Метод Сократа: Искусство задавать вопросы о мире и о себе
Шрифт:
Сопротивление. Таким образом, непоследовательность отнюдь не всегда ужасает нас в том разрезе, какой описывает Сократ. Иногда кто-то указывает вам на противоречия в ваших суждениях, а вы просто отмахиваетесь. Подобную реакцию можно интерпретировать несколькими способами. Прежде всего, само замечание, указывающее на непоследовательность, может прозвучать неубедительно. Доказательство порой ускользает: вы чувствуете, что где-то есть ошибка, но объяснить ее пока не в состоянии. Причем иногда ощущение и в самом деле не подводит: ваша интуиция верно определяет, что с логикой что-то не так. Один из таких примеров есть в начале диалога «Федон», где Сократ и Кебет говорят о самоубийстве. Сократ признает, что самоубийство неправильно, но одновременно замечает, что бывают такие обстоятельства, когда смерть предпочтительнее жизни.
Федон, 62b–c
– Конечно, это может показаться бессмысленным, – продолжал Сократ, – но, на мой взгляд, свой смысл здесь есть. Сокровенное учение гласит, что мы, люди, находимся как бы под стражей, и не следует ни избавляться от нее своими силами, ни бежать, – величественное, на мой взгляд, учение и очень глубокое. И вот что еще, Кебет, хорошо сказано, по-моему: о нас пекутся и заботятся боги, и потому мы, люди, – часть божественного достояния. Согласен ты с этим или нет?
– Согласен, – отвечал Кебет.
– Но, если бы кто-нибудь из тебе принадлежащих убил себя, не справившись предварительно, угодна ли тебе его смерть, ты бы, верно, разгневался и наказал бы его, будь это в твоей власти?
– Непременно! – воскликнул Кебет.
– А тогда, пожалуй, совсем не бессмысленно, чтобы человек не лишал себя жизни, пока бог каким-нибудь образом его к этому не принудит, вроде как, например, сегодня – меня.
В нынешние времена этот аргумент, возможно, и не слишком впечатляет, но зато он отражает одну из потенциальных реакций на противоречивость: ее можно объяснить в выражениях, еще не полностью отточенных. Из-за этого сохранение двух несогласованных убеждений на какое-то время может быть рациональным, особенно когда установка, поставленная под сомнение, уже давно и успешно используется. Вот как сформулировал это Милль в трактате «О подчинении женщины»:
Мозг человеческого большинства еще не достиг надлежащей обработки, при которой бы мы могли требовать от людей достаточной и самостоятельной оценки аргументов для того, чтобы отказываться от практических принципов, всосанных с молоком матери и во многом служащих основами существующего общественного порядка, – отказываться при первом же нападении, разоблачающем их логическую нелепость [108] .
108
См.: Robson, Collected Works of John Stuart Mill, vol. 21, p. 262–263. (Рус. пер.: Милль Д. С. О подчинении женщины. – М.: РИПОЛ классик, 2020. С. 37. – Прим. ред.)
Милль настаивал на том, что женщины должны обладать такими же законными правами, какие есть у мужчин. Он знал, что его современники не слишком восприимчивы к подобным идеям. Мыслитель, однако, смирился с тем, что его слова и не должны убеждать всех моментально. Ведь людям не следует слишком быстро отказываться от привычного образа жизни только потому, что кто-то выдвинул аргумент, на который им нечего возразить. Быть может, в их старых обычаях больше смысла, чем в новом аргументе, просто они не очень умеют спорить.
Разумеется, возможно и обратное. Противоречивость взглядов может быть настоящей проблемой. Вы не желаете признавать ее, поскольку ваши взгляды удобны. Вы привыкли думать так, как привыкли, и до сих пор это не доставляло вам никаких хлопот; соответственно, вы не доверяете аргументу, который заставляет вас усомниться в вашей позиции. На этот раз разум оказывается мудрее чувств, а чувствам приходится его догонять. (Именно так представлял себе ситуацию Милль, когда делал вышеупомянутые замечания.) Но, если это вообще суждено, со временем и посредством многократных повторений логика пробьет бастионы убеждений. Сократ тоже осознавал все сказанное.
Горгий, 513с
КАЛЛИКЛ. Не знаю, чем это объяснить, Сократ, но мне кажется, что ты прав. Впрочем, я – как все люди: до конца ты меня не убедил.
СОКРАТ. Это любовь к демосу, Калликл, засела у тебя в душе и борется со мною, но если мы разберем то же самое еще несколько раз и вдобавок более основательно, ты убедишься до конца.
Обсуждать две ситуации в отрыве друг от друга весьма трудно. Вы можете замечать в своих мыслях неприятный конфликт, но даже не ощущать его как проблему. Вы не уверены, в
чем проблема: то ли в логике, то ли вы просто упрямитесь. Сократический ответ на подобный вызов заключается в том, чтобы настойчиво предлагать всё новые и новые аргументы – до тех пор, пока в логике не обнаружится прореха или пока ее пагубные последствия не сделаются очевидными. Таким образом, это скорее вопрос своеобразной выносливости, нежели логических способностей. А диалоги – это уроки такого рода терпения и силы духа. Большинство людей, отмахиваясь от проблемы, предпочитают сдаться. Сократ же никогда не отступит.Безразличие к непротиворечивости. Время от времени вам будут встречаться люди, чья позиция выходит за рамки отторжения и неприятия, о которых мы только что говорили. Они прямо заявляют, что логическая непротиворечивость для них вовсе не важна. Те, кто придерживается подобной точки зрения, в защиту своего безразличия к противоречиям могут ссылаться на Ральфа Уолдо Эмерсона или Льюиса Кэрролла (цитируемых с разной степенью точности) или говорить, что оно каким-то образом связано с квантовой механикой или основано на философских постулатах о недостижимости объективной истины.
К таким людям лучше всего относиться с сократовским радушием, поздравляя их с тем, что они наконец разрешили проблему, которая столь долго беспокоила столь многих. Поинтересуйтесь у них, готовы ли они ответить на пару вопросов, а затем спросите о тех противоречиях, которые вас беспокоят. Настоящее безразличие к непротиворечивости равносильно безразличию к самому разуму; такую установку, конечно, можно провозгласить личной позицией, но вот защитить ее в конечном итоге будет весьма трудно. Те, кто придерживается указанной точки зрения, через какое-то время обычно начинают уклоняться от вопросов – так иногда поступают платоновские персонажи в конце некоторых диалогов.
Обычно за отрицанием интереса к непротиворечивости стоит что-то еще. Они могут вести рассуждения на уровне туманной метафизической абстракции, которая мало кого волнует. Иногда они пытаются дать последовательности какое-то собственное и весьма неожиданное определение. Некоторые из них полагают, что одно и то же утверждение может быть одновременно истинным и ложным, поскольку оно истинно в одном смысле, а ложно в другом. Но тогда дело не в противоречивости – просто изначальный тезис был сформулирован не совсем корректно. Впрочем, как бы они ни обосновывали безразличие, о котором заявляют, реакция Сократа оказывается одной и той же: он всякий раз проверяет, действительно ли его собеседники имели в виду то, о чем говорят. Человек, не обладающий ничем из перечисленного, – он и непротиворечивость отвергает, и на своем стоять не готов – имеет право на собственное мнение и, вероятно, на сострадание.
Применимость. Замечательное свойство непротиворечивости обусловливает ее силу как ценности или цели. Когда эта ценность встроена в механизм сократического диалога, она способна не только уничтожать, в ней содержится и созидательный потенциал. Она и разрушит плохую идею, и подкрепит хорошую. Она способна сломать образ жизни, а затем создать новый, лучше прежнего. Более того, она имеет отношение даже к мельчайшему выбору, который мы совершаем, а не только к крупным решениям. Таким образом, благодаря ориентации на непротиворечивость, метод Сократа полезен в любых ситуациях, а не только в тех, которые мы обычно связываем с моральной философией. Плутарх в одном из своих трактатов писал:
Плутарх. Следует ли старику участвовать в государственных делах? (796d)
Сократ не усаживал слушателей рядами, не восседал в преподавательском кресле, у него не было установленных часов для бесед или прогулок со своими учениками. Но даже когда он шутил или когда пил в их компании, когда он разделял с ними тяготы военных походов, когда разгуливал с ними по рыночной площади, когда, наконец, превратился он в узника и пришлось ему испить смертельную чашу, – он беспрестанно философствовал. Сократ первый показал, что во всякое время и во всяком месте, что бы с нами ни происходило и что бы мы ни делали, обыденная жизнь неизменно доставляет нам повод философствовать [109] .
109
Цит. по: Адо П. Что такое античная философия. – М.: Издательство гуманитарной литературы, 1999. С. 54. – Прим. науч. ред.