Место смерти изменить нельзя

— Не знаю, — ответил он Соне. — Я не понимаю ее логику. Тем более что мне показалось, что этот ее визит сюда послужил лишь тому, что Реми всерьез заинтересовался ею самой… Он стал ее подозревать, мне кажется.

— Какие же у нее могут быть мотивы?! У Мадлен — что у нее может быть против папы?!

— Я ничего не понял, — поспешно соврал Максим. — А второе направление, значит, это наследство, как я понимаю. То есть этот очаровательный столик, — кивнул он в его сторону.

Столик невозмутимо парил на своих тонких гордых ножках, тускло поблескивая лакированной поверхностью.

— Завещания нет, — сказала Соня. — Что это означает?

— Нет на мое имя, ты хочешь сказать.

— На мое тоже нет.

— Но тебе и не нужно, ты ведь автоматически наследница, ведь так? Если столик не оформлен на мое имя, то, значит, его получаешь ты. И Пьер.

— Послушай, Максим, я ничего не могу понять, — жалобно сказала она. — Что, я теперь под подозрением? Или Пьер? Или мы оба?

Кажется, столик ее не интересовал, причем не интересовал совершенно.

Максима это обрадовало. Ему было бы неприятно увидеть в Соне подтверждение словам Реми, сказанным час назад о наследстве и наследниках…

— Боюсь, что да… Если — если! — вина Ксавье не будет доказана, то полиция примется за вас. Раз столик не оформлен на меня, то у вас есть мотив…

Извини, Соня, если ты действительно хочешь, чтобы я продолжал, то мне придется употреблять довольно жестокие выражения…

«Как это так получилось, что мы все с ней нянчимся?» — мелькнула раздраженная мысль.

— Это не страшно, — тихо ответила она.

— У вас есть мотив для убийства.

— Какой?

— Интерес к столику как к материальной и как к антикварной ценности, учитывая в особенности, что Пьер коллекционирует антиквариат. Интерес убрать Арно до того, как он напишет завещание на мое имя. Мы уже об этом говорили.

— Я помню. Но ведь это было так, в теории? Ведь Реми не подозревает Пьера на самом деле? Пьер, конечно, страстный коллекционер, но…

Максим посмотрел на Соню отчужденно. Теперь, когда она говорила о Пьере, ее муж снова стал реальностью — реальностью, о которой они напрочь забыли полчаса назад…

— Вот именно поэтому он под подозрением, — неприязненно сказал он. — Кроме того, его можно заподозрить в покушениях на меня: пока он не знал о завещании, он поторопился убрать Арно, а когда ты ему сказала, что твой отец написал завещание на мое имя, то попытался убрать меня. Потому что если меня нет, то в этом случае столик снова отходит к тебе.

— Не правда! Я не верю! — Соня схватилась за голову руками. — Пьер не мог убить папу! Он не такой, он не способен на это! И потом, он меня любит!

— Ну и что? — холодно ответил ей Максим. — Бывают люди, которые убивают даже тех, кого любят, не то что родителей тех, кого любят.

Соня заплакала.

— Что-ты-пони-маешь! — доносилось сквозь рыдания. — Что ты всех судишь!

Что ты сам знаешь о любви?!

— Эй, эй, ну что ты расплакалась, как маленькая! Я же не обвиняю Пьера, я тебе рассказываю, что подумают в полиции! Кончай реветь! — сдал позиции Максим.

«Реми из меня не получится, — подумал он, вспоминая детектива. — Я слишком груб».

— Слышишь, Соня, ну, Сонечка, не плачь, перестань. Это еще не обязательно, что они так подумают. А потом, даже если подумают, надо еще доказать, это не одно и то же — предполагать и обвинять… Ну, слышишь, не плачь!

— Я не могу больше… Папу убили… разве этого мало… — рыдала Соня.

— Еще и Пьера сюда… Пьер не пытался тебя убить! За рулем машины была женщина!

Есть свидетели, которые это заметили!

Ну да. А то, что его, Максима, пытались убить — это ерунда. Главное — не трогайте Пьера.

— Он мог переодеться в женщину… — Соня снова начала его злить, и в то же время жалость к ней не отпускала его. — Как справедливо заметил Вадим, вести машину в женской одежде и даже пройтись от машины до дверей квартиры — дело не такое уж хитрое. Это не на сцене играть. Кроме того, существует еще вероятность, что он мог нанять кого-то… Поверь, мне тоже не хотелось бы думать, что твой муж… — Максим изо всех сил постарался произнести эти слова не слишком фальшиво. — …твой муж способен на подобное… Я понимаю, это неприятно, это даже ужасно допустить такую мысль… (Вот, опять я начал сюсюкать!) Но, к сожалению, правда не зависит от того, хочется нам ее допустить или нет, — закончил он суше.

— В конце концов не один Пьер коллекционирует антиквариат. — Соня немножко успокоилась и теперь вытирала глаза с черными обводами туши бумажным платком. — Есть и другие! Вспомни, еще год назад пытались столик украсть!

— И тогда это тоже мог быть Пьер, — с сожалением ответил Максим. — У других коллекционеров для кражи было меньше мотивов.

— Это почему еще?

— Похоже на то, что попытка кражи связана с моим появлением: туманная вероятность, что столик уедет в Россию, стала весьма реальной угрозой. Однако же в среде коллекционеров об этом не знали. Зато Пьер знал, и именно это могло его подвигнуть на кражу — пока твое наследство не ушло в Россию. Он мог нанять кого-то и на кражу тоже…

Соня смотрела на него внимательно и сосредоточенно, что-то обдумывая.

— Хорошо, — сказала она решительным тоном, — я не буду плакать, не волнуйся, просто у меня уже нервы не выдерживают… — И глаза ее снова покраснели. — Поговорим спокойно, — хлюпнула она носом. — Я вот что хочу тебя спросить: нас с тобой разыграл по телефону убийца?

— Судя по всему — да. Только у него был интерес выиграть время при помощи этого розыгрыша.

— Значит, по-твоему, это мог быть Пьер?

— Теоретически…

— Вот, — торжествующе сказала Соня, — ты сам теперь видишь, что это не мог быть он! В нем нет ничего актерского, он просто неспособен кого-то разыгрывать, подделывать голоса, тем более женские! К тому же, — она выдержала многозначительную паузу, — я бы его узнала!

Максим сочувственно посмотрел на нее. Ей так не хотелось верить в то, что ее муж мог оказаться преступником… Любила она его или нет, но она не могла допустить мысль, которая разрушала ее покой, ее тщательно выстроенный и забаррикадированный, уютный и беспечный мирок… Максим понимал это, хотя и не то чтобы осуждал, но с трудом принимал, что ли… Однако же он больше не злился на нее. Он был полон жалости и нежности и, может быть, любви…

Может быть, любви. Как называется чувство, когда любить готов и почти уже любишь, но знаешь: нельзя и не нужно; и натягиваешь вожжи, и запрещаешь себе любить? Можно ли сказать, что ты искупался, если вошел в воду по колено?

— К сожалению, — мягко сказал он, — и в этом случае остается возможность, что Пьер нанял кого-то… Уж что-что, а деньги у него есть, чтобы оплатить услуги и актеров, и даже убийц. Я не говорю, — поспешил добавить он, — что Пьер именно так и поступил. Я вовсе не считаю, что Пьер — это тот, кого мы все ищем! — соврал Максим, снова подумав о силуэте в саду.