Месть

–  Эймс позаботится о вас, - сказал я, протягивая ему чемодан.

–  Я всю жизнь заботилась о себе сама. Вряд ли стоит это менять.

–  Вы любите чили и хорошие гамбургеры?
–  спросил я.

–  Я столько их подавала, что умею отличить хорошие от плохих.

–  Попробуйте их у Эда, и тогда мы поговорим.

Я снова сел в машину, но, прежде чем я успел закрыть дверь, Берил спросила:

–  Вам нужны еще деньги?

–  Нет, спасибо, - сказал я.
–  Вы дали много вперед.

–  Выставите мне полный счет, когда найдете Адель.

–  Не упущу ни пенни, - сказал я.

Оставив их на тротуаре и проехав пять кварталов, я оказался у офиса Джеффри Грина за десять минут до назначенного времени. Против ресторана «Каригуло» было одно место для машины, между зеленым «Саабом» и синим «Роллс-Ройсом». На стекле «Роллса» белела бумажка с надписью «продается».

Узкий проход между антикварной лавкой «Золотое руно» и магазинчиком «Восточные ковры Робинтайна» вел в мощенный яркой плиткой маленький дворик с фонтаном в центре. Табличка на большой деревянной двери с золоченой ручкой, справа от фонтана, гласила: «Фергюс и сыновья». Интересно, подумал я, чем занимаются Фергюсы, чтобы платить аренду за свое помещение. Налево от фонтана похожая дверь имела табличку «Джеффри Грин, доктор медицины, доктор философии». Я открыл ее и оказался в выстланной коврами приемной, в два раза большей, чем обе комнаты моего офиса. Я назвал свое имя величественной секретарше, чей внушительный бюст красовался в окошечке с раздвижными стеклами, и она предложила мне сесть. Кроме меня в большой приемной с зеленым ковром была только молодая нервная женщина лет двадцати с коротко остриженными черными волосами, которая в этот день явно не позаботилась о своем туалете: ее коричневая юбка совершенно не подходила к серой блузке. Она быстро перелистывала журнал, взглядывала на часы на стене, на аквариум с разноцветными тропическими рыбками и снова возвращалась к журналу. Я дочитал до середины статью о Клинте Иствуде в «Энтертейнменте», когда дверь кабинета Грина открылась и он вышел в приемную. Он был один. Если он принимал пациента, тот мог уйти только через другую дверь.

Джеффри Грину было около сорока лет. Темный костюм, великолепная копна черных волос. Я мог бы побиться об заклад, что в свободное от практики время он занимается альпинизмом или горными лыжами.

–  Я буду в вашем распоряжении через несколько минут, Дороти, - сказал он нервничавшей женщине, которая, нахмурившись, кивнула.

–  Мистер Фонеска?
–  спросил он, глядя на меня.
–  Проходите, пожалуйста.

Я прошел за ним в кабинет. Он раздвинул портьеры на окне, за которым открылся вид на маленький ухоженный сад, залитый солнцем и ограниченный стеной, отделанной красивой керамической плиткой.

Кабинет казался небольшим по сравнению с приемной, но очень уютным. Стол, стул, небольшой диван и два кресла - все в приглушенных синих тонах, немного золота. Картина на стене изображала женщину, стоявшую на холме на фоне руин замка и глядевшую вниз, в долину. Лица женщины не было видно.

–  Вам нравится?
–  спросил Грин, садясь за свой стол и предоставляя мне выбирать между диваном и одним из стульев. Я выбрал стул.

–  Картина? Да, - сказал я.

–  Ее написал один из моих пациентов, художник. Мы много говорили с ним о живописи.

–  Она...
–  начал было я.

–  Да, готическая, таинственная.

–  Я хотел сказать - очень меланхолическая.

–  Согласен. Простите, мистер Фонеска, но я должен перейти к вашим вопросам. Меня ждет пациентка.

–  Я понимаю. Мелани Леннелл Себастьян...

–  Я не могу рассказать вам о том, почему она посещала меня и о чем мы беседовали, - проговорил он мягко.

–  А что вы можете рассказать мне о ней?

Он откинулся на спинку стула, взял остро очинённый карандаш, снова положил его, посмотрел в окно.

–  Мелани Себастьян - выдающаяся женщина.
–  Он тщательно подбирал слова.
–  Она очень много пережила. Город, где она выросла...

–  Огден, штат Юта, - сказал я.

–  Огден, Юта, - повторил он.
–  Ее мать была больна, рецидивные опухоли мозга, насколько я знаю. Мелани ухаживала за ней. Начиная с десяти лет она приходила домой из школы и сменяла отца, который работал вечерами. Кажется, он был плотником. Мелани посвящала все свое время уходу за матерью. Не могла играть с друзьями, только читала книги и ухаживала за матерью, прикованной к постели. Когда ей было четырнадцать лет, у ее отца случился инфаркт, и ему пришлось выйти на пенсию. Мелани стала работать официанткой в ресторане, каждый вечер после школы, до десяти часов. У нее не было молодого человека, не было близких друзей. Это она предложила родителям переехать во Флориду. Они перебрались в Гейнзвилль, когда она писала диссертацию, при этом продолжая работать. Около четырех лет назад, после того как умерли ее родители - мать, а через неделю отец, - она встретила Карла Себастьяна.

–  А что она за человек?

–  Сложный, - сказал он, поигрывая карандашом.
–  Она посвятила себя мужу и спасению детей. Очень много работала - в католической организации, за символическую плату. Боролась с системой, с судами, с психиатрами, помогая детям. Когда Мелани Себастьян отдает кому-нибудь свою любовь, она отдает ее с такой убежденностью, состраданием и силой, какой я никогда ни у кого не встречал.

–  Вы знаете это по опыту?

–  Из наблюдений. Я и так уже открыл вам больше, чем должен был бы.

–  Вы не сказали, почему она обратилась к вам и какие выводы вы сами сделали из истории Мелани Себастьян, которую только что мне поведали.

–  И не скажу, - произнес он, кладя карандаш на стол и глядя на меня.

–  Вы знаете, где сейчас Мелани Себастьян?

–  Нет.

Он проговорил это очень медленно.

–  Имеете какие-нибудь соображения?

–  Возможно.

–  Вы отказываетесь поделиться ими со мной?

Он не ответил.

–  Вы, может быть, выкинете меня за дверь, но мы оба торопимся, - сказал я.
–  Мистер Себастьян считает, что у вас был роман с его женой.

Грин вскинул голову и посмотрел на меня с интересом.

–  Вы уже более чем намекнули на это. Что, если у нас действительно был роман?

–  Или есть, - поправил я.
–  Это могло бы означать, что она у вас. Ее муж хочет только поговорить с ней.

–  А вы - только найти ее для него?

–  Именно, - сказал я.

–  Во-первых, - проговорил он, вставая со своего места, - у меня нет и не было романа с Мелани, миссис Себастьян. Вообще, мистер Фонеска, у меня совершенно другой уклон, и тому масса свидетельств. Это совсем не секрет, хотя никак не вредит моей практике. У меня много клиентов-гомосексуалистов, мужчин и женщин, и женщины говорят со мной более откровенно, чем говорили бы с психиатром традиционной ориентации. Мужчин-гетеросексуалов я пользую редко.

–  Вы можете это как-то доказать?
–  спросил я.
–  Или я должен поверить вам на слово?

–  Правда заключается в том, - он посмотрел на часы, - что у меня нет ни времени, ни желания доказывать это, но если вы справитесь в определенных кругах, то получите необходимое подтверждение.

Стул, на котором я сидел, был очень удобный. Хотелось откинуться назад.

–  Хорошо, допустим, вас женщины не привлекают.

–  Допустим.

–  Но ведь ничто не мешает вам быть другом Мелани Себастьян. Она - ваш пациент. Не исключено, что она могла делиться с вами своими секретами.

–  Не исключено, - сказал он, вставая и улыбаясь.
–  Но в таком случае я не имел бы права их разглашать.

–  Да, дилемма, - сказал я.

–  Похоже на то.

–  Я сказал Себастьяну, что когда я ее найду, то не сообщу ему, если она не пожелает быть найденной. Я лишь постараюсь сделать все, что смогу, чтобы убедить ее поговорить с мужем или объяснить мне, почему она этого не хочет.

–  «Когда», - повторил он, - не «если». Вы не производите впечатления очень уверенного в себе человека, мистер Фонеска.