платье прилипло к телу и стало прозрачным. Она съежилась рядом со мной как дикарка, как женщина каменного века, застигнутая непогодой и ищущая приюта в укромной пещере. Я покрепче прижал ее к себе, а она шепнула:

– Пауль, мне страшно! Так страшно...

– Почему?

– Все очень странно и так... нехорошо. Какая-то отрава в воздухе... И я ... боюсь за Арне. Он так переменился. Знаешь, мне кажется, ему правда грозит опасность...

Я чувствовал запах ее духов, словно мне под нос сунули букет нарциссов. Она прижалась виском к моей щеке. Я не мог оторвать глаз от ее мокрой нежной груди, а ниже предательски влажное платье рельефно лепило ее маленький крепкий живот, округлые бедра и лоно. Во мне поднималась горячая красная волна... Я твердо приказал себе: "Пауль! Ты не должен желать жены ближнего, его вола и осла!" Отеческим жестом я похлопал ее по руке и отвел глаза. Старательно выговаривая слова, я произнес как можно тверже:

– Не надо нервничать, дорогая моя. Все это просто дурная шутка. Какой-нибудь местный юморист испытывает наше терпение. А что касается Арне, ты же сама знаешь...

Тут я сбился. Я почувствовал, что делаю что-то не так. Я взял ее за подбородок и повернул лицом к себе. Глядя ей прямо в глаза, я тихо спросил:

– Скажи мне, пожалуйста, честно: что у тебя с Арне? Ты хочешь быть... с ним?

Она опустила глаза. Лицо ее застыло.

– Не знаю... Поговорим лучше о чем-нибудь другом. Ты помнишь, как было чудно тогда, в Осло?

– Конечно, помню... Да ведь это было на прошлой педеле!..

– Да, правда... Уже не верится. Было так хорошо! Я вдруг ощутила себя свободной, как птичка. Как будто с меня свалилась какая-то тяжесть... Знаешь, я раньше всегда ощущала какую-то скованность, я была деревянная - и вдруг ожила. А теперь мне снова так тяжело, как будто меня, живую, заковывают в цепи. Мне так плохо, Пауль, мне хуже, чем прежде... Ты понимаешь? Ты поможешь? Ты - единственный, с кем я это почувствовала, ты не бросишь меня одну?