Место на земле

Я был очень доволен, что мне удалось вырвать у прокурора подобную характеристику. Но я уже начал опасаться, как бы он не обнаружил истину, и решил, что лучше всего сбежать до разоблачения.

— Вашему степенству известно, — обратился я к прокурору, — насколько я переутомлен и как нуждаюсь в отдыхе. Не будете ли вы настолько добры, чтобы разрешить мне двухнедельный отпуск с сегодняшнего дня?

Прокурор не замедлил ответить:

— Конечно, конечно, у меня нет никаких возражений! Ты можешь взять отпуск хоть сейчас. Твою работу я поручу местному городскому следователю.

— Премного благодарен, ваше степенство, я еду через час!

Прокурор легким кивком головы и умиленным взглядом выразил свое согласие и, обратившись к Омару-эфенди, спросил:

— Ваше превосходительство, господин визирь, соизволили прибыть к нам сегодня?

— Да нет, мы тут уже вчера вечером потрудились…

Прокурор, казалось, чего-то недопонял. Я поспешил с туманным разъяснением:

— Вчера вечером господин визирь был в…

Прокурор понял из этих слов, что указ о назначении министра юстиции подписан только вчера. А Омар-эфенди подумал, что речь идет о его вчерашней роли визиря в спектакле, и по простоте своей спросил:

— Конечно, ваше степенство присутствовали вчера вечером вместе с господином губернатором?..

Но прокурор опять не понял, о чем идет речь. Тогда я, испугавшись, что взаимные расспросы скоро откроют им истину, подошел к прокурору и шепнул ему на ухо:

— Сегодня его превосходительство визирь приглашен мною на дружеский обед, где он хотел быть со мной наедине. Было бы удобно, если бы ваше степенство позволили нам откланяться сейчас же.

— Пожалуйста, — отвечал прокурор, — пожалуйста, я к вашим услугам!..

Я взял моего друга под руку и вытащил его на улицу.

* * *

Как только мы вышли, я простился с Омаром-эфенди, побежал домой, быстро собрал чемодан и уехал в Александрию. Я все время опасался, что истина обнаружится, как только прокурор получит свежие каирские газеты и увидит там портрет нового министра юстиции. Но судьбе было угодно отвести от меня опасность разоблачения и месть прокурора. На следующий день я прочел в газетах, что по указанию нового министра юстиции произведены перемещения среди должностных лиц этого ведомства. Среди перемещенных на ту же должность, но в другую, далекую, провинцию, оказался и наш прокурор. Я был теперь в полной безопасности.

Многие годы прошли с тех пор, как случилась эта история. Я давно бросил юридическую карьеру и занялся совсем другим делом [24] . Мне довелось встретиться с грозным прокурором, только когда он уже вышел в отставку, достигнув высшего чина в кассационном суде. Я случайно увидел его в кафе в Каире — он был уже глубоким стариком. Как он обрадовался встрече со мной! Вспоминая мою шутку, он воскликнул с добродушной улыбкой:

— А помнишь «его превосходительство визиря»?

24

Автор имеет в виду, что он стал профессиональным писателем.

— Визиря Джафара? Еще бы! — проговорил я, тоже улыбаясь.

Смеясь во весь рот и обнаруживая при этом вставные челюсти, бывший прокурор проговорил:

— Да, да, господин мой, я имею в виду визиря великого халифа Харуна ар-Рашида! Только после твоего отъезда я узнал, что это был артист.

АБДАРРАХМАН АЛЬ-ХАМИСИ

Сон

Перевод А. Султанова

Я покинул мою маленькую чердачную комнату на седьмом этаже и вышел на улицу.

С этого начались мои скитания. Теперь у меня нет комнаты, где бы я мог провести ночь. Моя хозяйка грубо выгнала меня из квартиры. Ее слова, как отравленные стрелы, вонзились в мою душу.

Я задолжал ей квартплату за два месяца. Вначале она молчала.

Но вот что произошло потом: в последний вечер я вернулся домой такой усталый, что собственные ноги казались мне тяжелыми гирями. Я, не раздеваясь, лег на пол, на циновку, и попытался заснуть. Но тщетно: в комнате стояла зимняя стужа, из всех щелей дул пронзительный холодный ветер, а у меня не было ни одеяла, ни одежды, чтобы укрыться от холода. Я весь дрожал, съежившись на своей циновке.

Когда холод пробрал меня до костей, я понял, что заснуть не удастся. Тогда я встал и принялся искать хоть какое-нибудь топливо, чтобы зажечь костер на цементном полу. Я точно знал, что топить нечем, но тут в поисках дров мои глаза остановились на деревянных стропилах крыши. Конец одной перекладины имел огромную трещину, сквозь которую мерцали холодные звезды. Недолго думая я оторвал кусок гнилой деревянной перекладины, отчего зияющая дыра еще более увеличилась и холодный ветер сильной струей ворвался в мое жилище. Я разжег на полу костер и стал греть руки и ноги. Коченея от холода, я был не в состоянии думать о последствиях своего шага. Руки у меня немного отогрелись, но все тепло уходило из комнаты через огромную щель в крыше. А ветер оттуда прорывался с ревом. Костер догорел, я продолжал коченеть. О сне нечего было и думать.

Наступило утро. У меня не было ни еды, ни денег. Я вспомнил, что и вчера я весь день ничего не ел. Вот уже два месяца хожу без работы. Задолжал бакалейщику, что на углу нашего переулка, и нечем заплатить ему… Размышляя, я то уносился в мыслях далеко в деревню, то возвращался обратно сюда, в Каир. Было раннее утро.

Собрав угли и золу от костра в угол комнаты, я вышел на плоскую крышу, чтобы согреться лучами утреннего солнца. Было еще холодно. Хозяйка моей квартиры тоже вышла на крышу кормить цыплят, которым был отведен угол рядом с моей мансардой.

Я боялся встретиться с хозяйкой: ведь она непременно спросит о квартплате. Но она, заметив меня, поздоровалась и принялась кормить своих цыплят. Улучив момент, я скрылся в своей комнате. Но через минуту она уже стучалась в мою дверь. Войдя, она огляделась вокруг, и сердце у меня замерло.

— Что это, почтенный? — сказала хозяйка, и я понял, что она заметила увеличившуюся щель в потолке и кучу золы в углу комнаты.

Я молчал. А она начала ругать меня за то, что я давно не плачу за квартиру, что теперь я стал ломать дом и сжигать его по частям, что если я и впредь буду поступать так же, то, чего доброго, спалю весь дом. При этом она смотрела на меня презрительно и холодно. Наконец был вынесен приговор:

— Два месяца ты не платил за квартиру и, видно, не заплатишь. Ну и бог с тобой; аллах щедр, и я прощаю. Но сию же минуту прошу оставить мой дом!

* * *

Я спустился с моего чердачного этажа и вышел из дому. Теперь мне негде ночевать. Все. Впрочем, разве там можно спать!

Я встал у ворот, наблюдая за переулком. Надо было выяснить, смогу ли я незаметно проскочить мимо угла, где разместился бакалейщик. Если он увидит меня, то непременно напомнит о долгах. Однако из нашего тупика можно было выйти на улицу, только минуя бакалейщика. Что делать?