Месть Нофрет. Смерть приходит в конце
Шрифт:
Перед ее внутренним взором возникла знакомая картина: маленький грот рядом с гробницей, и она сама, сидящая там, подтянув колено и подперев рукой подбородок…
«Но это было не здесь – не в этой жизни, и теперь ей никуда не убежать, до самой смерти…»
Камени причалил к берегу и вышел из лодки. Потом взял на руки Тети. Девочка обняла его и нечаянно порвала шнурок амулета у него на шее. Амулет упал к ногам Ренисенб, и она подняла его. Это был символ «анх» [32] , отлитый из золота и серебра.
32
Анх,
Женщина расстроенно ахнула:
– Согнулся. Так жаль… Осторожнее, – предупредила она Камени, который взял у нее амулет. – Может сломаться.
Но его сильные пальцы согнули амулет еще больше и переломили надвое.
– Что ты сделал?
– Возьми половинку, Ренисенб, а я возьму вторую. Это будет наш знак – что мы половинки одного целого.
Он протянул Ренисенб половину амулета, и она уже собиралась взять ее, как в ее голове словно что-то щелкнуло, и она вскрикнула.
– В чем дело, Ренисенб?
– Нофрет.
– Что ты этим хочешь сказать – Нофрет?
– Сломанный амулет в шкатулке для драгоценностей, принадлежавшей Нофрет. – Ренисенб говорила торопливо, но уверенно. – Это ты дал его ей… Ты и Нофрет… Теперь я все понимаю. Почему она была несчастна. И я знаю, кто подбросил шкатулку ко мне в комнату. Я знаю все. Не лги мне, Камени. Я знаю.
Камени не протестовал. Он пристально смотрел на Ренисенб, не отводя взгляда. А когда заговорил, голос его звучал серьезно, а на лице не было улыбки.
– Я не буду лгать тебе, Ренисенб.
Он немного помолчал, нахмурившись, словно пытался привести в порядок свои мысли.
– В каком-то смысле я даже рад, что ты узнала. Хотя все не так, как ты думаешь.
– Ты дал ей половинку амулета… точно так же, как хотел дать мне… в знак того, что вы две половинки одного целого. Это твои слова.
– Ты сердишься, Ренисенб… И я рад – это свидетельство того, что ты меня любишь. Но все равно я должен тебе объяснить. Я не давал амулет Нофрет. Это она дала его мне…
Камени помолчал.
– Ты можешь мне не верить, но это правда. Клянусь, это правда.
– Я не говорю, что не верю тебе… – медленно произнесла Ренисенб. – Это вполне может быть правдой.
Она вспомнила мрачное, несчастное лицо Нофрет.
Камени продолжал убеждать ее – страстно, по-детски:
– Попытайся меня понять, Ренисенб. Нофрет была очень красива. Я был польщен и доволен, как и любой другой на моем месте. Но я никогда по-настоящему ее не любил…
Ренисенб вдруг охватило странное чувство – жалость. Нет, Камени не любил Нофрет… однако Нофрет любила Камени… Это была горькая, безответная любовь. Однажды утром именно на этом месте на берегу Реки она заговорила с Нофрет, предлагая ей любовь и дружбу. И очень хорошо помнила черную волну ненависти и страдания, исходившую от девушки. Теперь причина ясна. Бедная Нофрет… наложница напыщенного старика, сгоравшая от любви
к веселому, беззаботному, красивому юноше, которому она была почти или совсем безразлична.– Разве ты не понимаешь, Ренисенб, – с жаром продолжал Камени, – что когда я оказался тут, то влюбился в тебя с первого взгляда? И с того момента больше не мог думать ни о ком другом. Нофрет сразу это поняла.
Да, подумала Ренисенб, Нофрет поняла. И в ту же секунду возненавидела ее – Ренисенб не могла ее в этом винить.
– Я даже не хотел писать письмо твоему отцу. Больше не желал иметь отношения к коварным планам Нофрет. Это было непросто… Попытайся понять, как это было непросто.
– Да-да, – нетерпеливо кивнула Ренисенб. – Все это неважно. Важно то, что происходило с Нофрет. Она ужасно страдала. Думаю, она очень тебя любила.
– А я ее не любил, – раздраженно ответил Камени.
– Ты жесток.
– Нет, я просто мужчина. Если женщина желает страдать из-за меня, то меня это раздражает – я не спорю. Но мне не нужна была Нофрет. Мне нужна ты. Послушай, Ренисенб, как ты можешь сердиться на меня за это?
Женщина невольно улыбнулась.
– Не позволяй мертвой Нофрет поссорить нас, живых. Я люблю тебя, Ренисенб, а ты любишь меня. Важно только это.
Да, подумала Ренисенб, важно только это…
Она посмотрела на Камени, который стоял перед ней, чуть склонив голову набок, с выражением мольбы на веселом, решительном лице. Он казался таким молодым…
«Он прав, – подумала Ренисенб. – Нофрет мертва, а мы живы. Теперь я понимаю, почему она меня ненавидела… И мне жаль, что она страдала… Но это не моя вина. И Камени не виноват, что полюбил меня, а не ее. Такое бывает».
Тети, игравшая на берегу Реки, подошла к матери и потянула ее за руку:
– Мы пойдем домой? Мама, мы пойдем домой?
Ренисенб вздохнула.
– Да, – ответила она. – Мы пойдем домой.
Они направились к дому; Тети бежала чуть впереди. Камени удовлетворенно вздохнул:
– Ты не только красива, Ренисенб, но и великодушна. Между нами все будет как прежде?
– Да, Камени, все как прежде.
– Там, на Реке… – Он понизил голос. – Я был очень счастлив. А ты была счастлива, Ренисенб?
– Да, я была счастлива.
– Ты выглядела счастливой. Но мне казалось, что мысли твои были где-то очень далеко. Я хочу, чтобы ты думала обо мне.
– Я думала о тебе.
Камени взял ее за руку, и Ренисенб не протестовала.
– Сестра моя подобна персиковому дереву… – тихо пропел он.
Рука Ренисенб задрожала, дыхание участилось, и Камени наконец почувствовал удовлетворение…
Ренисенб позвала Хенет к себе.
Та вбежала в комнату и резко остановилась, увидев Ренисенб, которая стояла рядом со шкатулкой и держала в руке половинку амулета. Лицо девушки было строгим и сердитым.
– Это ты подбросила шкатулку ко мне в комнату, так, Хенет? Хотела, чтобы я нашла амулет. Хотела, чтобы однажды…
– Ты поняла, у кого вторая половинка? Вижу, ты поняла… Знать – это всегда хорошо, правда, Ренисенб?
Хенет злорадно рассмеялась.
– Ты хотела, чтобы знание причинило мне боль. – Гнев Ренисенб вспыхнул с новой силой. – Тебе нравится делать людям больно, да, Хенет? Ты никогда ничего не говоришь прямо. Все ждешь и ждешь… подходящего момента. Ты нас всех ненавидишь, правда? И всегда ненавидела…