Мерзкая семерка
Шрифт:
Лоример и Амогг открыли грубые городские ворота, и мимо них протиснулся хихикающий Джерак Хайден, жаждущий осмотреть результат своих трудов. Его руки и глаза дергались от нескрываемой радости. Черная Герран, Мейвен и Тиарнах последовали за ним, и восходящее солнце открыло их взорам кровавое опустошение, устроенное ими в долине Мхорран.
Горожане в безмолвном ужасе сгрудились у ворот. Кое-кого стошнило. Другие последовали их примеру, когда одна охотничья собака выбежала наружу и вернулась с отрубленной рукой, которую гордо положила к ногам хозяина, виляя хвостом.
Вдоль стены долину
Из грязи жутким лесом костей и мышц торчали конечности. Повсюду валялись обугленные тела, и кое-где их все еще лизало синее пламя. Многих разорвало на части камнями, выброшенными при взрыве. Долину усеивали обломки доспехов, сломанные мечи и шлемы – с головами и без голов.
Джерак Хайден подбежал к дымящемуся трупу и наклонился, чтобы осмотреть его хрупкие, деформированные доспехи и почерневшие кости.
– Бог ты мой. Эксперименты – это очень хорошо, но ничто не сравнится с практическим применением. Тепловое повреждение стали превзошло все мои ожидания.
Он переходил от тел к полурасплавленным камням и сломанному оружию, бормоча, отмахиваясь от мух и пронзительно смеясь, рассматривая все с одинаково сильным, но мимолетным интересом.
Тиарнах и Амогг с отвращением взирали на выходки жилистого коротышки. Они отвернулись от него и пошли обратно с целью найти достойный завтрак и набить животы.
Безумный алхимик радостно вскрикнул, подняв щит и обнаружив под ним кого-то живого. Тело стонущего человека было сломано и вывернуто, половина черепа отсутствовала, открывая розовый блестящий мозг. Когда солнечный свет коснулся его плоти, она покраснела и зашипела.
– Новорожденный вампир! – воскликнул Джерак. Он бросил тяжелый щит на место и повернулся к Лоримеру. – Я хочу его.
– На здоровье. Мне он больше не нужен.
Лоример поднял чью-то ногу, отломал у колена и пошел обратно в город, грызя ее.
Алхимик присел и задумчиво осмотрел опаленную солнцем кожу существа.
Земля задрожала. Мейвен бросила обеспокоенный взгляд на Черную Герран. Старуха вздрогнула и споткнулась.
– Полагаю, это твоя работа?
Повелительница демонов застонала и поднесла руку ко лбу.
– Малифер идет. И теперь величайшего генерала Хеллрата нам не остановить. Это огромный, вечно рассерженный демон, не терпящий шуток. Будет весьма непросто отсрочить его появление до подходящего момента, так что лучше предоставь это мне и займись своими делами.
Мейвен хмыкнула и побрела к месту, где стояла стена. Под ногами хлюпали грязь, кровь и что-то неопознаваемое. Воняло как в дешевой мясной лавке в жаркий день, но некромантка давно привыкла к запаху смерти и разложения и всегда ценила тишину.
Она сказала Черной Герран, что намерена поднять трупы для борьбы с врагом, но не это было ее главной целью. Такая мелкая магия – удел трупоедов и извращенцев. Нет, она пришла в это место смерти, чтобы выкачать остатки жизненной силы и завершить создание своего некромантского оружия. Она бродила по изувеченной долине, и пока клинок пожирал остатки душ, она подмечала новые материалы, с которыми предстояло работать.
Целых тел было совсем мало, но многие оставались пригодными
для использования. Восставшие мертвецы больше вредили духу врага, чем наносили физический ущерб, по крайней мере, поначалу. Любая рана от зубов и ногтей гниющего трупа в считаные часы начинала бурно гноиться.Не все тела, лежавшие в грязи, были мертвы. Мейвен чувствовала несколько живучих душ, застрявших в умирающей плоти. Хороший материал. Она убила их и скормила упрямые души своему ножу. Еще две души несли на себе печать Богини. Одна была намного сильнее другой, и Мейвен искала ее, как кошка мышку.
Она остановилась и прислушалась, затаив дыхание. Из-под груды трупов донесся стон боли. Она подкралась ближе, разглядывая смердящую кучу плоти. Человек с зияющей дырой в груди, закованной в доспехи. Другой – со смятой головой в шлеме. Третий – разорванный на куски и превратившийся в ошметки плоти и кольчуги. Вот оно – дергающаяся рука в перчатке из прекрасной стали.
Мейвен опустилась на колени, не обращая внимания на облепившую ноги грязь, и отбросила закоченелые мертвые руки, открыв лицо инквизитора, называвшего себя сиром Орвином. Его искореженное забрало заливала кровь. Из дыхательных отверстий с хрипом вырывался воздух. Его душа горела скрытой силой, и он исцелялся.
Оглядевшись по сторонам, Мейвен через отверстие в забрале воткнула обсидиановый нож прямо в глаз сира Орвина. Клинок жарко горел в руке, погружаясь в череп и пожирая душу. Слишком жарко. Мейвен стиснула зубы, ладонь и пальцы покраснели и пошли волдырями, но она не выпустила нож, пока он не выпил все до капли.
Она откатилась в сторону и села в грязи, глядя на свою почерневшую и покрытую волдырями кожу. Нож пульсировал в руке, почти живой и жаждущий применения – или это всего лишь эхо ее собственных желаний? Оружие уже было могущественным, но все же тело посвященного рыцаря вместе с душой покинуло что-то еще, и оно избежало поглощения. Это была сила его Богини? Расспросы Тиарнаха дали ей несколько интересных намеков, однако природа богов и их могущества пока оставались за пределами ее понимания. Одна душа поглощена, осталась вторая…
Лоран Дарин жаждал смерти, но Богиня не отпускала его. Он лежал лицом в грязи, а тела его друзей и слуг, тех, кого он должен был защищать, давили на изломанное тело, как мстительный сапог старшего брата. Каждый булькающий вдох был мучителен, но неумолимая воля Богини толкала его вперед, сжигая всякую надежду на безболезненное забытье.
«Сражайся! Сражайся!»
Все его люди мертвы. Все мертвы из-за нее и ее гребаного принца Сокола.
«Сражайся!»
Какой теперь смысл?
Из своей тюрьмы из тел Дарин услышал звук приближающихся шагов.
– Приветики, – сказал женский голос. – Кто это у нас тут?
Руки, ноги, камни и разбитые щиты соскользнули с головы Дарина, и он приподнял голову, чтобы сделать благословенный вдох без крови и желчи мертвых людей. На него, с интересом наклонив голову, сверху вниз смотрела бледная женщина с темными волосами и в сером одеянии. На покрытом шрамами лице злобно извивалась черная татуировка. Колдунья, сражавшаяся с ним на стене. Она рассеянно постукивала ножом из черного камня по ладони, поджав губы.