Место смерти изменить нельзя

— Что вам понятно? — враждебно вскинулся Максим. Она злила его, о, как она злила его!..

— Вы не могли не знать, что папа сделал на ваше имя завещание! Вы с ним переписывались и перезванивались на эту тему. Не может быть, чтобы папа вам не сказал! Папа все всегда говорит… говорил… говорит… сразу, у него секреты не держатся…

Теперь, натурально, слезы. По сценарию положено.

Соня плакала. Плечи ее вздрагивали. Все почтительно замолчали, уважая чужое горе.

Ну что на это скажешь? Доказывать, что он не знал о завещании? Слезы — лучшее оружие…

— Что… вы… с ним… сделали… Максим? — сквозь рыдания донеслись Сонины слова. — Что вы с ним сделали?….

— У вас есть алиби? — мстительно спросил Пьер.

— Какое алиби?

— Что вы в ту ночь не выходили из дома? После того, как вы вернулись от Вадима?

— Почему у меня должно быть алиби? Почему я должен был выходить ночью из дома?

— Чтобы тело спрятать. Так у вас есть алиби? Бред. Снова бред.

— Нет, — сухо ответил Максим. — У меня нет алиби, что я не выходил из дома. Но я не выходил. И тело не прятал.

Зависло молчание, в котором лишь слышались затихающие рыдания Сони.

— И вообще, — добавил Максим, — с чего вы взяли, что Арно нет в живых, собственно?

Эффект был сильным. Присутствующие загудели. Соня перестала плакать и одарила Максима взглядом, в котором затеплилась надежда. Реми одобрительно кивнул Максиму, словно критик, присутствующий на просмотре премьеры.

— Не стоит играть в обвинителей, — поучительно сообщил детектив. — Из-за наследства убивают, случается; но случается, что и не убивают, это совсем не обязательно, — шутил он. Соня вытирала глаза и кивала ему согласно. — Не будем впадать в панику! У нас пока еще нет никакого следа, а все, что мы можем предположить, — только домыслы, — успокаивающе гудел его голос. — Я разговаривал с Мари, девушкой, которая убирает у месье Дора: она убеждена, что Арно не переодевался и не снимал грим дома. Если верить Максиму — а у нас пока нет оснований ему не верить, не так ли? — а также всем этим деталям, то получается, что месье Дор не заходил домой после съемок. Будем пока считать, что он куда-то уехал прямиком со съемочной площадки. Возможно, у него было дело, которое оказалось важнее, чем предстоящая беседа с Пьером, которую он обещал вам, Соня. Может быть, это как раз связано с завещанием… Вы не знаете, к какому нотариусу он мог обратиться?

— Ни малейшей идеи.

— Квартира вашего отца — в его собственности?

— Да.

— Вам известно, у какого нотариуса оформлена купчая?

— Нет, к сожалению. Это случилось еще до моего рождения.

— Не страшно, я этим займусь. Очень бы хотелось найти кого-то, кто видел его после того, как он уехал со съемок. Да, это неплохая мысль — насчет нотариуса. Что еще могло оказаться столь важным, чтобы Арно пожертвовал своим визитом к Соне и даже своим вечером с Максимом?

— Зачем Арно мог понадобиться нотариус, если он уже написал завещание?

— спросил Пьер.

— Понимаете ли, Пьер, вы человек, как мне кажется, пунктуальный и обязательный и все делаете именно так и тогда, как и когда обещаете. Но представьте себе, что существует масса людей, которые заверяют вас, что дело сделано, тогда как они еще только собираются это дело сделать… Возможно, что Арно Дор относится именно к этой породе.

— Я думаю, вы правы! — с надеждой воскликнула Соня.

— Похоже, — рассудил Пьер. — Очень похоже на Арно. Сказать вам правду?

— Конечно! — быстро согласился Реми.

— Я думаю, Арно не хотел столик отдавать. Собирался, но не хотел. Это было против сердца, знаете ли, такие вещи чувствуются. Так что вполне вероятно, что он тянул до последней секунды. И когда Максим уже приехал, он все-таки помчался исполнять свой долг чести — отступать ему уже было некуда.

— Тем более.

— Ваша гипотеза насчет нотариуса, по-моему, очень удачна, — произнес уныло Вадим, — но только это никак не объясняет исчезновение Арно. Уже три дня, как его нет.

— Не объясняет, вы правы, но может дать нам какой-то след… Кроме того, я жду из полиции сообщений насчет машины. По поводу же таинственной незнакомки, посещавшей вашего отца, у меня есть кое-какие соображения, и я принял кое-какие меры…

Все как-то отошли от пережитого шока взаимных обвинений и оживились.

Пьер предложил пожаловать к столу, Реми долго отказывался; его дружно уговаривали и наконец уговорили.

За столом шла беседа о семейной истории Дориных, которую Реми рассказывали наперебой и в подробностях — все присутствующие знали ее наизусть и в деталях. Мишели вклинивались с разговорами о политике, о Горбачеве, о Ельцине, о демократии и свободе слова, о русской культурной традиции и русско-французских связях, и Максим с удивлением обнаружил немалую образованность супружеской пары в этих вопросах. Реми ненавязчиво задавал вопросы и быстро узнал, что Мишель-муж работает в крупной парижской газете, где и познакомился когда-то со своей женой, тоже журналисткой, которая впоследствии оставила работу из-за детей; что жена Жерара — и, соответственно, мать Этьена, — красавица-вьетнамка, сбежала много лет назад с богатым латиноамериканцом, оставив малолетнего сына своему мужу, у которого не было за душой ничего, кроме аристократического происхождения, унаследованного дома и его коллекции, в которую вкладывались последние средства; что Маргерит, богатая вдова, пыталась писать детективные романы, чтобы развеять скуку, но не очень афишировала свое хобби, не будучи уверена, что подобное занятие пристойно для настоящей «старой ветви» аристократического рода, и что у нее есть взрослый сын, который учится в Америке.

Максим наблюдал за Реми и слушал краем уха обильно стекавшуюся к детективу информацию, поражаясь легкости, с которой Реми получал ее от людей, и скорости, с которой он эту информацию переваривал. «Это и есть профессионализм, — думал Максим. — Мне подобные вопросы даже в голову не пришли. А Реми прочесывает всю местность, ничего не оставляя без внимания…»

Если Максим и вел свои собственные наблюдения, то лишь в весьма ограниченной сфере: его интересовали траектории взглядов, пересекавшиеся в точке нахождения Сони. Исходные пункты были все те же: папаша де Вильпре с его полуазиатским сыночком да еще Пьер. Мишель-муж, к счастью, казался вполне мужем своей Мишель-жены и был полностью погружен в разговоры, которые вел не без блеска. Дамы распределяли свое внимание между всеми присутствующими.

Мишель-жена отпускала остроумные шутки в адрес обоих правительств, над которыми смеялся весь стол, ее муж утирал слезы от смеха, и даже Соня несколько раз улыбнулась. Маргерит все больше поддакивала всем понемножку, ухитряясь при этом демонстрировать чувство собственного достоинства… Хотя, пожалуй, ее взгляд несколько излишне часто обращался в сторону черноглазого Этьена. Или Максиму только показалось?

Впрочем, его это трогало и интересовало мало. Так бывало часто: в новой компании он довольно быстро различал невидимые ниточки, связывающие присутствующих любовью, ревностью, соперничеством, завистью и прочими разнообразными чувствами, свойственными человеческим особям; и что с того? Ну, люди; ну, между ними отношения, что нормально; двое мужчин влюблены в одну и ту же женщину — эка невидаль; отец и сын одновременно — читайте Тургенева; стареющая дама — в красивого мальчика — читайте Мопассана, и так далее…

Главное, что он во всем этом не участвует и отношения ко всему этому не имеет.

Он просто ведет наблюдения… Режиссерские.

Вечер принимал все более светский оборот, и всем стало постепенно казаться, что все не так уж страшно, что Арно появится не сегодня-завтра, и тогда — вот уж тогда ему дружно намылят шею, этому старому проказнику! Вадим поделился с присутствующими творческими планами на совместный с Максимом фильм по вышеизложенной истории, и все нашли этот проект чрезвычайно интересным.

Вдохновленный, Вадим тут же условился с Максимом начать работу завтра же вечером, у него дома: раз в его фильме все равно простой, так надо же этим временем воспользоваться! Да-да, кивал Максим, завтра же вечером, действительно, что время терять…

Звонок застал всех врасплох, сбив слегка эйфорию и напомнив о реальности.

— Меня, может быть, — сказал Реми, вытирая белоснежной салфеткой рот, — я ваш телефон оставил, ничего?

— Вас. — Соня протянула ему трубку. Все перестали есть и устремили взгляды на детектива.