Между ангелом и бесом

— Ну, что рты разинули? Старый человек, шумные компании не любит, а ну оденьтесь, устроили бес платный стриптиз.— Черт тактично отвел глаза и неожиданно для себя добавил: — Понимаешь.

Несчастные кинулись одеваться, путаясь в рукавах и штанинах и от этого смущаясь еще больше. Одевшись, люди разобрали поклажу и зашагали прочь от негостеприимной избушки и ее чудака хозяина, но не успели они сделать и десять шагов, как вновь услышали противный скрип несмазанных петель. Они остановились, не зная, чего еще ждать от чудака отшельника. Из избы на крыльцо выдвинулась бо­льшая котомка, в которой жалобно позвякивали бу­тылки.

— На вот, это тебе за моральный ущерб,— про­бормотал старик, не показываясь.

Трактирщик резво подбежал, схватил подарок и осторожно попятился, кланяясь и часто-часто говоря:

— Спасибо, господин волшебник! Уважил, гос­подин волшебник! Всю жизнь помнить буду, госпо­дин волшебник!

Ответом ему был лязг засова. Опомнившись, тол­стяк побежал догонять спутников.

Шли молча. У Гучи с похмелья болела голова, и он решил отложить головомойку на потом. Самсон и Бенедикт все еще переживали ночное приключение. А толстый трактирщик подсчитывал будущий барыш, бережно прижимал к груди драгоценную ношу и обливался холодным потом при каждом не­осторожном шаге.

Тропка, петляя, уводила их от жилища Амината. Промелькнули на горизонте две полуразвалившиеся башни, осталась в стороне река, лес опять раскинул над путниками свои прохладные своды, становясь с каждым шагом все гуще и гуще.

Путники выбились из сил, но терпеливо ждали, когда Гуча разрешит отдохнуть. Остановились далеко за полдень. Молодежь, пряча глаза, кинулась собирать хворост для костра, а черт, сев напротив тол­стяка, наконец, спросил:

— Ты кто будешь, добрый человек?

— Джулиус, трактирщик, питейное заведение держу. Сам король Евдоким Третий заходит ко мне пива попить.

— Что же это за королевство такое демократичное, где правитель по кабакам шляется?
– полюбопыт­ствовал Гуча, разворачивая карту.

— А вот это.— Джулиус ткнул пальцем в надпись «РУБЕЛЬШТАДТ».

—Так... — задумчиво произнес черт, чувствуя, что в голове зреет идея.— А что, король ваш давно женился?

— Очень давно и овдовел давно. У него уже дочь невеста, годков двадцати девушка.

— И что, до сих пор не замужем?

— Папаша у нее немного скуповат, все о приданом торгуется. Подданные переживают, как бы принцесса старой девой не осталась.

— Старой девой, говоришь?

— Такая девушка, умница, красавица, а вот с ро­дителем не повезло.

— Странно, первый раз слышу о том, чтобы прин­цесса спросом не пользовалась,— подумал вслух Гуча.

— А она не соглашается. Не идет замуж без приданого. Торгуется с отцом так, что во дворце стены трясутся. Только зря все — никак договориться не могут.

— Так это что же выходит — это не женихи при­даным невесты недовольны?

—Женихи сами доплатить рады, лишь бы с королем породниться, но у принцессы характер крутой, в папу пошла — не уступает.

Гуча замолчал, переваривая информацию, а толстяк принялся устраивать бесценные бутылки в бе­зопасном, с его точки зрения, месте. А именно: подальше от суетливых парней.

Ребята тем временем разожгли костер и уселись рядом, стараясь выглядеть маленькими и незамет­ными, что при их росте было довольно сложно.

Гуча встал, оправил алый плащ, подошел к Сам­сону и, размахнувшись, широко и с удовольствием отвесил ему подзатыльник.

— Поджигатель, пожарник юный! — закричал он.— Тебе что, одного раза мало было? Еще захоте­лось? Ты принц или кто?

— Или кто,— вздохнул Самсон.— Ну какой из меня принц?

— Какой ни на есть, а голубая кровь не вода,— отрезал Гуча.

— А как же свобода личности? А права челове­ка? — подал голос Бенедикт.

— Я вам покажу права! — вскипел черт.— Я вам такие свободы предоставлю, что всю жизнь помнить будете. Вот прямо сейчас, быстренько, тут же и пре­доставлю! Ясно?

— Ясно...

Бенедикт вытащил из рукава невесть как там оказавшийся платок, вытер лоб и мечтательно произнес: — Поесть бы...

— Размечтался! — рявкнул черт.— У отшельника узел седой забыли.

— Забыли, как же,— усмехнулся Самсон.— Он его нагло присвоил. Вот кто он после этого? Честный человек, да? Тряпье выкинул, не забыл, а такой тюк вдруг не заметил? А Самсон вор после этого?! Да я против него все равно, что мелкий хулиган против пахана! Кушать, между прочим, всем хочется, а вот что есть теперь будем?

— А ты охотой займись. Псовой! Зайца поймай или крысу.

— Я волкодавом был,— обиделся Самсон и по­вернулся к черту спиной.

— Есть хочется,— вздохнул ангел.

— Аппетит волчий? — съехидничал Гуча.

— Волчий,— простодушно согласился Бенедикт и разостлал перед собой платок.— Я, кажется, барана бы съел. Живьем. Хоть это и не гуманно.

На разноцветном куске ткани возник довольно крупный баран с закрученными колесом рогами. Ан­гел открыл рот, Гуча остолбенел, а Самсон, мгно­венно оценив ситуацию, прошептал:

— Лови его, зажарим...

Но баран имел другое мнение по этому вопросу. Он взбрыкнул, стукнул копытцами и, тоненько блея, заметался из стороны в сторону.

Джулиус не участвовал в беседе — хлопотал над драгоценными бутылками. Он наклонился над ними, выпятив необъятный зад, обтянутый коричневыми кожаными штанами. Видимо, животное посчитало его самой безопасной мишенью или же поза спровоцировала, напомнив о новых воротах, только спесивый обед резко развернулся и, разбежавшись, ударил несчастного трактирщика рогами в зад. Тот упал всем грузным телом вперед, а баран, перескочив через него, умчался в лес.

— Во козел! — восхищенно произнес Самсон.

— Баран, это животное называется бараном,— машинально поправил Бенедикт и кинулся поднимать несчастного владельца заведения.

Тот не подавал признаков жизни. Самсон под­скочил с другой стороны и помог перевернуть груз­ную тушу бедняги. Джулиус, с серым как пепел ли­цом, разжал онемевшие губы и выдавил:

—Б-б-б...

— Баран убежал,— успокоил его Бенедикт.

— Бутылки целы,— одновременно с ним произнес Рыжий, мгновенно поняв пострадавшего.