Мертвый город на Неве
Шрифт:
— Что… что происходит? — изумленно прорычал он.
Анна ушла под воду. Она вынырнула только через некоторое время, уже придя в себя.
— Некогда объяснять. Надо вытаскивать Анри!
Жак яростно погреб к берегу. Выскочив на сушу, он даже не отряхнулся, бросился в хоровод, разбрасывая скоморохов и вцепился в загривок брата. Все это время он не переставал громко рычать, заглушая в своем сознании идиотскую музыку шутов. Анна пришла на помощь. Они вместе потащили упирающегося Анри в пруд.
К счастью, к воде они добрались быстро. Анна чувствовала, что еще минуту — и они навсегда
Как только вода охладила их, балаган на берегу сделался призрачным. Мелодия стала тихой, лишь бубен звенел еще, цепляясь за эту реальность. Сквозь пестрый хоровод начал проглядывать лес. Шуты и скоморохи все бледнели, пока не растворились в воздухе. Оленевод последовал вслед за ними, звонко тряхнув на прощание бубном.
— Надо убираться отсюда! — злобно прорычал Жак, сорвав со своей морды позорную маску, которая тут же растворилась в воде.
— Согласен, — отозвался Анри и звякнул серебряным бубенцом на хвосте.
Они переплыли пруд и, выбравшись на противоположный берег, поспешили поскорее пересечь Петровский и выйти к Малой Невке.
Только оказавшись на широкой песчаной косе, все трое остановились перевести дух.
— И все же, охота удалась на славу! — заметил Анри.
— Добрая добыча! — облизнулся Жак. — Анна, а тебе удалось полакомиться царской стерлядью?
— Нет, — отрезала Анна. — И думаю, это нас и спасло…
Налетел порыв ветра. Брызнул дождь. Вдалеке, ближе к центру города, к небу вознесся столб зеленого пламени, закружился гигантским смерчем. Раздался вой. Не волчий, но и не человеческий. Злой, леденящий душу.
— А вот и Архип Петрович Дюссельдорф вступил в игру… — задумчиво сказала русалка.
Волки ощетинились, прижав головы к земле, зарычали.
— Надо спешить! — Анна стянула накидку и сунула в пасть Жаку. — Теперь все глуты и жандармы будут разыскивать нас. Вперед!
Она бросилась в воду и поплыла к Крестовскому острову. Волки, чуть приотстав, плыли следом.
Берег Крестовского утонул в тумане. Постепенно прорисовывались очертания лип и каштанов. У самой кромки воды шелестел тростник.
Жак и Анри скользили лапами по размокшей глине и цеплялись за облетевший шиповник, недовольно ворча. Анна ждала их на едва заметной дорожке, засыпанной листьями. Жак подал ей накидку.
— Надо было пойти в обход, — прорычал он. — Тут территория Нидхольмов.
— У нас мало времени, — неуверенно ответила Анна. — Пойдем напрямик.
Они углубились в заросший парк. Тут было совершенно тихо. Крестовский казался запущенным и безжизненным, но все трое знали: это ощущение обманчиво.
Они шли, то петляя по тропинкам, то продираясь сквозь кусты. Неожиданно, на поляне у большого пруда, Жак и Анри замерли. Шерсть на их загривках встала дыбом. Братья зарычали, оскалив зубы, и заступили дорогу Анне.
Анна сперва не заметила ничего странного впереди. Но потом… Медленно, словно материализуясь из ниоткуда перед ними предстал оборотень огромных размеров. Его густая шерсть чуть завивалась, благородная седина блестела в ней серебром. Голова была гордо поднята. Он казался совершенно спокойным, лишь глаза злобно поблескивали.
—
Гуннар, — прошептал Жак.— Он самый, — ответил оборотень. — Зачем вы явились сюда? Вы изгнаны, изгнаны навеки. В память о вашем отце, благородном Онорэ, что пал, защищая наше племя от морского чудовища, я не убью вас здесь и сейчас. Вы пойдете со мной, на совет клана. Как скажут волки, так и будет!
Он повернулся и зашагал по дорожке.
Бежать не было смысла. Анна, Жак и Анри понимали, что Гуннар, глава клана Нидхольмов, в два прыжка нагонит их и порвет в клочья. Опустив головы и прижав уши, волки поплелись за вожаком. Анна пошла следом. Ее впечатлила нарочитая беспечность Гуннара, что повернулся к ним спиной и спокойно пошел. Достоинством и превосходством так и разило от него. «Вот бы заполучить такого союзника!» — думала русалка.
Клан Нидхольмов собрался в самой заросшей части парка, больше походившей на лес, на крохотной поляне, возле небольшого плоского валуна. Оборотней было не много, от силы — две дюжины. Они обступили гостей и недовольно скалились.
— Что с ними делать? — рыкнул Гуннар.
— Убить!
— Порвать!
— Съесть! — раздались насмешливые голоса.
— Позвольте сначала сказать! — крикнула Анна.
Глаза ее сверкнули, подул ветер и усилился дождь.
Волки отпрянули от неожиданности, но быстро пришли в себя.
— Русалка! Да еще и ведьма! Не будем слушать ее! — прорычал старый крупный оборотень. — Волки нашего клана никогда не водились с нечистью. Мы не Кребье какие-нибудь…
— Тихо! — оскалися Гуннар. — Хорошо. Пусть говорит один из братьев Кребье!
Жак взглянул на Анну, глубоко вздохнул и вышел вперед.
— Говорить буду я, Жак Кребье! — он гордо поднял голову и оскалился.
— Щенок!
— Трус!
— Что он может сказать нам?! — заворчали Нидхольмы.
Жак не смутился. Полон решимости, он продолжил:
— Я скажу вам, что трусы — вы!
Не ожидавшие такой наглости, оборотни даже притихли.
— Вы! — продолжил Жак. — Вы прислуживаете жандармам и глутам. Вы отдаете им своих детей. Вы боитесь высунуть нос за пределы этого островка. Вы свободное племя? Ха! Да вы живете в резервации, отведенной вам Дюссельдорфом, лижете руку его, укрепляете его власть. И кто после этого трус?! Вас не пускают в город без цепи. Вы сгниете в этом лесу, как чухонские колдуны! Сколько вас было, когда изгнали нас? Сотня? Больше? На этой самой поляне вам не хватало места. Здесь собирались только старейшие и достойнейшие! И что я вижу теперь?! Старики, волчицы, да пара щенков. Вы и их отдадите на откуп жандармам?!
Нидхольмы недовольно ворчали, осмысливая услышанное. Завозились и заскулили щенки. Совсем еще маленькие, только покинувшие логово матери. Им явно не хотелось покидать этот лес и разлучаться с кланом.
— Он прав, — первым нарушил тишину Гуннар. Вожак помрачнел, видно вспомнил своего сына. — Но если он пришел оскорбить нас — мы убьём его. А если пришел предложить что-то — выслушаем.
Жак важно стоял на валуне и гордился собой. Анне даже показалось, что он улыбается.
Из толпы вышел седой матерый оборотень. Недоверчиво покосившись на русалку и братьев Кребье, он повернулся к своим: