Метаморфозы

Чего же вы дивитесь коршуны в тогах, что теперь судьи торгуют своими решениями, когда в начале мира, в деле, возникшем между людьми и богами, замешано было лицеприятие, и самое первое решение судья, выбранный по совету Юпитера, пастух, прельстившись наслаждениями, продал, обрекая свой род на гибель? Не иначе и впоследствии бывало: возьмите хоть судилище ахейских вождей – тогда ли, когда они по наветам обвинили в измене Паламеда, или когда в вопросе о воинской доблести Аяксу предпочли Улисса. А что вы скажете о том решении, принятом афинянами, людьми тонкими, наставниками в знании? Разве старец, которого дельфийский бог провозгласил мудрейшим из смертных, по наветам шайки не подвергался преследованию как развратитель того юношества, которое он удерживал от излишеств? Разве не был он погублен соком ядовитой травы, оставив несмываемое пятно на своих согражданах? А ведь теперь даже самые выдающиеся философы приняли его учение и клянутся его именем в своём стремлении к Блаженству. Но чтобы кто– нибудь не упрекнул меня за порыв негодования, подумав: вот теперь ещё философствующего осла мы должны выслушать, вернусь к тому месту рассказа, на котором мы остановились.

После того как окончился суд Париса, Юнона с Минервой, печальные и разгневанные, уходят со сцены, выражая жестами негодование за то, что их отвергли. Венера же, в радости и веселье, Своё ликование изображает пляской с хороводом. Тут через потаённую трубку с вершины горы в воздух ударяет струя вина, смешанного с шафраном, и, разлившись, орошает пасущихся коз, пока, окропив их, не превращает белую от природы шерсть в золотисто– жёлтую. Когда театр наполнился сладким ароматом, деревянная гора провалилась сквозь землю.

Но вот солдат выбегает на улицу и направляется к городской тюрьме, чтобы от имени народа потребовать привести в театр ту женщину, о которой я уже рассказывал, – за многочисленные преступления осужденную на съедение зверям и предназначенную к бракосочетанию со мной. Уже начали готовить для нас брачное ложе, блистающее черепахой, вздымающее груды пуховиков, расцветающее шёлковыми покрывалами. Мне же было не только стыдно при всех совершить соитие, не только мне было противно прикасаться к этой женщине, но и страх смерти мучил меня. "А что если, – рассуждал я с собой, – во время наших любовных объятий выпущен будет зверь, из тех, на съедение которым осуждена эта преступница? Ведь нельзя рассчитывать, что зверь будет так от природы сообразителен, или так искусно выучен, или отличается такой воздержанностью и умеренностью, чтобы женщину, лежавшую рядом со мной, растерзать, а меня, как неосужденного и невинного, оставить нетронутым".

Я заботился уже не столько о своей стыдливости, сколько о спасении жизни. Между тем мой наставник погрузился в хлопоты о том, чтобы должным образом устроить ложе, прочая челядь – кто занялся приготовлениями к охоте, кто глазел на зрелище. Мне были предоставлены все возможности осуществить свои планы: ведь никому и в голову не приходило, что за таким ручным ослом требуется присмотр. Тогда я крадусь к ближайшей двери, достигнув которой, пускаюсь во весь опор и, так промчавшись шесть миль, достигаю Кенхрея, который считается лучшей коринфской колонией и омывается Эгейским и Сароническим морями. Его гавань – одно из надёжнейших пристанищ для кораблей и всегда – полна народа. Но я избегаю многолюдства и, выбрав уединённое место на берегу у воды, распростёрши своё тело на лоне песка, подкрепляю свои силы. Колесница солнца уже обогнула последний столб на ипподроме дня, и в тишине вечера меня охватил сон.

ГЛАВ А ОДИННАДЦАТАЯ

Пробудившись около первой ночной стражи, я вижу полный диск луны, поднимающийся из волн моря. Посвящённый в тайны ночи, зная, что владычество Верховной Богини простирается далеко и нашим миром правит Её промысел, что веления этого светила приводят в движение всё и на земле, и на небе, и на море, то, сообразно Её возрастанию, увеличиваются, то, Её убыванию, уменьшаются, полагая, что судьба, уже насытившись моими бедствиями, даёт мне надежду на спасение, хоть и запоздалое, я решил обратиться с молитвой к лику Богини, стоявшему перед моими глазами. Я вскакиваю и, желая подвергнуться очищению, семикратно погружаю свою голову в море, так как это число было признано ещё Пифагором наиболее подходящим для религиозных обрядов. Затем, обратив к Богине орошённое слезами лицо, начинаю так:

– Владычица Н ебес, будь Ты Церерой , Матерью злаков, Ко то рая , вновь обретя дочь, на радо стях упразднила жёлуди – древний корм,  – указав людям нежну и , приятную пищу, ныне Т ы обитаешь в земле Элевсина . Будь Ты Венерой, Которая рождением Амура в начале веков соединила два пола и, вечным плодородием род человеческий умножая, ныне на Пафосе, морем омываемом, получаешь почёт. Б удь Сестрой Феба, Ко то рая приходит с помощью во время родов и, столько племё н взрастившая, ныне чтишься в святилище Эфеса . Будь Прозерпиной , ночными завываниями ужас на вод я щей , Ко то рая своим триликим образом натиск злых духов смиряешь и над подземными темницами властвуешь, по рощам бродишь, поклонения пр и нимая. О, Прозерпина, Своим сиянием каждый дом освещающая, влажн ы ми лучами питающая посевы и, когда скрывается солнце, Свой свет нам проливаю щая. Как бы Т ы ни именовалась, каким бы обрядом, в ка ком бы о б личье ни надлежало Тебя чтить ,  – ныне приди мне на помощь в моих н е взгодах , шаткую судьбу поддержи, прекрати беды, пошли мне отдохновение и по кой. Д остаточно было страданий, достаточно было скитаний! Совл е ки с меня образ четвероногого животного, верни меня взорам моих близких, возврати меня моему Луцию! Если же гон ит меня какое-нибудь божество, оскорб лё н ное мной , пусть мне хоть смерть будет дана, если жить не дано.

Излив душу в молитве, сопровождаемой воплями, я опускаюсь на прежнее место, и мою душу обнимает сон. Но не успел я сомкнуть глаза, как из средины моря поднимается лик Богини, внушающий почтение богам. А затем, выйдя из пучины, изображение всего тела предстало моим взорам. Густые длинные волосы, на пряди разобранные, рассыпались по шее. Макушку окружает венок из пёстрых цветов, а посередине, надо лбом, круглая пластинка излучает свет – признак богини Луны. Слева и справа круг завершают извивающиеся, тянущиеся вверх змеи, а также хлебные колосья, надо всем приподнимавшиеся, многоцветные, из виссона, то белизной сверкающая, то золотисто-жёлтая, то пылающая. Но что больше всего поразило моё зрение, так это чёрный плащ, отливавший тёмным блеском. Обвившись вокруг тела и переходя на спине с правого бедра на левое плечо, он свешивается складками, а края обшиты бахромой.

Вдоль каймы и по всей поверхности плаща здесь и там вытканы мерцающие звёзды, а среди них полная луна излучает сияние. Там же, где волнами ниспадало это покрывало, со всех сторон вышита гирлянда из всех цветов и плодов, какие существуют. И в руках у Неё – предметы, один с другим несхожие. В правой Она держит медный погремок, основа которого, выгнутая в кольцо, пересекалась тремя палочками, и они при встряхивании издают звон. На левой же руке висит золотая чаша в виде лодочки, на ручке которой, с лицевой стороны, поднимает голову аспид со вздутой шеей. Стопы обуты в сандалии, сделанные из пальмовых листьев. В таком– то виде, в таком убранстве, дыша ароматами Аравии, Она удостоила меня вещанием:

– Вот Я – перед тобой, Луций, тронутая твоими мольбами, Мать Природы, Госпожа стихий, Порождение времён, Высшее из божеств, Владычица душ усопших, Первая среди небожителей, Единый Образ всех богов и богинь, мановению Которой – подвластны свод небес, дуновения моря, безмолвие преисподней. Единую Владычицу, чтит Меня под многообразными видами, различными обрядами, под разными именами Вселенная. Там фригийцы, первенцы человечества, зовут Меня Пессинунтской Матерью богов, тут обитатели Аттики – Кекропической Минервой, здесь кипряне, морем омываемые, – Пафийской Венерой, критские стрелки – Диктинской Дианой, трёхъязычные сицилийцы – Стигийской Прозерпиной, элевсинцы – Церерой, одни – Юноной, другие – Беллоной, те – Гекатой, эти – Рамнузией, а эфиопы, которых озаряют первые лучи восходящего солнца, арии и египтяне почитают меня так, как должно, называя Моим настоящим именем, – Изидой. Вот Я – перед тобой, твоим бедам сострадая, вот Я, благожелательная и милосердная. Оставь плач и жалобы, гони прочь тоску – по Моему промыслу уже занимается для тебя день спасения. Слушай же Мои наказы. День, что родится из этой ночи, издавна Мне посвящается. Зимние непогоды успокаиваются, волны стихают, море делается доступным для плаванья, и Мои жрецы, спуская на воду судно, ещё не знавшее влаги, посвящают его Мне, как первину мореходства. Этого обряда ожидай спокойно и благочестиво.

По Моему наставлению, во время шествия у жреца в правой руке будет вместе с систром венок из роз. И так, не медли ни минуты, но, раздвинув толпу, присоединяйся к процессии, полагаясь на Моё соизволение, и, подойдя близко, осторожно, будто ты хочешь поцеловать руку у жреца, сорви розы и сбрось с себя эту звериную шкуру. Мои наставления исполнить будет нетрудно. Ведь в эту же минуту, что Я явилась к тебе, Я нахожусь и в другом месте, подле Моего жреца, во сне предупреждаю его о том, что случится, и указываю, как нужно действовать. По Моему повелению толпа расступится и даст тебе дорогу, твоя внешность никого не смутит во время шествия и праздничных зрелищ, а твоё превращение не внушит никому подозрения и неприязни. Но запомни и навсегда сохрани в своём сердце: весь остаток своей жизни, вплоть до последнего вздоха, ты посвятишь Мне. Справедливость требует, чтобы Той, Чьё благодеяние снова вернёт тебя людям, принадлежала и твоя жизнь. Ты будешь жить счастливо и со славой под Моим покровительством. И когда, совершив свой жизненный путь, ты сойдёшь в царство мёртвых, то, как видишь Меня сегодня здесь, так и там, в этом подземном полукружии, ты найдёшь Меня просветляющей мрак Ахеронта, царствующей над стигийскими тайниками и, обитая в Елисейских полях, будешь поклоняться Мне, милостивой к тебе. Если же послушанием, исполнением обрядов, целомудрием ты угодишь нашей Божественной воле, знай, что только в Моей власти продлить твою жизнь сверх установленного судьбой срока.

Доведя до конца Своё предсказание, Богиня исчезла. Вместе со сном меня покинул и страх, и я вскакиваю в такой радости, что даже пот ручьями льётся по мне. Потрясённый присутствием Богини, я погружаюсь в морскую влагу и, чтобы не забыть Её повелений, возобновляю по порядку в памяти всё, что Она мне внушала. Вскоре исчез туман ночи, вышло солнце, и вот уже улицы наполнили толпы, ликующие, как во время триумфального шествия. Не говоря уже о приподнятости моего духа, мне казалось, что и всё вокруг как– то особенно весело. Животные, каждый дом и день мне кажутся исполненным радости. После вчерашнего холода настала солнечная погода, зазвучали хоры прельщённых весенним теплом птичек, трелями прославляющих Мать звёзд, Родительницу времён года, Владычицу мира. Даже деревья, и плодоносные, приносящие обильный урожай, и бесплодные, довольствующиеся тем, что дают тень, под дыханием южного ветра поблёскивают листочками, качают ветками, издавая шелест. Утих шум бурь, улеглись волны, море набегает на берег, разошлись тучи, и небо, безоблачное и ясное, сияет лазурью.