Между ангелом и бесом

Ситуация была опасной, но ребенок этого, кажется, не понимал. Гуча бежал впереди всех и слы­шал, что он кричит.

— Не отгадал! Не отгадал! — вопил мальчишка.

— Так не бывает, — ржал в ответ конь, — я всегда отгадываю!

Тогда ответь, как упадет кошка, если ее спину намазать маслом?

— На лапы,— рыкнул взбешенный конь, видимо, мальчик давно мучил его этим вопросом. — Кошки всегда падают на лапы!

— А вот я неправильно! Она же маслом намазана, а бутерброд всегда падает маслом вниз!

—Тогда на спину! — взревел конь и снова у ударился грудью о камень.

— Не так! Не угадал! Кошка всегда падает на лапы, как же она на спину упадет?

— Тогда на лапы...— Бух! Камень снова тряхнуло.

— А-а у нее спина в масле…— Мальчик упал.

— Тогда на ноги… на спину... на масло...— Конь снова разбежался и ударил каменную громаду грудью.

—Я победил! Так нечестно, я же победил! Ты обязан меня возить!

— Давай другую загадку!

— Ладно? Что было сначала — курица или яйцо?

— Курица,— ответил Тыгдын, точно зная, что куры несут яйца.

— А откуда эта курица вылупилась? — не унимал­ся Аполлоша.

— Из яйца! — Конь опять-таки точно знал, что куры вылупляются из яиц.

— А кто это яйцо снес?

— Курица-а-а…

— А откуда она вылу...

— Ты победили — взревел темпераментный же­ребец и со злостью протаранил камень.

Камень задрожал, и Гуча вдруг понял, что он не успевает добежать. Что его сын, которого он так и не обнял ни разу, сейчас погибнет под обломками. Что у Брунгильды будут вечно печальные глаза и в ее саду на полянке появится еще одна клумба. Над могилкой.

— Сынок!!! — закричал он, понимая, что криком время остановить невозможно.

Земля затряслась. Трещины добежали до верха, рассекли площадку, на которой стоял мальчик, и камень рухнул. Землю тряхнуло так, что люди не удержались на ногах.

Чингачгук упал, закрыл глаза и... заплакал, не в силах смотреть, как погибает его сын.

— Гуч, а Гуч,— проговорил кто-то в самое ухо. Бенедикт пытался привести черта в чувство, тряс его и говорил, говорил, стараясь достучаться до его со­здания: — Чингачгук, он жив, взгляни... пожалуйста, взгляни на небо!

— Истерика у него! — воскликнул Самсон. Он пе­ревернул черта на спину, ткнул пальцем вверх и крикнул: — Смотри!

Гута открыл глаза, присмотрелся и не поверил — на фоне кудрявых облаков был виден силуэт летящей на метле ведьмы. Она мужественно продиралась сквозь тучу каменных осколков, лавировала, укло­нялась от крупных кусков магического камня и вздра­гивала под мелким каменным дождем.

Одной рукой она прикрывала от ударов мальчика, сидевшего перед ней на метле.

— Аполлоша, — не веря глазам, произнес Гуча, — живой...

— Я же говорил, что у этого мальчишки девять жизней, — крикнул Самсон, — а Гризелла умница!

— Да, — согласился ангел, — она чудо. О, камнепад кончился!

Они вылезли из укрытия, и оказалось, что от кам­ней их защитила телега, которую совсем недавно та­щил Тентогль. Черт и ангел, помогая друг другу, взобрались на гору каменных обломков, что загородила проход меж холмами.

Перед ними раскинулась равнина. На горизонте темнели горы. Там, где равнина переходила к горам, примостился Последний Приют — темными точкам виднелись дома.

А по небу к поселку стремительно летела метла. Ведьма спешила к людям, туда, где можно будет оста­вить ребенка. Гризелла точно знала, что Непобедимая не усидит дома и поедет встречать сына.

Внизу, по серо-желтой дороге, скакал галопом Тыгдынский конь.

— Он не навредит? — забеспокоился счастливый отец.

— Нет,— послышалось за спиной. Друзья обер­нулись — на завал лихо запрыгнула лягушка-царев­на. На ее спине сидел позеленевший отшельник и пытался удержаться, хватаясь за бородавки. Следом появилась рыжая голова Самсона.— Тыгдынский конь теперь будет служить твоему сыну, пока не най­дет ответ на заданный вопрос,— объяснила Кваква, стряхивая Амината на землю,— так что, Чингачгук, можешь не волноваться! Этот конь ребенку вместо отца с матерью будет! И нянькой, и другом, и конем одновременно.

— А Гризелла все равно молодец,— невпопад по­хвалил ведьму восхищенный Бенедикт.— Как она во­время!

— Не увлекайся, нашел кому дифирамбы петь,— проворчал отшельник, восстанавливая дыхание по­сле быстрой скачки.— Она с вас сдерет по полной программе — и за помощь, и за время, и за моральный ущерб. Она еще молоко потребует за вредность. По­тому как работа пыльная.

Ангел только повел плечами, а черт весело рассмеялся.

—Да сколько бы ни насчитала — за такую помощь отдам и приплачу еще! Сын он мне или не сын?

— Ой, сейчас расплачусь,— старик состроил рожу,— от умиления. И откуда, скажите, такая от­цовская любовь прорезалась?

— Я ему ремня обещал дать,— ответил Гуча, раз­глядывая маленькую точку в небе и блаженно улы­баясь,— а я всегда выполняю то, что обещал.

— Интересно, а где Тентогль?

— Какая разница, ангелок? — отмахнулся Гуча.— По мне, так пусть хоть сквозь землю провалится.

— Помогите,— услышали они вопль, полный ужа­са.

Все оглянулись — не в добрый час Чингачгук по­желал аферисту провалиться. Тентогль, оказывается, был рядом. Он перелезал через завал, но земля под ним вдруг задрожала, камни разошлись, и несчаст­ный обманщик рухнул вниз.

Ангел кинулся на помощь.

— Стой! — закричал черт, но не успел остановить друга.

Тот подбежал к трещине и протянул вниз руку.

— Держись,— крикнул он, что Тентогль быстро и исполнил.

То ли мошенник был слишком тяжел, то ли у Бенедикта оказалось маловато сил, то ли ему, как всегда, не повезло, но вместо того, чтобы спасти несчастного, спаситель сам провалился следом. Когда Гуча и Самсон подбежали к злосчастной яме, оба пострадавших были глубоко внизу.

— Веревка нужна, у меня в торбе есть, сейчас принесу,— сказал Гуча, но не успел он сделать и шага, как трещина разошлась еще шире.