Мертвый мир - Живые люди

Место, куда меня притащила Вэл Бенсон, теперь мечтающая уйти отсюда, когда-то было пустующей комнатой, где хранились те предметы, что не могли помочь в выживании, или те, которыми пользовались слишком редко. Помещение было совершенно небольшим, скорее, крохотным, и окон здесь не наблюдалось. Из-за отключения света, по указу Бронсона, комнату, где в ряды были расставлены скрипучие стулья для верующих, освещали лишь свечи, чей запах резко ударял в нос, заставляя тяжелее дышать. Создалось впечатление, что запах воска и огня, из-за которого во временной «церкви» воздух был затхлым и воняющим, могут безболезненно перенести лишь те, кто искренне верит в бредни Отца Питера – мое же горло словно сковали цепями, да и вспомнилось чувство, когда тяжелый мужской сапог наступил на грудь, прижимая к полу.

– Прошу, проходите, не стойте у порога, - складывая руки перед собой, словно молясь, все в той же темной сутане, пригласил Отец Питер, после недолгого молчания. – Господь всегда рад тем, кто хочет найти путь спасения.

Слова священника будто успокоили собравшихся в комнатке без окон, где единственным источником света были свечи, отбрасывающие жуткие тени на стены. После приглашения человека в сутане, старушки убрали свой испепеляющий и чуть осуждающий за неуважение к Господу взгляд, смиренно улыбаясь.

– Вы не волнуйтесь, мы ненадолго, - поспешила заверить Бенсон, проталкиваясь между рядами стульев, двигаясь к свободным местам в самом конце. Все стулья позади были пустыми, потому что верующие старались оказаться как можно ближе к священнику, ловя каждое его слово, упиваясь его проповедью.

– Ненадолго? – чуть удивленно склонил голову в бок мужчина в сутане. Перед ним лежала увесистая книга в темной обложке, на которую старушка Роуз, сидящая в самом начале, смотрела как на воплощение всего смысла жизни. Это была библия.

– Ну, мы послушаем вас, Отец Патрик, - наконец усаживаясь на свободный стул в самом конце, словно завсегдатай прогульщик школьных занятий, неуверенно ответила Вэл, думая, почему все так уставились на нее.

– Отец Питер, - недовольно шикнула женщина с двухгодовалым ребенком на руках, который был занят своей соской в форме какой-то зверушки. Взгляд религиозной матери был чуть гневным, но через секунду она успокоилась, словно вспоминая заповедь «Возлюби ближнего своего».

– Вернемся к проповеди, - будто не замечая того, что его имя перепутали, священник решил перестать обращать внимание на Вэл и меня, вновь раскрывая темную книгу на одной из страниц. Пришедший неделю назад на станцию человек начал читать отрывок святого писания резко изменившимся голосом, похожим на тон мудрого старика. В одно мгновение Отец Питер преобразился: щетина его превратилась в густую седую бороду, морщины на лице стали похожи на глубокие шрамы и складки, а глаза сделались печальными до боли. Священник в темной сутане стал именно тем верующим, следующим Слову Божьему и его законам.

– Я действительно назвала его Патриком? – наклоняясь к самому уху, вовсе не слушая слов Отца Питера, спросила Вэл, вероятно, не заметившая своей ошибки. – Патриком, как ту розовую морскую звезду в цветастых трусах?

– Да, - я еле сдержала смех, представив на секунду, что священник стал красным, будто вареный рак, а его черная сутана превратилась в яркие семейники. Смех я сдержала, а вот улыбку скрыть не удалось. Впрочем, Бенсон вообще уткнулась лицом в плечо моей толстовки, тяжело дыша от приступа веселья. Вообще подруга очень часто, неосознанно, давала прозвища людям – Темный профессор тоже ее выдумка.

– Что Вас гложет, расскажите? – Отец Питер отвлёкся от библии, вновь закрывая ее, будто не желая, чтобы все святое в этой книги испарилось. Священник не говорил со старушкой Роуз, которая доверчиво опустилась перед ним на колени, как с обреченной душою, напротив, он был готов выслушать ее, а после никому не раскрыть ее секрета, печалей. Так выглядел человек в сутане с крестом, свисающим с тонкой шеи. Он будто был личным дневником для Роуз, которая могла рассказать ему все. Вот только, кроме священника и старушки, здесь были и другие люди.

– Святой Отец, я потеряла мужа, когда все это началось. Могила Гари здесь, совсем недалеко, и я знаю, что он покинул меня, но я не могу перестать видеть его по ночам. Я все твержу его заблудшей душе, чтобы он оставил меня, ушел, чтобы спокойно принял мое одиночество, но он не хочет. Он одержим. Это меня печалит. Святой Отец, помогите мне, я не хочу, чтобы Гари страдал…

– Душа Вашего супруга уже давно приближена к Господу Богу, он уже стал частью мира, в который нам пока не суждено отправиться. Гари познал истину, и лишь помогает Вам, оберегает. Чтобы просить его уйти, позволяя Вам спокойно принять его перерождение, я должен побывать на его могиле. Не бойтесь, Роуз, встаньте, - подавая старушке руки, помогая ей подняться с колен, на которые она опустилась перед священником, просил Отец Питер.

– Мне стыдно, Гари был безбожником, он относился к вере как к веще, но я прошу о спасении его души, - честно призналась Роуз, опираясь и принимая помощь Отца Питера, который смотрел на слезы раскаяния пожилой и седой женщины со смирением, будто это была часть какого-то очищения.

– Я могу лишь помочь Вашему супругу, указать путь, но о спасение вы должны молить Господа, - продолжая держать дряхлые кисти Роуз, трясущиеся как и угловатые плечи от всхлипов, человек в темной сутане поднес к губам старушки крест на длинной цепочке. – Он прощает всех, и заблудившихся, и оступившихся. Всем дарует Рай.

Роуз заплакала сильнее, сухими губами целую протянутый крест, чувствуя прохладу серебра.

Смотря на все это, я испытывала и сострадание к Гари-думаю, атеист был бы не очень рад такому представлению жены –и ненависть к старости в этом новом мире, смотря на Отца Питера, который из мудрого старца, держащего в дряхлых и уставших руках библию, вновь превратился в человека в черной сутане. Мне были близки чувства Роуз, чувство ее скорби, не веры, но я чувствовала какое-то отвращение от ее слез.

Я не удержалась и фыркнула, что вышло довольно громко. Старушка с сединой в волосах опустилась на стул, где сидела до того, как Отец Питер обратился к ней, замечая ее дрожащие губы, но священник посмотрел на меня вопрошающим взглядом. Остальные же собравшиеся резко обернулись себе за спины, заставляя Бенсон чуть ли не вздрогнуть, предвкушая что-то жестокое, связанное с насилием. Именно таким образом выглядели лица верующих, которые вели себя так, будто никогда не топтали растущие цветы, соблюдали все посты, а по воскресеньям ходили в церковь. Над их головами не хватало только нимбов.

Из этих взглядов, ждущих объяснений, я выловила один знакомый – Джейн Макдафф тоже была здесь. Взгляд бывшей одноклассницы, чьи волосы отросли, напоминая о прошедшем времени, смотрели на меня не осуждающе и не ненавидящи, а принимая мое отношение к подобным событиям и собраниям. Когда-то давно мы уже сталкивались с подобной проблемой – между нами завязался спор, в котором каждый пытался навязать свои взгляды другому, но в итоге мы обе поняли, что относимся к вещам чертовски по-разному. Мы смирились, уважая и принимая чужой выбор, понимая, что одна лишь вера не может сделать кого-то врагами, хотя в прошлом многие войны начинались именно из-за религии – того, что ты не можешь даже потрогать. Это глупо: утверждать, что человек свободен, а после убивать его из-за того, что он верит в другие вещи.