Место под солнцем

Артур скосил глаза к двери. В коридоре слышались нестройные голоса, перебиваемые размеренным щелканьем подкованных каблуков. Дверь взвизгнула и в палату сразу ввалилось много народу: желтые пятна гвардейцев, выделяющийся на их фоне "штатский" и, кажется, весь персонал больницы. Впереди всех был Доктор, который, расставив руки в стороны, кричал:

– Позвольте! Не пущу! Это госпиталь, а не базар! Именем Красного Креста!

Гвардейцы грубо оттолкнули Доктора к стене. Истые фанаты в исполнении приказов комиссара Джахари, равно как и фанаты односторонней жестокости, они хватали больных с постели, сверяли по списку происхождение и, если кто оказывался "ненастоящим" китайцем, волокли на улицу, где его уже дожидались тарахтящие весело и беззаботно высоколобые трейлеры. Доктор каждый раз обреченно приподнимал голову и всхлипывал: "Не имеете права!". Артур с удивлением взирал на непрошенных гостей. И тогда подошли к нему. Комиссар прочел табличку на кровати и недовольно спросил:

– Этого в списке нет!

– Не трогайте!
– встрепенулся Доктор.

– Документы!
– рявкнул комиссар на Артура.
– Живо!

– Увы вам, - подал голос Артур, - я их потерял. Украли.

– Тоже уведите, - скомандовал комиссар и, кивнув в рот жевательную резинку, стал противно жевать.

Доктор совсем скуксился, и вдруг подошел к комиссару Джахари и ударил его по лицу. Комиссар тупо обернулся и... заорал! Он орал на весь мир, и он накинулся на Доктора, и он стал лупить его кулаками и ботинками. "Сволочь! Падаль иностранная", - только и раздавалось окрест. Вся палата застыла в молчаливых позах и ледяном напряжении. Артур метнул взгляд вокруг: крики и молчание. И тогда он прямо с кровати сиганул на спину Джахари, схватил за воротник и основательно встряхнул паршивца, только звонко клацнули зубы. Штатский махнул и гвардейцы гурьбой набросились на дерущихся, образовали кучу-малу, оттиснули своего комиссара к окну и, наконец, прилично измочалив и получив в ответ столько же, ну может быть чуть меньше, заковали Артура с Доктором в железо. Натерпевшийся страхов комиссар мстительно отряхнул свои желтые военные галифе, выпятил грудь колесом и с шипением произнес:

– Уведите эту свинью и эту сволочь врача, и, вообще, разберите весь этот притон к чертовой бабушке. Лежачих не брать!

И он ушел, зализывая прокушенный язык. Артура, подпинывая, погнали вниз двое - образ одного из них, с провалившимся носом и красным пятном от шеи до уха, врезался в память, казалось, навсегда, и втолкнули в фургон. От последнего толчка Артур засеменил, пытаясь удержаться в равновесии, но не удержался и упал, подмяв под собой нечто сухое и костлявое. Из-под него выкарабкался шаткий старичок, только охнувший на все извинения.

Все лавки уже были забиты. Вновь прибывающие устраивались кто как может - стоя или на коленках. Когда и стоять стало негде, дверь захлопнули, лязгнул замок и воцарилась полная темнота.

Артур погрузился в печальную задумчивость. Он думал. Нужно быть одержимым, чтобы жить в этом мире. О, человек, почему надо обязательно унижать других, чтобы казаться выше? Ты унижал природу, мня себя царем, а ведь говорили же: не бей породившего тебя, потом будешь горько сожалеть. О, глупцы! И вы продолжаете обезьянничать! И я вместе с вами не понимал раньше, что ничего мы не знаем. Мы можем констатировать факты, но глубокого их понимания у нас нет. Может быть природа и уничтожает нас потому, что мы ее не поняли, не выполнили задачи быть высшим существом. Да-да, прав Вэн Юань, во всех бедах виноват сам человек - для ЖИЗНИ ему было дано все необходимое. А может так и должно быть, что существует предел познания и истории - чисто прагматический, заложенный в самой природе. Бог знает...

В темноте кто-то крякнул и как можно более веселым голосом спросил:

– Здравствуйте, товарищи! Куда едем?

– По этапу!
– угрюмо отозвались со стороны кабины и тогда поднялся гвалт. Кто-то бил ногами в стену, кто-то мучительно стонал.

Неожиданно для всех из хрипящего горла динамика послышался голос комиссара Джахари: "Ну вы еще не включили?.. Вот бараны-то точно... Ладно, я говорю". Он кашлянул и, не зная с чего начать, еще раз кашлянул. В трейлере утихли. "Гм! Объясняю ситуацию. Все вы преступники, согласно действующему Указу Великих и Мудрых Близнецов. Вознесем им должную хвалу и продолжим. Все вы - иностранные шпионы и я лично поперевесил бы всех на первой перекладине. Но... с глубочайшим сожалением приходится отдавать вас в крепкие руки правосудия, где вы получите по заслугам, не так ли? В вину вам ставится грубейшее нарушение Указа номер девять, заключающегося в необходимости покидания страны в течение двух суток со дня подписания означенного документа всеми инорожденными, коими вы и являетесь, карающееся смертной казнью или пожизненными исправительными работами на усмотрение территориальных властей..." Заплутав в дебрях словесности, офицер гвардии просто отключил микрофон.

Артура внезапно замутило и он стал повторять про себя: "Страна дураков, страна дураков", а потом в горестном настроении прошел к задней двери, сел на карачки и заглянул в прорезь щели. Трейлер задребезжал и рывком рванул с места - и в полоске светлого мира за щелью пополз мрачноватый дворик больницы, арка, и дальше, шарахая велосипедистов, понеслись по спящим проспектам, по лужистым бульварам, и покинули старинный полуразвалившийся Сиань. Дорога повела по безлюдной и мертвой местности. Неподвижно серели каменные глыбы и куски грязной пемзы - растительность давно покинула этот край. Природа упрямо наводила все более полный беспорядок на этом отшибе - тот истинный абсолют, который породил все и вся, породил жизнь, но пришло время и он забирает ее обратно в свои необоримые объятия. И напрасно философы до изнемождения искали его где попало, он находился рядом: ибо из хаоса возник мир, хаосом и завершится.

Артура пихнули в бок. Это рядом примостился Доктор.

– Как твоя нога, герой, не болит?.. Ну и хорошо, караул...

– Простите что так получилось, - сказал Артур.
– Если можете.

– Ладно. Тут не во мне дело, тут другое...

При этих словах Доктора Артур наконец-то ощупал неуловимую, но давно свербящую в мозгу мысль. Близнецы... что? Устраняют лишних свидетелей, что ли. И еще... Чувствуется какая-то общая угроза, что-то Близнецы затевают...

– Дай мне посмотреть наружу, - попросил Доктор.

Артур уступил место.

– Но здесь же нет ничего интересного!
– воскликнул он, наклонившись.
– И ты два часа смотрел, караул?

– Мне интересно, - ответил Артур и шепотом добавил: - По правде говоря, я не собираюсь здесь долго задерживаться.

Доктор тоже понизил голос.

– Сразу вижу в тебе кровь прежних: малейшие оковы и начинается борьба за свободу... Местность мне незнакома. Судя по пейзажу... за каждым валуном прячутся, чтобы напасть, длинноухие гибриды. Да и при побеге погонятся гвардейцы, вызовут глайдеры, устроят облаву. Неприглядная картинка, караул.

– Погонятся шакалы, - уточнил Артур, - а это меняет дело. Мы будем биться.

– Гмм... куда же нас везут?

– Понятия не имею. К югу.

– Это плохо, - проговорил Доктор и замолк.

Солнце нестерпимо калило кузов, стояла духота и от людей валил нездоровый смрад... Печать за грехи отцов изъянами лежала на НИХ. Шелушащаяся и разноцветная кожа, неправильной формы руки и ноги... Неизбежны законы природы, когда сын виновен в ошибках отца. Но пока они живут, пусть несчастные, но все же люди, - никто не имеет права безнравственного обращения с ними... Да, да, да, у нас нет понимания того, что мы делаем, зачем мы это делаем, и почему мы делаем это так плохо. Мы отрицаем себя своими действиями. Вот, мы не сумели владычествовать над миром, как не стали и атомами единой гармонии (есть в нас дурацкое свойство, называемое эгоизмом), мы не нашли братьев по разуму, и даже по-настоящему не вышли в космос, потому что разобщены и не создали монолитного образования - человечества, такого естественного и такого далекого. Но и здесь, на Земле, мы не построили ничего устойчивого, а пресловутая техносфера нас слишком скоро предала...

– В детстве, - задумчиво сказал Доктор, - я мечтал быть журналистом. Знаешь, это романтично - ездишь по городам, создаешь новости, берешь интервью у популярных личностей и постоянно на передних рубежах событий. Но мечтал еще во времена какой-никакой стабильности, вплоть до... до того памятного страшного голодного года. И я познал все ужасы низов общества и это было невыносимо, когда соседка съела своего маленького ребенка и сошла с ума, когда мы стали ловить из реки кишащую червями рыбу, когда другая соседка... Потом я убежал из дома и бродил в пригородах Столицы, но насмотрелся на стольких изувеченных уродов, изголодался до таких костей, что поневоле вернулся домой. Мамы уже не было, а сестра превратилась в дряблый костлявый мешок, тускнеющий с каждым часом. Потом огонек ее жизни угас совсем. Тогда я убежал вновь и, на свою удачу, пристал к одному разъезжему врачу - у того были деньги, но как раз не было смышленного помощника... Интересно ли тебе?

– Да, очень, - сказал Артур, но Доктор замолчал. До этого всегда подвижные его глаза печально застыли и стали походить на саму скорбь.

– Отсюда нет достойного выхода, - медленно проговорил он. Только унижение и смерть. Падение и смерть... Знаешь, мне не раз приходила мысль. Земля как саморегулирующаяся живая система обладает инстинктом самосохранения и когда люди становятся шелухой, из необходимости превращаются в экскременты, в рудимент, в гнойник, она отказывается от них.

– Как-то я изучал пантеизм...
– начал было Артур.