Между ангелом и бесом

Ночь сверкнула звездами и, приподняв край тем­ноты, полетела дальше.

Проснулось солнце. Золотые лучи спугнули стайку припозднившихся вампиров. Те, переругиваясь с приставучей врединой гаргульей, полетели спать.

Цветы на лесной полянке, получив порцию утреннего тепла, раскрали лепестки и выпустили в чудесное утро стайку шаловливых эльфов.

Свежевымытые окна полыхнули, отражая рассвет. Проснулся наследный принц Полухайкин. Он потянулся и сосчитал свои желания. Оказалось, что все они исполнились. Ну, почти все…

Альберт соскочил с кровати, натянул шаровары Полухайкина, нахлобучил корону на бритую макушку и побежал в огород — посмотреть, как там Марточкина капуста.

Как всегда, вредители нарыли земли, обезобразив реально ровные грядки.

— Достали, кроты! В натуре, доберусь я до вашего пахана!!! — прорычал Полухайкин, притоптывая свежие кучки земли.

За спиной кто-то ехидно рассмеялся. Наследник престола оглянулся и заметил спину удирающего гнома. Остро наточенная лопатка карлика оставляла безобразные рваные раны на крепких капустных боках.

Полухайкин кинулся за ним, в который раз обещая себе, что поймает вредителя, как вдруг на соседней грядке что-то пискнуло. Осторожно, чтобы не вспухнуть диверсанта, Атьберт раздвинул лопухастые листья капусты и замер — прямо на земле лежал сверток. Симпатичный кулек, перевязанный розовой лен­той.

Полухайкнн поднял находку. Сверток был слегка важный.

Наверное, отсырел.

— Утро... типа... роса...— почему-то вслух сказал будущий король и оглянулся, не понимая, почему так странно кольнуло сердце. Вокруг — никого. Он поднял глаза к небу. Куда-то за горизонт спешил одинокий аист, так быстро махая крыльями, что казалось, будто птица боится, как бы ее не догнали.

— Ишь, как крыльями машет, — усмехнулся бывший новый русский.— Как в сказке… типа… капу­ста… аист…

Потом Полухайкин взглянул на капустные грядки и вспомнил, что он именно в сказке и есть.

Альберт снова затравленно оглянулся, поискал глазами жену. Наконец решился и осторожно поднял край тряпки…

— В натуре… — произнес новоявлен­ный отец, рассматривая сморщенное личико готового заплакать младенца,— а натуре, Мексика!

ЭПИЛОГ

— Мексика! — Вопила старая ведьма Гризелла пять лет спустя, гоняя по избе мохнатых грызунов.— Кого ты в дом запустила, противная девчонка!!! Ну попадешься ты мне!!!

Грызуны с визгом уворачивались от бабкиной метлы и пытались забиться в щели, коих было предо­статочно.

По стенам страшненькие вредители лазать не умели, и поэтому огромный черный кот спокойно сидел на потолочной балке, с удовольствием наблюдая за разворачивающимся внизу спектаклем.

Монстрики, которых наколдовала Мексика, дей­ствительно были грызунами — острыми зубами они грызли все, что попадалось на пути. По горнице летал пух от растрепанных подушек. Деревянная кровать завалилась на бок, вместо крепких дубовых ножек ее теперь поддерживала куча щепок. Бабкины це­лебные травы тоже не избежали острых зубов незваных гостей. Пышные веники превратились в жидкие пучки голых прутиков.

Странные существа напоминали собой рукавич­ки — удлиненное пушистое тельце и оттопыренный хвостик, на спинках яркий узор из ягодок, лепестков и крестиков. Бегали грызуны на паучьих ножках, причем у одних ножек было семь, у других — пять, а третьи прыгали на одной.

Если не смотреть на рот, полный острых клыков, то грызуны казались даже симпатичными. Они мигали синими глазками с длинными ресницами, зубасто улыбались и верещали, стараясь вцепиться в помело.

Мозгов, как понял кот, они не имели совсем, зато визжали на диво противно. Еще кот подумал о том, что у его хозяйки тоже нет ума, наверное, на­чался склероз или упала где-нибудь да головой стукнулась. Иначе давно бы прошептала заклинание, и изба мигом бы очистилась от незваных гостей. Он даже мяукнул, но ведьма в лютой злобе не обратила внимания на подсказку любимца. Она совсем позабыла о колдовстве и размахивала метлой так яростно, что кот залез повыше, опасаясь за свою шкуру.

Страшилки дитятками выметались за дверь, умуд­ряясь на лету обкусать перила и ступеньки.

Избушка на курьих ножках изо всех сил помогала Гризелле — она давила, топтала, стряхивала с себя надоедливых паразитов и возмущенно подпрыгивала на месте, когда какому-либо монстрику удавалось вцепиться в курью ногу.

Очистив избу от налетчиков, Гризелла с облегче­нием вздохнула, вытерла рукавом пот со лба и оглядела горницу, оценивая ущерб.

Котяра улыбнулся — он хоть и любил свою хо­зяйку, но никогда не упускал случая позлорадство­вать или сделать маленькую гадость. Вот и сейчас он с удовольствием наблюдал, как ведьма в изнемо­жении падает на скамью, даже не пытаясь преду­предить ее, что на лавке, в ворохе тряпья, притаился особо крупный и очень зубастый монстр.

Кот даже мурлыкнул, представляя, как острые зубы вцепятся в тощую бабкину задницу. Он понимал, что мстительность не очень хорошее чувство, но реванша за последнюю трепку хотелось ужасно.

Старуха плюхнулась на скамью и тут же вскочила, взвыв, словно стая голодных собак.

Кот снова улыбнулся и решил, что съест всю сметану до последней капельки. После такого пресса бабка вряд ли заметит исчезновение молочного продукта.

В желудке радостно заурчало. Котяра мяукнул и прищурился, наблюдая, как бабка отрывает зубастика от того места, которое обычно опускает на ручку метлы. Она даже не заметила, что вместе с клочком старой юбки зверек отхватил изрядный кусок мяса.

Но кот заметил и грустно подумал о там, что теперь Гризелла не сможет летать на метле, неделю безвылазно просидит дома. А значит, плакала беспризорная кринка со сметаной.

Гризелла наконец почувствовала боль и юлой закрутилась по избе. Изба тоже закрутилась, переступая с ноги на ногу. Избушке очень хотелось сорваться с места и галопом ускакать подальше от беспорядка. Но куда убежишь, если источник беспокойства находится внутри?

Подпрыгивание избы порядка не добавляло, и кот покрепче вцепился когтями в дубовую балку. Попасть сейчас под помело разъяренной Гризелле было бы опасно для жизни. Тем более что он тоже пушистый и зубастый.

У склянок, кринок, кувшинов когтей, чтобы вце­питься в деревянные полки, не было, и поэтому они весело сыпались на пол, придавая картине разгрома законченный вид.

Треск и звон бьющейся посуды довели Гризеллу до белого каления. Она металась вдоль полок, пытаясь удержать непослушную посулу на месте. В результате титанических усилий ей удалось поймать только тщательно укупоренную банку с живыми скорпионами, приготовленными для завтрашнего колдовства.

Она прижала посудину к груди, перевела дух и с радостью отметила, что на подоконнике стоит со­вершенно целый цветочный горшок.

Рано обрадовалась!

Створки распахнулись, в оконном проеме пока­залась наглая лошадиная морда. Горшок с одолень-травой пошатнулся, сорвался с края. Старуха всхлип­нула, наблюдая за траекторией полета, потом, когда последняя целая вещь взорвалась осколками, глиной и зеленью, всхлипнула еще раз.

— Не жили богато, и ладно,— со вздохом произ­несла бабка и запустила склянку со скорпионами в голливудскую улыбку Тыгдынского коня.

— Приятно видеть вас такой энергичной,— только и успела сказать морда, перед тем как захлебнуться словами, улыбкой и пауками.