Мешок историй про шалого малого
Шрифт:
Белка встала, вытерла полотенцем промежность.
— Ты сегодня какой-то задумчивый… — сказала она.
— Я домой пойду! — сказал решительно Эдик, натягивая штаны. — А в парк? На машинках кататься?
— Это для детей!
— Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха, — гулко расхохоталась Белка. — А ты уже взрослый?
— Я пойду Ридинга готовить. Экзамен через месяц.
Эдик вышел в коридор и стал обуваться.
— Да… — Белка погладила его по голове, голос ее задрожал от нежности, — Ты и в самом деле взрослый… Эдик. Я тебе пирожков заверну, хорошо? Я сегодня пекла…
Домой Эдик возвращался с достоинством, не таясь, гордо неся скрипку в руках.
— Скрипач! Ха-ха-ха! Гляди! Скрипач! — орал, подпрыгивая рядом, какой-то вихрастый глупыш в нелепых отцовских штанах, которые
Сухоглотов Аркадий оторвал тяжелую голову от стола, с хрустом покрутил ею в разные стороны и, наконец, облизав пересохшие губы, окончательно проснулся от каких-то резких неприятных звуков, происходивших где-то неподалеку. Немного посидев в странной, недоделанной до совершенства позе, он, наконец, понял природу этих мерзких звуков, соединяющихся в незнакомый атональный мотив. Это были сочные звуки скрипки, доносившиеся справа, где жила соседка Роза Циплак со своим маленьким ублюдком, сыном Эдиком.
— Скрипач, в жопе хуй, — горько и болезненно усмехнулся. Ему на минуту показалось, что все это уже когда-то происходило в его жизни. Сухоглотов Аркадий в который раз за сегодняшний день полез в холодильник, где согласно его необоснованным прогнозам должно было стоять три бутылки холодного пива «Гинесс». Пива там не стояло. Шумно сплюнув горькую, густую слюну, Сухоглотов Аркадий открыл кран и сполна напился мутной воды, отдающей ржавым железом.
Кольцо Лилит
— Итак, внимание! Смотрим в камеру! Я подаю реплику. Вы отвечаете по тексту! Готовы?
— Готова.
— Юленька! В чем дело? Где вы бродите? Почему я должен вас искать? Что это за прятки на работе? И почему не берете трубку?
— Какая прятку? Я от вас и не прячусь! Я целый день на месте! Как пчелка.
— Какая пчелка? Что вы врете все время? Я заходил и в час, и в три, и в пять, а вас нет и нет. Вы пришли сюда работать или глазки строить? Вы с Гаманюком в баре сидели в два часа!
— Что значит, я вру? Я вас не видела. Я оформляла документы, работала с клиентом. Может, и отлучилась на минутку, покурить…
— Не в моих правилах повышать тон, но вы меня вынуждаете! Я попрошу вас написать заявление по-хорошему! Вот бумага… пишите…
— Вот как? Прекрасно! Замечательно! Молодец! Значит, поматросил и бросил? Новую наложницу нашел на мое место?
— Что? Да вы… Что вы имеете в виду?
— А то самое! Ты что: уже вычеркнул меня из списка наложниц?
— Вы меня шантажируете, Юля?
— А ты хочешь сказать, что не заставлял меня под угрозой увольнения лечь с тобой в постель? И не заставлял делать феллацио на рабочем месте?
— Какая чушь! У вас не выйдет провоцировать меня! Я никогда…
— Заткнись! Знаешь, Петр, Петька. Давно тебе хотела сказать: добровольно с тобой никакая дура не ляжет!
— Вы ответите за клевету!
— В таком случае, пошел ты на хуй, говносос!
— Позвольте… Но в тексте нет такого.
— Но я ведь могу импровизировать? В жизни я бы сказала именно так!
— Да? Ну, что ж… Хорошо… Достаточно. Вы свободны.
— В смысле? Я не подошла?
— В смысле: мы вам позвоним.
— А если договориться?
— В смысле?
— Ну, вот так, допустим…
— Что вы делаете? Немедленно оденьтесь! Что вы себе… Подождите… Подождите же… Дайте, хотя бы, дверь закрою…
Тусклым серебром шумели над головой листья столетних ив. Сладкий, прохладный конский щавель щекотал босые ноги Николая. В резиновых сапогах ноги за ночь вспотели и устали. Николай, закрыв глаза, наслаждался этим первозданным, босым единением с чистой природой, от которого он, живя в мегаполисе, совсем отвык, и лишь комариный зуд нарушал его душевный и телесный покой. Они с Матвеем всего два часа как на рыбалке, а ноги уже в волдырях от укусов и расчесов. Николай насадил червя и закинул удочку. Поплавок упал на середине реки Прорвы. Матвей, старший брат Николая, тщательно выбритый, словно поручик на первый бал, толстячок, сидел рядом, напряженно и внимательно глядя
в предрассветное утреннее пространство. От Прорвы тянуло запахом кувшинок и чистой холодной воды. Николай краем глаза заметил, что брат тоже разулся и стал разглядывать мозоль на пальце. За два часа они поймали штук десять красноперок да трех зеркальных карпов, по кило каждый, сейчас уже вяло шевеливших жабрами в траве.— Мотя! — обратился к брату Николай, — Можно вопрос?
— Давай, — охотно согласился Матвей, — что ж мы с тобой в кои-то веки увиделись и не поболтаем. Молчим, как сычи. Сколько мы уже не виделись-то? Года три?
— Три года восемь месяцев, — уточнил Николай, — Вот скажи мне, брат. Вот ты прожил жизнь…
— Оп-па! Почему это: я ее уже прожил? Я еще поживу! Ты что же мне так мало отпустил жизни, а, братишка? — улыбнулся печально Матвей.
— Ну, это я так образно говорю, — смутился Николай, — Скажи мне, брат, почему бабы такие ебливые? Ведь мужики не такие ебливые, как бабы! Так ведь? Не ебливые ведь?
Матвей захохотал, нисколько не заботясь о том, что рыба услышит и разбежится.
— Ты уже это заметил? Уф! Рановато! — отдышавшись, сказал Матвей.
— Не, ну серьезно, брат? Почему так?
— Сложный вопрос, братишка, — Матвей достал сигареты, закурил, стал вдруг серьезным, — Проклятая зависимость! Никак не брошу! Ты не куришь?
— Иногда…
— И не начинай! Да… Женская неверность. Воспетая поэтами древности. Возведенная в культ женщинами… Женская неверность, Колька, как, впрочем, и недолговечность браков запрограммирована у нас на уровне ДНК. Хотя в последнее время этому способствует еще и социальная обстановка: нищета, пьянство, расслоение общества, недовольство уровнем жизни, зависть, коррупция, мздоимство, криминализация общества, проституция и нравственная деградация: ее я ощущаю на своем примере. Из трогательного, чистого и наивного юноши я в одночасье за каких-то двадцать лет превратился в циничного и порочного пожилого мужика. Проклятые коррупционеры! Раньше разводов было меньше. Сейчас это просто эпидемия, покруче чахотки и черной оспы. Чаще распадаются браки, как ни странно, основанные на любви. Прагматичный подход к браку почти гарантирован от распада. В таких разумных семьях замнут любой скандал, лишь бы не утратить своего пакета акций.
— Так что получается: лучше жениться по расчету? Так получается, братка?
— А ты как женился? А? Братишка? — Матвей хитро посмотрел на Николая.
— Я по любви! — не задумываясь, сказал Колька.
— По любви… По любви… А она есть любовь-то? А? Кольк? Я вот, как ты говоришь, жизнь прожил, а на этот вопрос ответить до сих пор не могу. Любовь, любовь, а поебались и прошла твоя любовь…
— Не скажи… У меня не проходит…Ты — циник, Мотя!
— Я, Коля, вообще думаю, что женщины произошли от представителей неземных цивилизаций, в культуре которых не существовало сексуальных запретов. Ведь склонность к полигамии заложена в женщине с доисторических времен. Женщину покрывали все самцы стаи. И эта сладкая память осталась в женских генах. Вот поэтому она сегодня такая развратная. Привыкла с тех пор. Мало ей, видите ли, одного самца! А что, Колька, загуляла уже твоя? А? — он крепко хлопнул Николая по плечу, — А? Ну-ка, в глаза, в глаза смотреть?
— Да нет… Ну, так… есть кое-какие подозрения… — покраснел Колька.
В День Святого Валентина Николай Краснососов возвращался с работы в приподнятом настроении. Он его приподнял на работе при помощи трех бокалов красного вина в хорошей компании, поэтому старался ехать не спеша, никого не обгоняя. После трудового дня они поздравляли своих девчат с Праздником всех влюбленных. В пиар-агентстве, где работал Николай, на восемь мужчин девчат было три: Наташа, Галочка и очаровательная Антонина Семеновна, которая уже два года была уже бабушкой, но не чуралась служебного флирта. За три года она успела «флиртануть» лишь только в своем агентстве с Витькой Уепиным, с Антоном Зугдиди и Димкой Дерковичем. А скольких клиентов она заманила в свои блудные чертоги, одному Богу известно. Она и Николаю несколько раз открыто и недвусмысленно предлагала себя в качестве сексуального объекта.