Меж двух огней

Миротворцы, много миротворцев. Их белоснежные мундиры один за другим окрашиваются красным. Повстанцы в костюмах защитного цвета. Местные жители в разноцветных куртках. И кто-то еще, тоже в белом и с красными повязками на руках. Суетятся вокруг раненых, забыв обо всем на свете. Сначала я вижу длинную, слегка растрепанную, косу. Затем — утиный хвостик выбившейся наружу рубашки.

— Прим!

Это кричит Гейл. В его голосе — ужас. А я теряю дар речи: вокруг сестры и других медиков смыкается кольцо белых мундиров.

Не сговариваясь, мы бежим к ним, вскинув винтовки. Напарник первым прокладывает себе путь и вырывает насмерть перепуганную Прим из рук миротворцев. Схватив сестру за руку, силой заставляю встать за моей спиной и бросаюсь в сторону Гейла, который продолжает отбиваться от вражеских солдат. Их все больше. На мгновение мы оказываемся рядом. Друг притягивает меня к себе и отрывисто шепчет:

— Береги ее.

А после изо всех сил толкает в грудь, заставляя отступить назад. На его плечах сжимаются несколько пар рук в белых перчатках. Ему не спастись. И я не ничем не могу помочь. Они не подозревают, кого схватили, но это лишь вопрос времени. Он встречается со мной взглядом и произносит что-то одними губами. «Пристрели меня». Они убьют его, или сделают переродком, как Пита, или… Я знаю, что случится, если не выполнить обещание, которое мы дали друг другу давным-давно. И еще я знаю, что Сноу победил, а я проиграла, и моя месть и его смерть ничего не исправят. И еще я знаю, что напарника лучше Гейла у меня уже никогда не будет. И еще я люблю его, а потому рывком выдергиваю последнюю стрелу из колчана, заряжаю лук и стреляю ему прямо в сердце.

========== Глава 25. Свободная ==========

Смирение.

Капитолий пал. Миротворцы капитулировали. Сноу задержан. Президентский Дворец взят. Война окончена. Мы победили.

А кто это — мы?

Меня зовут Китнисс Эвердин. Мне семнадцать лет. Мой дом — Двенадцатый Дистрикт, которого больше нет. Я — Сойка-Пересмешница. Я участвовала в трех Голодных Играх. Я свергла власть Капитолия. Я начала войну, которая разрушила весь Панем. Я, Огненная Китнисс. И, возможно, меня тоже очень скоро не станет.

Прим осторожно прикладывает бинты, пропитанные лечебной мазью, к моей обожженной коже и едва сдерживает слезы, когда я вскрикиваю от боли. Я не хочу приходить в себя. Не хочу возвращаться в реальность. Оказывается, это очень больно — быть Огненной Китнисс. Девушкой с обгоревшим телом и без крыльев.

Морфлинг бежит по венам, облегчая боль от ожогов, но ничуть не притупляя боли от потерь. И вот тогда они приходят. Призраки. Пит, с букетом одуванчиков в одной руке, свежим хлебом в другой и прежней доброй улыбкой в небесно-голубых глазах. Гейл, которого я убила, не желая отдавать Сноу. Мама, погибшая у ворот Президентского Дворца от пули миротворца. Морфлинг открывает двери мертвым, точно так же, как и живым. Я не знаю, чьему приходу радуюсь сильнее.

Накануне казни Сноу Койн собирает оставшихся в живых Победителей на экстренное собрание. Я слушаю ее с тем же равнодушием, с которым живу последние несколько дней, несмотря на попытки сестры утешить меня. Она предлагает провести символические Голодные Игры. Напоследок. Чтобы помнили. Я чувствую себя как во сне. Кажется, Джоанна злорадно смеется, Пит приходит в ужас, а Хеймитч как-то недобро косится в сторону Койн. Я верчу в руках белую розу, что когда-то, в прошлой жизни, прислал мне Сноу. Ее сладкий запах мешает сосредоточиться, но я боюсь всерьез задуматься над предложением Президента, а потому подношу ее к носу и вдыхаю как можно глубже.

Я голосую «за». А может, «против». Я не помню.

После Пит ждет меня за дверью кабинета.

— Китнисс.

Он замолкает, и я уже готова развернуться и уйти, как вдруг…

— Помни, кто твой настоящий враг. И стреляй метко, ладно?

Сноу демонстративно выводят на Главную Площадь, и публика сходит с ума. Солдаты привязывают его руки к столбу, что, на мой взгляд, совершенно излишне. Ему некуда — да и незачем — идти. Я ищу в его глазах тень страха, отблеск раскаяния или хотя бы искру гнева, но вижу лишь тот же отсутствующий взгляд, каким меня каждый день награждает собственное отражение в зеркале. Старик кашляет, и по его пухлым змеиным губам бежит тонкая струйка крови. Он не боится. Он и так умирает.

Я спускаю тетиву и убиваю Кориолана Сноу. Последнее, за что цепляется мой взгляд, прежде чем я покину Главную Площадь, — это не его обмякшее тело, а победная улыбка Альмы Койн. Сознание проясняется всего на несколько секунд, но этого достаточно, чтобы понять, как сильно, почти смертельно, я ошиблась.

Я лежу на жесткой больничной койке и по кусочкам собираю воспоминания обо всем, что происходило за дверью того кабинета. Люди, которых я любила, погибли, и мы сидели и обсуждали следующие Голодные Игры в попытке отомстить и избежать напрасных жертв. Все осталось как прежде. И уже вряд ли изменится.

Койн никогда меня не отпустит. Мои Игры продолжаются. Но это не навсегда. Теперь я знаю, где искать выход с Арены. И он, как и вход, для меня свободен.

Улыбнувшись своим мыслям, я достаю из кармана капсулу с морником и крепко зажимаю ее в руке.

========== Эпилог. Смиренная ==========

Покой. Прости, Эффи. Мне никогда не почувствовать его, ведь я отнюдь не Победитель. Однако с годами я почти сумела с этим смириться.

В день моей смерти небо было высоким и пронзительно-серым, словно это старый друг смотрел на меня сверху вниз. В его взгляде не было осуждения, ведь он всегда понимал напарницу с полуслова.

Я умерла для мира, чтобы продолжать жить для себя и тех, кого люблю. Я умею любить. Но порой забываю об этом, ведь Гейла больше нет рядом, чтобы напомнить.

Постепенно жизнь вновь обрела смысл, пусть даже это жизнь после смерти. Мы провели немало трудных лет, собирая воедино ее осколки. Все, что мне дорого, умещается здесь, на этой залитой оранжевым светом закатного солнца поляне в чаще леса, вдали от Панема и тех, кто может разрушить мой новый мир, еще более хрупкий, чем прежний.

Она надевает на голову цветочный венок, кружит нас с Прим в танце, смеется и просит взять ее с собой на охоту.

Моя дочь, которая еще не знает, что на людей охотиться так же просто, как и на лесных зверюшек.

Прим, повзрослевшая, но все еще молодая и не по годам мудрая, верит, что у нас все будет хорошо. Но я все же научу дочь стрелять из лука. И очень скоро расскажу ей все. Она поймет, я знаю. Она должна быть готова.

Все тайное становится явным. И нашу тайну обязательно раскроют. Но не сейчас, не сейчас.

Они придут. Однажды, когда пройдет так много времени, что мне перестанут сниться кошмары, и я наконец обрету покой. Они придут, и призраки прошлого вновь ворвутся в мое спокойное, размеренное лето пронзительным зимним вихрем. Они придут не за мной, но за ней, за моей дочерью. Наши Игры окончены, но ее — только начинаются. И она их обязательно выиграет. Гейл бы поставил на нее. И я тоже.