Мертвецы сходят на берег

Танкред подошел к окну, внимательно осмотрел сапоги, сравнил их подошвы со следами по полу. Разумеется, они в точности совпадали. Потом он потрогал пальцем кожу и лизнул свой палец.

– Они совсем мокрые!
– сообщил он.
– И соленые. Кажется, эти сапожки самостоятельно прогулялись, хлебнули морской воды, а потом вернулись и топали тут, вокруг тебя...

– Однако обратите внимание: ни одного отпечатка внутри пентакля? радостно провозгласил Карстен.
– Он бродил вокруг, но не смог войти внутрь пентакля. Он не смог пройти сквозь магическую стену! Вот что такое старые добрые заклинания! Эх, если бы вы что-нибудь понимали. Ах, я болван! Как же я мог проспать?! Нет, это непостижимо... Такое бывает раз в жизни - и все проспал!

Мы подождали, пока он оделся, и позвали остальных. В очередной раз придирчиво осмотрели всю комнату, и снова безрезультатно. Арне потащил меня в соседнюю коморку:

– Как ты думаешь, - спросил он тихо, - Йерн не мог сам это подстроить? Чтобы продемонстрировать нам свои "старые добрые заклинания" в деле?.. Своего рода - ложь во спасение?..

– А как он мог это сделать? Наша "печать" на двери была в целости и сохранности, я гарантирую. Окно тоже было закрыто...

– Я как раз про окно и подумал. Если он вылез в окно с этими сапогами, окунул их там в море и забрался обратно? Закрыл за собой окно... Не забудь, он все-таки писатель! Голова у него работает...

– Если бы он был акробатом, а не писателем! От окна до земли чуть ли не шесть метров! Он что, умеет ходить по вертикальной стене?

– А по канату?

– Он что, - скалолаз? И где он, по-твоему, спрятал свои канаты, крючья, что там еще? Арне вздохнул:

– Ну, не знаю... Придется мне капитулировать. Вступаю в Общество парапсихологов. Завтра поеду и вступлю.

За завтраком разгорелся жаркий спор, в котором, к сожалению, не родилось истины. Танкред и Эбба безуспешно пытались пробиться сквозь частокол вопросов, их "кто, что, как и почему" повисали в воздухе. Йерн погряз в унылых самобичеваниях и недоумении по поводу своей непростительной сонливости, а я от души обрадовался, когда Арне сумел положить конец переливанию из пустого в порожнее, предложив пойти купаться. Погода с утра была превосходная, и морские ванны, бесспорно, пошли бы нам на пользу. Предложение было встречено общими рукоплесканиями.

Мы улеглись на согретое солнцем скальное плато и расслабились. В ласковом лазурном море даже рифы не производили впечатления чего-то опасного, угрожающего, они сверкали в воде как косяк селедок. Природа казалась довольной и благостной, словно Господь Бог в день седьмой. Прелестные маленькие волны ласково лизали берег. Ночь хитра и обманчива, подумалось мне, день - открыт, он правдив и искренен. Все эти ночные страхи - обычная человеческая глупость, честное слово: глупо бояться природы, нашей доброй, снисходительной матери... Нет, подставим-ка лучше живот теплому солнышку...

– Сюда кто-то идет!
– сказала Эбба.

Я поднял голову. В самом деле, по скалистому берегу широким решительным шагом шел человек. Без сомнения, он двигался к нам.

Он был одет в черное, как на похоронах. На голове у него была широкополая плоская шляпа, тоже черная - такие шляпы в восьмидесятых годах прошлого века носили художники. На запястьях виднелись длинные твердые манжеты, которые ему приходилось периодически поправлять, что придавало комическую неправильность его энергичному маршу. Когда он приблизился, я смог разглядеть его лицо: очень узкое, заканчивающееся длинным, острым подбородком, с близко посаженными темными глазками под насупленными бровями. Нос незнакомца торчал, словно птичий клюв - тоже острый и длинный, а бледные узкие губы то казались прямым карандашным штрихом, а то превращались в сморщенный забавный кружочек, словно край воздушного шарика, схваченной крепкой ниткой.

– Что это за пугало?
– хихикнула Эбба.

– Местный Савонарола, спаситель Хайландета, - проговорил Арне, поправляя темные очки.
– Пастор Флателанд. Ну, сейчас он задаст нам перцу!

Пастор взобрался к нам на плато и выпрямился. Его тень накрыла лицо Арне и длинные ноги Танкреда.

– Я слышал, что вы отказались вернуть имение за ту же сумму Эйвинду Доруму?

– заявил он, не здороваясь.

Пастор явно старался говорить литературным норвежским языком, но местный выговор все же давал себя знать.

– Совершенно верно, - сказал Арне.
– Состоявшаяся сделка не имеет обратной силы - золотое правило бизнеса.

– Но я настоятельно... прошу вас в данном случае нарушить правило. Обращаясь к вам, я действую от лица... да, от лица всего населения.

– Весьма сожалею, но вынужден вам отказать.

– Вы по-прежнему упорствуете в своем намерении устроить в этом доме летний бордель?

– Вы, вероятно, хотите сказать "летний отель"?
– с любезной улыбкой осведомился Арне.
– Ах, эти иностранные словечки, их так легко перепутать! Да, господин Флателанд, я не отказался от своего намерения. А вы не находите, что пора уже слегка проветрить это затхлое гнездышко?

– Вы упорствуете в своем намерении и не хотите прислушаться к взывающему гласу?

– Будьте уверены, не хочу.

– Но ведь в таком случае вы навлечете проклятие на весь Хайландет, вы накличете беду, способную пасть на голову невинных! Вы отдаете себе в этом отчет? Неужели вы не видите, что превращаетесь в посланника дьявола, в орудие Левиафана?

Голос его нарастал и обнаружил недюжие резервы. Можно было представить, какой популярностью пользовался этот пастор. Его голос во время молитвы, должно быть, звучал как могучий орган или большой оркестр с трубами и барабанами. Медленным крещендо он продолжал:

– Я не только думаю о разврате, который расцветет в этом летнем отеле, обо всех искушениях плоти, кои коренятся в подобного рода современных курортах, где теряют стыд и обнажают свое тело. (Он одарил строгим взглядом Эббу и Монику.) Я не только думаю о пьянстве, азартных играх и непотребной брани, кои, несомненно, воспоследствуют. А возможно еще и танцы в обнимку и богомерзкие кинофильмы? Я знаю, как опасны семена дьявола, как страшны они даже для набожных кротких душ, какой дьявольской силой обладает соблазн греха даже для моих бедных овечек - сестер и братьев нашей святой общины. Вавилонская блудница возжелала осквернить наш Хайландет! Мы будем обороняться! Мы выступим в крестовый поход против новой чумы! Но я думаю не только об этом...

Господин Флателанд сделал паузу, чтобы поддернуть свои нелепые манжеты. Он, разумеется, чувствовал у себя за плечами не только своих кротких овечек" но и самого Господа Бога. Его правая рука поднялась к небесам драматическим жестом и последовал, так сказать, завершающий аккорд - фортиссимо:

– Я думаю об иных сатанинских силах, кои будут тут неминуемо выпущены на свободу, как только вы приступите к осуществлению своих богомерзких корыстных планов. Нам известно, что в этом доме уже разбужены темные силы. Сестра Мария свидетельствует о том, что творится за этими стенами. И скоро, очень скоро вы восплачете, но ваш скрежет зубовный не сможет разжалобить небо! Море вышвырнет на берег своих мертвецов, и живые позавидуют мертвым! Нет, мы не станем смотреть, сложа руки, как неразумные, грешные люди играют с огнем! Братья! Услышьте мой голос! Взгляните в свои бедные заблудшие души! Одумайтесь! Это великий, опаснейший грех - искушать силы зла...

Арне удобно лежал на спине, положив на живот руки.

Во рту у него торчала сигарета.

– А позвольте спросить, господин Флателанд, сами-то вы не имеете тут личных интересов? Похоже, вы с Дорумом организовали тайное акционерное общество "Норвежский пиратский дом"?

Пастор умудрился скорчить еще более строгую гримасу.

– Ни в коем случае. Я лишь ссудил бедного Дорума деньгами, чтобы он смог предложить вам полную сумму. Я в последний раз спрашиваю: Арне Краг-Андерсен, вы готовы дать сделке обратный ход?