Мерзавец и Маргарита

– Но я в порядке! – поворачиваюсь к нему, и Лёва жмурится – я загораживала солнце, которое резко ударило ему в глаза, заставляя их слезиться. – Я стабильна, и решения принимать способна!

– Нет, я же вижу, - качает Лев головой. – Подойди. Да не бойся ты!

Подхожу к нему на негнущихся ногах, и Лёва хватает мое запястье.

– Трясешься вся, пульс зашкаливает. Зрачки, - Лёва придерживает меня за подбородок, - расширены. Таблетки ты не пьешь?

– Пью…

– Не ври! – перебивает он. – Ты не в себе, Рита. Думаю, мне следует сообщить об этом наверх. Тебе пора отдохнуть!

Но это ведь нечестно! Да, я испугана, но рвала отношения я лишь однажды – в шестом классе, когда отец сказал, что если еще раз увидит моего одноклассника – с лестницы спустит. Я в порядке! Я как никогда в полном порядке!

– Не нужно. Лёва, пожалуйста! – прошу его, сцепив руки в замок, с силой выкручивая пальцы. – Ведь только все начало налаживаться!

Да, я сама хотела уйти, но это было до того, как во мне начали видеть пусть не равную, но не просто кофеноску, а полноценного сотрудника отдела. Если на покой отправят – обратно я не вернусь, и всегда знать буду, что нигде мне места нет!

«И Макс разочаруется во мне, - думаю, почти задыхаясь. – Это ведь уже совсем диагноз будет: увольнение со службы в связи с психическим расстройством. И… Боже, кто меня содержать будет? Жить в Москве дорого.»

Перед глазами предстает картина, как я собираю свои немногочисленные вещи, и возвращаюсь домой – к матери, и к отцу. Дальше останется лишь надеть петлю на шею, и шагнуть с табуретки.

– Ничего не начало налаживаться, - Лев произносит это дружелюбно. Ласково даже. – Знаешь, у онкобольных бывают такие моменты, в которые они воображают себя здоровыми: ничего не болит, и энергии полно. Но это обман, и со временем они это понимают. Вот и у тебя сейчас такая стадия: ты не ведаешь, что творишь.

– Только потому, что спать с тобой больше не хочу? – бросаю в сердцах, дико разозлившись. – Ты как подонок поступаешь!

Лёва резко поднимается из рабочего кресла, и я отскакиваю – слишком он меня пугает сейчас. Упираюсь спиной в стену, задевая бедром все еще горячую батарею.

– Я тебя заставлял? Принуждал к чему-то? – шипит он. – У тебя между ног медом не намазано, дорогая. Рита, да на тебя же без слез не взглянешь! Ну-ка, идем!

Он резко хватает меня за руку, и тянет к большому зеркалу, висящему на дверце шкафа. Заходит мне за спину, и встряхивает:

– Ну! Посмотри на себя! Нашлась топ-модель, тоже мне! Мне ты понравилась, но подумай вот о чем: кому ты нужна кроме меня?

«Максу» - хочу ответить я, но молчу. Мы знакомы с ним так мало, и Макс не видел самое страшное – то, на что Лёва любовался. Макс думает, что я всего лишь странная, и не от мира сего, но это не так. Я больна, и больна сильно. Неизлечимо.

– Молчишь? Что, передумала идти, и наговаривать на меня? – снова встряхивает меня Лев.

– Но я и не собиралась. Лев, никто о нас не знает, и я бы никогда… я бы ни за что…

Теряюсь, запал волной сходит, и я замолкаю. Наверное, на пол бы свалилась, если бы Лёва не удерживал меня – распласталась бы здесь, как куча тряпья.

– Все, Рита, успокойся. Не трясись, - шепчет он. – Ты просто запуталась, ведь так?

– Я просто не готова. Не хочу, - сама не понимаю, что говорю. Зажмуриваюсь, чтобы не глядеть на свое отражение, ставшее мне отвратительным.

– Я понимаю, ты не хочешь близости, - по-своему понимает мои слова Лев. – Это ничего: для такого есть другие женщины. Ты… да, ты не такая!

Спиной чувствую бешеное биение его сердца, и объятия мужчины становятся еще более болезненными. «Господи, он еще более сумасшедший, чем я!» - ужасаюсь, и это – последняя моя мысль, за которой следует чернота.

ГЛАВА 26

Открываю глаза, и морщусь от холодных капель, падающих на мое лицо – Лёва пытается привести меня в чувство самым идиотским способом из возможных.

– Рита…

– Я в порядке, - хриплю я, и сажусь на диване.

На самом деле я не в порядке. Вдруг навалилась дикая, всепоглощающая усталость – чувство, будто я мешки с цементом тягала. Или не спала неделю. Или учила наизусть весь Уголовный кодекс… или все это вместе.

Жить я хочу, и жизнь люблю, но иногда… сейчас - мне хочется, чтобы меня не было. Закрыть глаза, и не проснуться. Но это пройдет – всегда проходило, нужно лишь отдохнуть.

– Я отвезу тебя, собирайся, - решительно заявляет Лёва, и я в ужасе трясу головой.

– Нет, не нужно. Я сама!

– Не спорь!

Лев берет меня за предплечье, вынуждая встать с дивана, с которым я почти сроднилась. Боже! Он отвезет меня домой, и… он ведь не уедет. Говорил, что не заставит меня спать с ним, но я не верю.

И воспротивиться не смогу – не в этом состоянии.

– Пожалуйста, я сама доеду, - плаксиво прошу я, презирая себя за слюнтяйство – какая же я отвратительная слабачка.

Почему я не могу быть такой, как Кристина – жесткой, хлесткой и сильной? Такой, которая на место поставит любого метким словом, а если надо – кулаком! Или как Марина – легкой, веселой, которую есть кому защитить… но она и сама за себя постоять может.

Я же – амеба.

– Выходи, - Лев открывает дверь кабинета, пропуская меня вперед, быстро выключает свет, и закрывает дверь на ключ.

Выходим на улицу, и я покорно бреду к машине Льва – чистой, будто воском натертой серебристой Камри. Даже капающий дождь, кажется, не оставляет на ней разводов – будто под куполом заклинания.

«Я точно двинутая, - хмыкаю я, садясь на переднее сидение. – Может, в психушку сдаться? Пусть меня лечат – вдруг, справятся, и я человеком выйду, а не существом?!»

– У тебя продукты есть?

– Д-да, были… точно, есть, - вспоминаю я.

А еще я вспоминаю Макса, который должен заехать. Нельзя, чтобы он сегодня меня видел – сбежит. Еще одной потери я не вынесу.

Мама всегда говорила мне, что мужчина не должен видеть женщину в болезни. Не имеет право женщина быть нездоровой – физически и морально. И она старательно замазывала синяки, оставленные отцом, чтобы не оскорблять его взор. Простуда, грипп, сломанные ребра, внематочная беременность – это мелочи, которые не должны касаться мужчины.