Метод Пигмалиона
Шрифт:
– Знаешь, он мог занять первое место и занял бы без больших проблем, если бы не получил травму, после которой перестал выступать. Жаль… С тех пор много времени прошло. Кстати, вес он так и не набрал, представляешь? Не набрал! А ты говоришь, что не сможешь похудеть. Пф! Сможешь! Еще как похудеешь! Ты просто не пробовал. А если пробовал и не похудел, значит, пробовал не так.
– Я пытался не кушать. Временно помогало, но потом набирал еще больше.
– Разумеется! Твой организм посчитал, что пришло трудное время, и решил поднабрать жировой запас на голодный период. Жир ведь топливо, которое можно отложить на потом. Сначала ты вогнал организм в режим истощения, а затем дал ему пищу, которая пошла запасом. Это логично, так и должно быть.
– Куда больше запасать-то…
– Нет предела для жира. Существуют люди, которые весят полтонны.
– Е-мое! Я не хочу так! Никогда не хочу!
– Не переживай. Мы сгоним килограмм двадцать за полгода.
– Как сбросить?! – произнес я с глубоким интересом.
– Тебе нужно расходовать больше энергии, чем ты получаешь, и не вводить организм в режим голодания, потому что ты уже знаешь, что будет. Мы это проговорили. Также нужно много пить, минимум по три литра воды в день, поскольку нужно разогнать твой метаболизм.
– Сырой или кипяченой? С сахаром или без? Чай считается? – начал спрашивать я.
– Чай тоже считается. В нем же есть вода, – с улыбкой ответил тренер. – На следующую тренировку приноси тетрадь и ручку, все распишем, а для начала кушай меньше сладкого. Сладкое – это быстрые углеводы. Углеводы – энергия. А неизрасходованная энергия – это будущий жир.
– Конфеты, пирожные… – начал я шепотом перебирать то, от чего придется отказаться.
– Только не слишком усердствуй. Сладкое все-таки нужно для мозга. Да и вообще, чтобы хорошо себя чувствовать.
– Я понял, тренер. Не кушать сладкое, пить воду… – продолжил я, перебирая в голове, чтобы не забыть, а после побежал переодеваться, не сказав и пары слов на прощание.
Из спортзала я вышел взволнованным. Мне были ясны причины прошлых неудач, и, казалось, вся жизнь должна была теперь измениться, ей уже точно не быть прежней. Толстый мальчик с фотографии в спортзале стал ярким доказательством будущего успеха, в некотором роде стимулом и даже иконой, о которой я беспрестанно думал. Я стал понимать, что моя заветная мечта может наконец-то осуществиться! Вроде бы я и раньше читал о том, что нужно больше тратить, чем получать, и что нужно делать то и то, но это не оказало на меня такого эффекта. Не вдохновило. Как оказалось, дело было совсем в другом. В том мальчике. В примере. В понимании того, что моя мечта возможна. Реальность меня зацепила.
Поскольку я был еще подростком, мое сознание оставалось детским в меру ограниченности пережитых событий и эмоций. Мне нужен был стимул для роста и больших стремлений. И я его получил. Это случилось. Девушки и отношения, как стимул, были закрытой темой, которую я даже не рассматривал, поскольку в мире тощих манекенов никому не был нужен пухлый мальчик, которого постоянно норовили избить за то, что он просто был пухлым. К сожалению, дети жестоки в меру психологической недоразвитости и потому даже не понимают своей жестокости. Я это хорошо знал и весьма наглядно прочувствовал. Такие, как я, знали детскую жестокость изнутри. У таких, как я, как правило, не было друзей, шумных вечеринок и различного рода гуляний. Все, чем я мог похвастаться, это старенький компьютер с медленным интернетом. Остальное в жизни – это унижения из-за избыточного веса и неспособности дать достойный отпор. Пока другие жили полноценной жизнью, я тихонько существовал где-то с краю, в мире собственных переживаний и несбыточных надежд, которых за прожитые годы успело накопиться на тонну листов, если бы их кто-то за мною записывал. Школьный мир был довольно жесток ко мне, поскольку я не всегда мог дать сдачи. Будь я таким же толстым, но способным полноценно управлять телом, никто бы не осмелился меня упрекнуть или посмеяться надо мной. Просто что-то мне всегда мешало. Не было возможности сделать все, как я хочу. Я не знал, была ли в том моя вина или чья-то еще, но это мне сильно мешало, буквально портило жизнь. Может, такое случается со всеми и они борются с собой, просто другие научились справляться, а я нет? Как бы там ни было, я надеюсь, что буду достоин большего уважения, если смогу себя перебороть. Я надеюсь…
От моей разгоряченной восторженности дорога подо мной таяла. Я буквально полыхал воодушевленностью, проносясь над землей. Только вот у жизни на мою долю были свои испытания.
– Эй, сиськастый! – послышалось позади.
Повернувшись, я увидел тройку знакомых лиц. Они быстро шли в мою сторону, перекидываясь короткими фразами. Даже законченному дураку было бы понятно, что они идут отнюдь не поздороваться. Стать жертвой очередных истязаний я не хотел: развернулся и побежал от них прочь. Позади слышался смех. Им было весело гнаться за толстым мальчиком, а толстому мальчику было не смешно убегать от очередных насмешек, синяков и ссадин. Бежать после тренировки было трудно. Да и вес действительно мешал бежать быстро. Я от этого устал и хотел уже остановиться, развернуться к ним, потому что уже понимал, что не смогу убежать, но не успел. Меня ударили по ногам, и я с размаху свалился грудью на лед и вдобавок ударился подбородком. Перекатившись на спину, я схватился за челюсть
и вскрикнул от боли.– Думал, сможешь убежать, да? – произнес задира, ударяя ногой по моему лицу, словно по футбольному мячику. Я закрылся от ударов, которые градом проносились по телу, искренне не понимая, что им надо.
– Что вам надо? Что вам надо?! Что надо?! – закричал я грубо, все еще закрываясь.
Удары поредели. А через пару секунд и вовсе прекратились. Они ушли.
Я кричал, чтобы понять, за что, а они били, даже не понимая, зачем. Вопрос выбил их из колеи. Тогда я впервые понял, что мы живем в мире смыслов. И, если смысла нет, то и что-либо делать не будет никакого интереса. Люди так воспитаны обществом. Сказать напрямую, что человеку просто нравится что-то делать, у большинства не хватит смелости, особенно если действие достойно порицания и не может нравиться. Более того: садизм прекращается тогда, когда прекращается виктимное поведение – поведение жертвы. Это стало моим открытием! Я лежал избитый на холодном льду, на который люди порой то плюют, то сморкаются, и улыбался, словно смог их победить в этот вечер. Словно больше не было толстого мальчика, который всегда убегал, а был крупный мужчина, у которого появилась сила, смелость и огромные яйца.
ГЛАВА III
В школе шептались про мои синяки. Кто-то говорил, что я визжал, как поросенок, а кто-то – что даже навалил в штаны. Я молчал. Не реагировал. Собаки лают – ветер дует. Я прекрасно понимал, что сегодня они смеются надо мной, а завтра будут гордиться тем, что меня знали. Я начал понимать, что жизнь не ограничивается школой и кучкой шакалов, которые будут сбиваться в стаи на работах или во дворах после того, как окончится школьное время. Пусть они там лаются, как уличные псы, и скулят о своем, а я лучше стану им начальником на работе и буду их дрессировать, заставляя ходить на задних лапах по команде. Стану жить ярко и долго, а они пусть существуют, ностальгически вспоминая тот короткий промежуток своего расцвета, когда могли выделиться грубой и совершенно тупой силой, от которой останется только пыль на дороге. В отличие от них, я никогда не ждал от этого мира жалости или подачек, жил в другом времени и системе измерений. И теперь там, где раньше томилась надежда, зацвели густые луга. Я начал верить в свои силы.
Учебное время, особенно школьное, не является показателем успешности человека. Это я понял, когда лежал на грязном льду. Дома ко мне было одно отношение, в школе – второе, на улице – третье, а в секции по боксу – четвертое. Каждое из них, хотя бы немного, но отличалось. Поскольку я особо не переключался между социальными ролями, пытаясь всем понравиться и угодить, как это делали остальные, то вполне мог сконцентрироваться на одной роли, которую собирался выполнять хорошо. Бокс стал моей идеей-фикс. Это было моим наваждением, в котором я мог реализоваться. Он занимал все мои мысли от и до. Все, о чем я теперь думал, – стать лучшим в секции. А раз я могу где-то стать лучшим, значит, школа, по большому счету, ничего не решает, и переживать не о чем. Битый быстрее адаптируется в жизни. Ведь можно сколько угодно долго учить льва поведению шакала, но шакалом он никогда не станет.
Вернувшись домой, я закрылся в комнате, поставил подушку на стол, создал сзади нее опору из стопки учебников, встал в стойку, которую мне показывал тренер, и начал потихоньку повторять выученные движения, легонько касаясь подушки. Выдыхался, подходил к зеркалу, смотрел на себя, поворачивался и вновь принимался стучать по подушке. В голове повторял одну и ту же фразу: «Я сильный! Я справлюсь! Я все смогу!». И так по кругу. Фраза въелась в подсознание, и я ее произносил уже непроизвольно. Даже когда руки уже опускались и в горле пересыхало настолько, что мне казалось, будто я задыхаюсь, фраза все равно звучала у меня в голове. Синяки, которые я видел в зеркале, лишь придавали сил. Я их больше не стыдился и продолжал ударять до тех пор, пока не выбился из сил настолько, что уже больше не мог стоять на ногах.
Утром я не мог подняться с кровати. Все тело разрывала боль в мышцах, еще сильнее, чем после первого дня занятий. Поначалу я испугался и, несмотря на то, что знал о мышечной боли, все равно боялся, что не смогу больше заниматься. Даже впал в некоторую панику. Но мама сказала, что это абсолютно нормально и что так происходит со всеми, и я не сломал себе руки и не порвал связки, и что это все временно. От этого я смог успокоиться. По совету матери размялся и более-менее начал двигаться.
После школы я пришел домой и первым делом попил воды. Затем сел за компьютер и начал смотреть упражнения на выносливость в домашних условиях. Выбрал прыжки на месте и отжимания. Если с прыжками было относительно нормально, то отжимания приходилось делать от стены, поскольку мой вес не позволял делать их полноценно от пола. Мне было слишком тяжело.