Метроном

3

Где-то на Волыни петух закричит на идиш,что пора вставать, и потянется в ешивудлинный ряд теней, только ты ничего не видишь,потому что время давно расползлось по шву.И прорехи в нём залатать петушиным крикомневозможно, сказал бы рабби, не будь он мёртв.И несёт в кувшине радужный призрак Ривкимолоко и мёд.Жизнь ещё кипит в большом самоваре смерти.И сквозь потолок уносится в небо «Шма».И приходят люди, в которых страдает Вертер.А дыра в затылке тем ведь и хороша,что теряешь трупы близких своих из виду.Ров завален с верхом, листья кружат над ним…Но чем ближе к югу траурный клин хасидов,тем неотвратимей синий Ерусалим.

«Иосиф и его братья…»

Иосиф и его братья,сёстры его и жёны.Дети его вне бракав домах из жжёногокирпича, ракушечника и дерева.Иосиф и его демоны;один – большой, зеленоватый, внутренний,а второй поменьше, похож на нутрию,заплывающую в сны Иосифа по весне.Иосиф и его смех,плач, шёпот его, палач невидимый.Иосиф и его ланч с Овидием;вечер у Клэр,рандеву с Ягодой.Иосиф в укусах своих химерв Аиде врагов народа.Внутренний демон когтями острымирвёт ему плечи, коленкою бьёт под дых.Где вы, братья мои и сёстры?– В газовых душевых.Он проснётся с криком. И, рядом сидя,фараон его спросит: «Сынмой возлюбленный, что ты такое видел?»И Иосиф ответит: «Сны».

«За стеклянной стеной лишь другие…»

За стеклянной стеной лишь другие стеклянные стены,говорил мне Учитель, имея при этом в виду…Ничего не имея; его узловатое теловсё покрылось листвою в каком-то дремучем году.Был ли старец даосом, халдеем, египетским магом,я теперь и не вспомню, но кто же тогда говорит:за стеклянной стеною – треножники вышек Гулага,душевые Дахау, вошёл и навеки размыт.Здесь бессильны слова, потому что они бесполезны.Здесь и нимбы святых полыхают кровавым огнём.Здесь я умер давно, заразился посмертной болезньюи очнулся, проглочен большим деревянным конём.Закричат петухи, неприятели в город ввезут нас,и откроются двери в крутом деревянном боку…За стеклянной стеной не осталось ни блика, ни звука,только пиршество трав, но зелёный к лицу старику.

«видишь, небо мертво…»

видишь, небо мертволишь январь с ледяною заточкойпробежит по нему, рассыпая слепящие точкивсё утонет в зимеи себя вне себя забываяоставайтесь в земле —шепчет мёртвым тоска мироваяоставайтесь в землечто поделаешь, вас обманулине младенца обмыли, а старца в снега завернуливам к лицу этот саван, такой серебристый, хрустящийна январском лугу, под копытами тройки летящейто не тройка коней, а расстрельная тройка, да тольковас уже не достать, оттого и не страшно нискольков мерзлоте этой вечной, не зная забот о ночлегевы плывёте по встречной в сколоченном наспех ковчегезаблудившийся светмотыльковые смерчикатарсисперевод на ивритперевод на английский, китайскийпохитители тел забирают своёи свистит имвслед метель-не-метель, распадаясь во тьме на субтитры

Жёлтая линия Янтарный буйвол

Поклонение волхвов

Когда снег накрыл Хермонскую гору,появились волхвы с дарами.Первый волхв принёс мандрагору,а второй – портрет в золочёной раме.На портрете двигался некто в чёрном,в бутафорских крыльях и с жёлтым глазоммеж бровей.И в медленном танце пчёлыколебались нимбом над ним.И вязыосеняли слева его и справа.А на дальнем плане ключи звенели…Третий волхв меж тем контрабандной пранойокроплял лежащего в колыбели.Было утро. Кажется, было утро.Время концентрическими кругамипо воде дождя разошлось и будтоощутило впадину под ногами.Там, над тельцем плачущего младенца,зажимая уши, склонялись трое.И навстречу каждому, метя в сердце,всё тянулось щупальце золотое.

Патриархи

1

Авраам заносит руку с ножом, и Тетра —грамматон отводит руку его. И словнос четырёх сторон дуют четыре ветра,и под крик ворон свет проникает в сон мой.Там дрожащий отрок на каменистом ложесмотрит на отца и видит то нимб убийцы,то клыки святого, что часто одно и то же,даже если оно двоится.Я кричу во сне – это, на грудь мне Паркасев, когтями рвёт плоть мою, а под плотьюсквозь замёрзший сад осени патриархас золотой трубой ангел летит Господень.

2

Старый Ицхак выводит ручного големана поводке, расписанном гексаграммами.Старый Ицхак и голем идут по городу,город переливается всеми гранями.Джинны горят на площади подле ратуши;надо бы погасить, потому как утро же.Старый Ицхак семиполосной радугойбровь выгибает – это ни с чем не спутаешь…Ривка готовит завтрак. Вернётся с прогулки муж и вотвсё на столе, ешь, дорогой, и радуйся.Хлебцы хрустят, вьётся дымок над кружками.Благослови, Господи, нашу трапезу!

3

Иаков зовёт Рахиль, а приходит Лия(может быть, и Лилит, но Иаков о том не знает).В серых его глазах будто багровый ливеньходит, трубя в шофар, мечется, нарезаясумрачные круги, змий-искуситель в каждом.Лия глядит в трюмо, видит лицо Рахили.Дева ты или бес, старец горит от жажды:«Дай увлажнить тобой губы мои сухие!»Бьются они впотьмах, ангел над ними реет;в профиль он что Рахиль, но анфас что Лия.Иаков зовёт Лилит, а приходит времясмерти его, хвост распустив павлиний.

4

Иосиф стоит в снегу, но откуда здесь взяться снегу?И жена фараона следит за ним из окна.Как же её влечёт к этому человеку!Чем же ей оправдаться? В чём тут её вина?Иосиф стоит в снегу, в яблоневой метели.Что это за страна? Как он сюда попал?Женщина входит в сад. Женщина ждёт в постели.Сердце её поёт. Тело её – напалм.Ляжешь и не с такой, лишь бы скорей убраться…Вот он стучится в дверь, руки его в крови.Лязгнет дверной засов и побледнеют братья:Бык, Скорпион, Стрелец,Симон, Звулун, Леви…

«Шли они по воде, но не на плотах, как эти…»

«Шли они по воде, но не на плотах, как эти,а на своих двоих, как только они и могут.И первыми шли старики и дети,а последними силачи с паланкином Бога.И был паланкин тот пуст, но давил такоютяжестью, что казалось, Сам восседает в нём.И были в их ВВС летающие драконыи серафимы, стреляющие огнём.Над шествием развевались штандарты света.Ни вождь, ни первосвященник не помнили, в чём их цель.И если что оставалось, так это вектор,движения, общий контур его в Творце».Обычно на этом месте он замолкает.И слушатели кричат ему: «Ересь!»Иливозмущённо двигая кадыками,растворяются в поднимаемой ветром пыли.

Тёмные фокусы

1

Приоткроешь дверцу в моей грудии увидишь: зеркало, шкаф, стена.На высоком стуле старик сидит,смотрит с удивлением на тебя.Он сидит и курит большой косяк,поднимает смутные паруса.На полу, ворочаясь так и сяк,тень его часами лежит без сна.Стул плывет по воздуху, воздух сер.На комоде – слоники-шатуны.А в окне распахнутом виден сквер.А над сквером – крапчатый шар луны…Ты прикрыл бы дверцу-то от греха —голова закружится и кранты:превратишься в ветхого старика,пленника покинутой комнаты.