Месть Ориона (Орион - 2)

– А затем появился Александр, - подсказал я.

– Да, Александр... Симпатичный, остроумный и очаровательный. И он обращался со мной как с человеком, как с личностью.

– Значит, ты по своей воле отправилась с ним?

Вновь улыбка осветила ее лицо.

– Не спрашивай. Ему даже в голову не пришло, что я могу отказаться. Все-таки, невзирая на блеск и обаяние, он вел себя подобно ахейцам и всегда брал то, что хотел.

Я заглянул в ее ясные голубые глаза, такие невинные и вместе с тем порочные.

– Помнится, в Трое ты мне говорила...

– Орион, - негромко перебила она, - в этом мире женщина должна смириться с тем, чего изменить не в состоянии. В Трое мне жилось лучше, чем в Спарте. Александр гораздо воспитаннее Менелая. Но никто из них не просил у меня руки: Менелаю меня отдал отец, а Александр увез меня от мужа.

– И добавила застенчиво: - Единственный, кого добивалась я, - это ты. Только тебе я отдалась по своему желанию.

Я обнял ее, и больше в ту ночь мы не разговаривали. Однако я не знал, насколько можно верить словам Елены. Действительно ли она воспылала страстью ко мне или же, пользуясь своими женскими чарами, пытается сделать так, чтобы я защищал ее до самого Египта?

После Киликии наше путешествие стало протекать спокойнее. Банды грабителей и отряды дезертиров здесь попадались реже. Прекратились вечные стычки. И тем не менее каждый вечер Лукка заставлял своих подчиненных чистить оружие, словно бы наутро нам предстояло вступить в битву.

– Вот, господин, теперь мы направились в Угарит, - проговорил, обращаясь ко мне, Лукка, когда мы вновь повернули на юг.
– Много лет назад мы осаждали этот город... Я был мальчишкой и бежал за колесницей отца, когда мы бросились в бой.

От могущественного некогда Угарита до сих пор оставались лишь жалкие обгоревшие руины: к почерневшим останкам стен лепились жалкие навесы и хижины, стоявшие на месте некогда прекрасных домов и могучих башен.

Я увидел свидетельство прежней мощи Хеттского царства, некогда настолько сильного, чтобы простирать руку за горы и сокрушать города, провинившиеся перед его великим царем. Но где теперь эта сила?.. Она исчезла, словно ветер унес ее, как песок с гребня оседающей дюны.

Впервые после лесистых холмов Трои я увидел лес; высокие могучие кедры раскидывали свои ветви высоко над нашими головами, и мы шли под ними, словно под сводами величественного живого храма.

Лес как-то внезапно кончился, и мы очутились в обожженной солнцем голой пустыне. Камни так раскалились, что до них нельзя было дотронуться. Ничего не росло здесь, только изредка попадались чахлые кусты. Змеи скользили по горячей земле; бегали скорпионы; над нашими головами кружили хищные птицы, высматривая добычу.

Мы стремились удалиться от берега и портовых городов. Здесь нам опять начали попадаться банды грабителей, правда, всегда на горе себе же самим. Тела их мы обычно бросали стервятникам, однако все-таки потеряли и четырех своих воинов.

Края эти казались естественным обиталищем разбойников, - среди невысоких холмов и узких долин отовсюду можно было ожидать нападения. Жарища стояла адская, казалось, сама земля плясала в дрожавших волнах горячего воздуха, который лишал сил людей и животных.

Елена ехала в повозке под навесом из самых тонких троянских шелков. Жара утомляла и ее, очаровательное лицо красавицы осунулось; так же как и нас, серая пыль покрывала ее с ног до головы. Однако Елена не жаловалась и не просила ехать медленнее.

– Мегиддо [город в Палестине в IV в. до н.э.] уже неподалеку, - сказал Лукка. На небе не было даже облачка, пот стекал по его морщинистому лицу на бороду.
– Там у хеттов и египтян произошла великая битва.

Мы обогнули большое озеро с разбросанными вокруг него селениями и сумели выменять кое-какую провизию. Вода в озере горчила, но все же утоляла жажду. Мы наполнили фляжки и бочонки.

– И кто же победил?
– спросил я.

Лукка обдумал вопрос по обыкновению серьезно и ответил:

– Наш великий царь Муваталлис объявил, что мы одержали безоговорочную победу, но войска больше не вернулись на поле боя, и назад пришло куда меньше воинов.

Мы обогнули озеро и направились вниз по реке, что вытекала из него. Селений нам попадалось немного. Обрабатывать землю наверняка было сложно даже возле реки. Местные жители добывали себе пропитание, выпасая стада коз и овец, щипавших редкую траву там, где ее удавалось отыскать.

Здесь люди также вспоминали о великих битвах, что с незапамятных времен завязывались у стен города. Только город они называли по-другому Армагеддон.

Стало настолько жарко, что мы передвигались теперь лишь по утрам и вечерами, когда солнце садилось. Самые холодные ночные часы мы проводили во сне, ежась под одеялами, и пытались отдыхать в самое жаркое полдневное время.

Однажды утром я опередил наш отряд и предпринял вылазку, желая разведать обстановку. В тот день мы отбили нападение весьма решительной группы бандитов, непохожих на обычных грабителей. Подобно нам они казались отрядом настоящего войска, хорошо вооруженным и дисциплинированным, их шайка даже отступила, не нарушая порядка, когда выяснилось, что они нарвались на профессиональных воинов.

Я поднялся повыше и, остановившись среди камней на пригорке, приставил ко лбу ладонь козырьком и принялся оглядываться по сторонам.

Меня окружали только скалы, сухие кусты, побуревшая от солнца трава... Лишь вдоль реки тоненькой полоской тянулась зелень.

Наверху, над скалистым холмом, я заметил столб серо-белого дыма. Он показался мне странным. Это был не дым костра, клубы которого уносит ветер. Передо мной действительно высился столб: плотный, вращавшийся, упиравшийся прямо в ослепительно ясное небо. Казалось, сам дым светился, словно нечто подсвечивало его изнутри. Оступаясь, я побежал по каменистой пустыне к дымной колонне. Уже у подножия холма я ощутил легкое покалывание в ногах. А когда поднялся на вершину, оно стало сильнее, почти причиняло боль.

Вершина горы оказалась голой; на ней росло лишь несколько иссохших кустов. Столб дыма вытекал прямо из скалы... Неизвестно каким образом. Ноги мои налились огнем - словно кто-то втыкал в них сразу тысячи игл.

– Сними сапоги, Орион, - раздался знакомый голос.
– Гвозди в подошвах усиливают электростатические силы, я не хочу причинять тебе лишней боли.

Гнев и возмущение душили меня, но я скинул обувь и отбросил ее в сторону. Покалывание исчезло - пусть не совсем, однако теперь я мог его терпеть.