Месяц за год. Оборона Севастополя. Любовь и смерть преград не знают

Мишель просто кивнул, и пошёл вслед провожатому. Здание квартир обер-офицеров полка, было немногим меньше казармы для солдат. Вахмистр прошел к комнатам, назначенным для юнкеров.

– Вот здесь и будете квартировать. Две комнаты- одна для вас с юнкером Репниным, другая для ваших денщиков. Готовить пищу в комнате запрещено, самовар дежурный ставит каждый час, спиртовка для кофе у вас есть. Расписание для занятий юнкеров вывешивается внизу.

И, вахмистр покинул помещение, а Залепский зашёл в большую комнату с двумя кроватями, столом, двумя стульями и двумя шкафами. На подоконнике стояла спиртовка. Обстановка была довольно простая, но живописная- на кровати, застеленной солдатским суконным одеялом, возлежал юноша, одетый по- домашнему, и читал небольшую книжицу. Бархатный колпак с кистью, одного цвета с ним куртка, бархатные темные штаны, понятно, босой. Рядом с кроватью стояли замшевые мягкие турецкие туфли.

– Позволю отрекомендоваться- Юнкер Михаил Дмитриевич Залепский.

Лежавший улыбнулся приятной полуулыбкой, одел туфли и встал.

– Согласитесь, не мог же я представиться без туфель, – улыбнулся он ещё раз и встал, – Никита Георгиевич Репнин, юнкер. Вы вовремя. Через три дня начнутся занятия, вы успеете пошить мундиры?

– Да в поместье всё пошили, – улыбнулся Михаил, – Яким, занеси чемоданы и развесь форму.

Денщик проворно разложил вещи барина, и поставил в углу чемодан с фотоаппаратом, штуцер Рамзая и охотничий штуцер. Коробку уже с двумя револьверами поставил на комод.

– Спасибо, – поблагодарил Залепский.

Никита теперь был сам заинтригован до смерти, волнение выдавал лишь кисточка бархатного колпака, свисавшая теперь на лоб хозяина. Будущий офицер старался сдерживаться, не показывал вида, что ему настолько интересно..

– Был бы рад, если бы мы перешли на «ты», – обратился Михаил новому знакомому, – дома меня зовут обыкновенно Мишель.

– Отлично, – сказал Никита, – так проще. Меня зовут Никита, так и называй. Ты смотрю, заядлый стрелок- два отличных штуцера. А это… – и он показал на коробку, – револьверы? Я тоже свой привёз. Да, кстати, моего денщика Прохором зовут.

– Моего Якимом, он из бывших солдат, – похвастался Залепский.

Тут Репнин наконец встал, и положил свой револьвер. Модель похожая, тоже Кольт, как увидел сразу Мишель.

–Ну и как тебе?

– Для точной стрельбы лучше, конечно, дуэльные бельгийские. Обработка ствола получше. Но эти, да. Если на войну пойдём.

– Ты думаешь, будет война, Никита?

– Наполеон стал императором Франции, как дядя. Захочет, ясное дело, блеснуть. Где?– и он картинно развёл руки, – вероятнее всего там, где Первый надорвался. То есть пойдёт на матушку Россию. Куда? Может, на Санкт- Петербург попробует, ну или на Крым. Камчатка, согласись, не солидно как-то. Ну, если у наших дипломатов хватит ума соблазнить этого Наполеона Константинополем, значит, не будем воевать. Ладно. А там что?

– Фотоаппарат…

– Да ты брат, и меня обошёл! С моими рысаками! Теперь все фрейлины наши!

– Да я, знаешь, Никита…

– Чего?

– Женат я.

– Да ты что? Ну и ладно, жена- не ворота, постоит, подождёт. Где она у тебя? Надеюсь, не в Санкт- Петербурге?

– В поместье, в Гдове.

– Ничего, не печалься. Скоро обед, – сказал он, глянув на брегет.

Мишель, не желая сплоховать, достал и свои часы, глянул на время. Юноша переоделся за ширмой, надев военный сюртук, приличный для дома.

Они пошли в столовую. Никита уже был в форме, да и Мишель теперь в мундире. Они шли в офицерскую столовую, где отдельно стоял стол для юнкеров полка. Всего юнкеров было десять человек, а остаться корнетами в полку должны были лишь шестеро.

Новые друзья

Не совсем привычно после вольной усадьбы житье в каменном громадном четырехэтажном доме. Освещалось всё фонарями летучая мышь, юнкерам воспрещалось лишний раз жечь свечи, все боялись пожаров. Ну и находится в Санкт -Петербурге после лесов Псковщины было немного тяжело. Здание было всё же сырое и стылое, хотя истопники старались вовсю.

В бани ходили городские. Раз в неделю, словно по расписанию, денщики несли за барами смены белья. В предбаннике Мишель разделся, и увидел, какими глазами смотрят на него друзья.

– Это где тебя так? – прямо выдохнул Никита.

– Порвали… тигр?
– с видом знатока спросил Алексей Токмаков.

– Просто медведь, – ответил Мишель, заработав почтительные кивки товарищей.

Но и скучать в полку не приходилось. С утра их повели в манеж, но что сложнее, выездка была с полковыми конями, а не личными. Берейтор полка выстроил в ряд своих подопечных, и они пошли привычным аллюром для кирасиров, на рысях. По команде останавливались на шаг, не вываливаясь из строя. Все здесь были умелыми лошадниками, но особо выделялся Голицын, так же хорош был и фон Розен. Токмаков Алексей тоже неплохо держался в седле, да и Николай Лесков и Григорий Лопарёв и приятель Мишеля Никита Репнин. Носов и Круглов, Бухвостов, все были хорошими всадниками.

Берейтор учил не просто управлять конём, но держать строй. перестраиваться, и не вываливаться из рядов при перестроениях.

Мишелю прикрепили семилетнего жеребца, гнедой, полковой масти полка. Кличка коня была Порох, и вполне ему подходила. Был он живой, хорошо откликался на приказы, быстрый и резкий.

После занятий они заехали в конюшни, где Залепский спешился, отвел Пороха в его загон, и пошёл навестить своего Грома. Он погладил коня, покормил его сухариками, глянул на конюха, Илью. Нестроевой был старательным, и лошади были в порядке, вычищены, спали на свежем сене. Мишель достал целковый, и отдал служителю.

– За труды тебе, присматривай как надо

– Службу знаем, – ответил Илья. – не сомневайтесь

Юнкера вникали в службу, и в очередь Залепский пошёл помогать дежурному по полку. С утра Мишель проверил, как Яким подготовил колет, ботфорты, краги. Юнкер посмотрелся в зеркало, глянул на свои забавные пока еле растущие бакенбарды и жиденькие светлые усы. Прохор тоже занимался мундиром своего барина.

– Все отлично. Мундир в порядке, – поддержал Никита, – скоро развод, поручик Шульга ждать не любит.

– Пойду…

В первый раз Залепский волновался конечно. Но вот вышел и поручик, кивнувший ему по пути. Мишель пошёл вслед Григорию Семеновичу Шульге. Вот они и на площади, рядом с гауптвахтой, где и стояла знаменитая денежная повозка. У нее стоял вчерашний дежурный по полку штабс-ротмистр Тульев Василий Иванович. Офицеры отдали честь друг другу, юнкер замер по стойке смирно, ожидая завершения ритуала.

Поручик проверил печати на повозке, ему же доложил унтер-офицер, старший караула, и принялись рапортовать дежурные по эскадронам. Залепский всё запоминал, представляя, как и он сам станет нести службу.

Григорий Семенович пошёл к казарме, Залепский шёл следом, гремя каблуками по камням плаца. Дежурный полка обошёл расположения всех эскадронов, принимая рапорты от дежурных. Дневальные хорошо несли службу, везде было чисто и опрятно. Шульга подошёл к солдатам, и поздоровался.

– Здравствуйте, братцы! – сказал он негромко.

– Доброе утро , ваше благородие!– слитно ответили солдаты.

Рядовые выглядели весьма строго. Рабочий китель и рейтузы, низкие сапоги, фуражные шапки составляли наряд кавалергардов.