Метатель. Книга 7

— А что, не нравится?

Дверь захлопнулась за нами, и мир сузился до деревянных стен, полок с вениками и густого пара, обволакивающего кожу как второе дыхание. Кира, не теряя времени, скинула комбинезон, оставшись в лёгкой футболке. Ткань прилипла к телу, обрисовывая каждую линию. Я замер, глядя, как она наклоняется, чтобы проверить температуру воды.

— Артём, ты чего? — она подняла бровь, заметив мой взгляд. — У тебя же лицо как у Хранителя, когда он цветёт.

— Просто… — я кашлянул, отводя глаза. — Не ожидал, что баня такая…

— Какая? — она рассмеялась, и звук этот звенел, как родниковая вода. — Ты как мы вернулись сюда — какой-то задумчивый!

Но шутки шутками, а пар уже начал своё дело. Мышцы, забитые за дни сражений и прыжков, понемногу отпускали. Мы сидели на полке, плечом к плечу, и я чувствовал, как её энергия — та самая, что высекала молнии — теперь пульсирует спокойнее, гармонируя с ритмом пара.

— Знаешь, — Кира наклонилась, чтобы набрать воды ковшом, — иногда кажется, будто всё это — Система, уровни, бои — просто сон. А настоящая жизнь вот она. Пар, берёзовый веник, твои руки в мозолях…

— Руки в мозолях? — я фыркнул, хватая её за запястье. — Это ты меня дразнишь или комплимент пытаешься сделать?

Она вырвалась, брызнув мне в лицо водой:

— И то, и другое!

Вода стекала по щеке, но я даже не успел огрызнуться — она уже нырнула в бочку с ледяной водой у стены. Всплеск, смех, брызги… Я последовал за ней, втянув воздух перед погружением. Холод обжёг кожу, вытеснив остатки напряжения. Когда я вынырнул, она уже стояла на краю, вода струилась по её шее, сливаясь с каплями пара на коже.

— Красиво, — вырвалось у меня прежде, чем я успел подумать.

— Что? — она прищурилась, откидывая мокрые волосы.

— Всё. — Я махнул рукой, но она подошла ближе, капли падали с ресниц.

— Артём… — её голос стал тише, пальцы коснулись моей груди, где голубые прожилки энергии пульсировали ярче обычного. — Ты светишься.

Я посмотрел вниз — под кожей действительно мерцали те самые «архитекторские» узоры, реагируя на близость Киры. Её прикосновение вызвало волну тепла, разлившегося по телу.

— Это… новое, — пробормотал я, чувствуя, как энергия отвечает на её касание. — Не знал, что так будет.

— А я знала, — она улыбнулась, прижимаясь губами к тому месту, где бился пульс. — Ты всегда светишься, когда рядом я.

Мы вернулись в наш дом который Астра выделила нам казалось уже вечность назад. Луна висела над лесом, заливая серебром крышу и тропинку к порогу. Кира шла впереди, напевая что-то под нос, а я смотрел на её спину, на волосы, высыхающие на ветру, и думал, как странно — после всех битв именно такие моменты кажутся самыми настоящими.

— Артём, — она обернулась на пороге. — Ты опять в облаках?

— Нет, — я ускорил шаг. — Просто… запоминаю.

— Что? — она приподняла бровь.

— Этот вечер. Тебя. Всё.

Она замерла, потом мягко потянула меня за рукав внутрь:

— Тогда запоминай быстрее и пошли уже.

Дверь закрылась, и мир снова сузился — на этот раз до комнаты с очагом, где тлели угли, и широкой кровати, застеленной шкурами. Кира зажгла свечи — пламя заплясало в её глазах, отражаясь в каплях воды на коже.

— Артём… — её голос дрогнул, пальцы разжали пряжку моего пояса. — Ты же чувствуешь, да?

Я кивнул, не в силах вымолвить слово. Эмпатия, обострившаяся после слияния с силой Архитекторов, превратила каждое её движение в симфонию. Я чувствовал, как учащается её пульс, когда мои пальцы скользят по её спине; как мурашки бегут по коже при прикосновении губ к шее; как дыхание сбивается, когда я беру её за талию, прижимая к себе.

— Не торопись, — прошептала она, но её руки уже стягивали с меня рубаху, ногти слегка впивались в плечи.

Мы упали на шкуры, и мир перевернулся. Я водил пальцами по её телу, чувствуя, как под реагирует каждая клеточка. Она ответила тем же — её ладони скользили по моей груди, останавливаясь на шрамах, будто читая историю каждой битвы.

— Здесь… — она коснулась рубца над сердцем. — Это от того копья что на сквозь прошло?

— Да, — я прикрыл её руку своей. — Ты тогда чуть не…

Слова растворились в поцелуе, глубоком и медленном, как погружение в омут. Я чувствовал каждую искру её энергии, каждую дрожь, пробегавшую по телу. Мои способности, обычно направленные на разрушение, теперь сплетались в танце с ее эмоциями, создавая что-то новое — яркое, живое, неконтролируемое.

— Артём… — она откинула голову, когда мои губы коснулись ключицы. — Не останавливайся.

Я не стал. Её тело отзывалось на каждое прикосновение, будто мы говорили на одном языке. Эмпатия превратила желание в диалог — я знал, как и когда, где замедлиться, а где ускориться.

— Ты… — она задыхалась, впиваясь ногтями в спину. — Ты же читаешь меня как книгу.

— Не читаю, — я прижал лоб к её к себе, слушая бешеный стук сердца. — Я просто… чувствую.

Она притянула меня ближе, и мы слились в едином ритме. Мир сузился до её дыхания, до шепота имен друг друга, до тепла, растекающегося по жилам. Голубые прожилки под моей кожей светились ярче, переплетаясь с золотистыми искрами её энергии. Казалось, сама комната наполнилась этим сиянием — два потока энергии, сплетённых воедино.

Когда волна накрыла нас, Кира вскрикнула, и я почувствовал, как её молнии — обычно разрушительные — обернулись мягкими разрядами, пробежавшими по коже. Она дрожала, цепляясь за меня, а я прижимал её к себе, пытаясь удержать хрупкость момента.

— Только попробуй отпустить… — прошептала она, пряча лицо у меня на плече.

— И не сообирался, — я провёл рукой по её спине, чувствуя, как энергия успокаивается.

Мы лежали, сплетённые как корни одного дерева, слушая, как за окном шелестит лес. Свечи догорали, отбрасывая последние тени на стены. Кира провела пальцем по моей груди:

— Интересно, они там, — она указала пальцем в потолок, — знают, что их сила годится не только для войн?

— Думаю, догадываются, — я поймал её руку, прижимая к губам. — Иначе зачем бы дали её нам?

Она рассмеялась тихо, как ручей подо льдом:

— Романтик.

— Реалист, — поправил я. — Просто… с хорошим воображением.

Её смех сменился зевотой. Она устроилась у меня под боком, прикрыв глаза:

— Спи, герой. Завтра опять начнётся ад.

— А сегодня? — я обнял её, чувствуя, как веки тяжелеют.