Между двух имён. Антология обмана. Книга 1

Тлетворный дурман охватывал разум, и Пурга отрекалась от неудобной правды, хороня свои думы в пучине утешающей лжи. Но навязчивые домыслы, погребённые под затхлой водой с примесью зловонного гноя, упрямо поднимались на поверхность разбухшей, покрытой трупными пятнами фигурой. Увязнув в трясине, она бледно-синей кочкой высилась над зелёной гладью. Вороны и другие птицы, не брезгающие падалью, обглодали её голый хребет, кусками растащив смердящую тухлятиной плоть. В своих фантазиях Пурга боялась приблизиться к бездыханному телу, хотя в жизни ей не раз доводилось сталкиваться со смертью и заглядывать ей прямо в глаза. Несмотря на животный, какой-то неправильный и ничем не подкреплённый ужас, однажды она разогнала крылатых падальщиков, с влажным и чавкающим звуком погружавших свои клювы в размягчённую водами плоть, и узрела истину, представшую в изувеченном обличье.

Долгие годы понадобились Пурге, чтобы понять главное: она погубила свою мать. Она была причиной, по которой безжалостные палачи вероломно, будто бы играючи умертвили простую женщину. Она, явившись ошибкой прекрасной зрелости, пулей угодила в материнское сердце. Она и только она, рождённая в запретном союзе, была виновата в порочности своей матери, однако вершить бесчестное правосудие взялись именно люди. Почитая межкровников за демонов или чертей, из предрассудков они не пощадили бы и дитя. Пурге повезло, что перед тем, как впасть в вечный сон, её матушка распахнула душегрейку и прижала её к своему холодеющему телу.

Оставшись круглой сиротой, Пурга винила в этом людей. И себя. Всю жизнь она жила с мучительным осознанием, что если бы её мать не уличили в позорной связи, если бы не понесла она грязнокровное дитя, то жила бы себе в радость, вкушала бы съестные изыски, любовалась бы рассветом и засыпала с закатом.

– За меня, – после долгих раздумий ответила Пурга, повертев кружку в руках. Когтистые пальцы мелко дрожали, вскоре лихорадочный озноб охватил руки вплоть до локтей. – Согласись, наши истории похожи.

Пурга подняла на Джейн взгляд ледяных, затянутых инеем глаз. В их глубине плескалось разъедающее нутро горе, которое, укоренившись в сознании, ядом распространилось по всему телу, метастазами поселилось в каждом органе и теперь зрело. Зрело, во мгновение ока готовясь извратить суть полноценного естества.

– Но не только люди горазды убивать тех, кто им не по нраву. Тех, чьё существование идёт вразрез с их убеждениями, – вскинув губу, Пурга дико клацнула зубами и зарычала. – Авелинцы тоже этим грешат.

Йенифер насупилась и скрестила руки на груди. Не верилось ей, что высокородные, приближённые к Изначальному Богу эльфы Авелин могли пойти на зверства, к которым обычно были причастны люди.

– Сейчас у них другой король. Хороший, – воскликнула она, вспомнив истории, рассказанные Сесилией. – Нас… Да нас давненько никто из них не трогал! Всё люди, – Джейн брезгливо повела носом и с силой сжала кулачки, ногтями впившись в ладони. Её кожа плотно обтянула костяшки пальцев. – Во всём люди виноваты. Они часто ходили к нашему дому, поджидали, говорили дурное.

Джейн пригубила травяной отвар и полной грудью вдохнула его горчащий запах, под завязку наполнив им лёгкие. Крылья её носа расширились, пропустив внутрь больше напитанного пряными ароматами воздуха.

По углам деревянной коробчонки, гордо наречённой домом, висели сухоцветы, собранные в пучки. Они висели под потолком, овитые паутиной и занесённые пылью, и источали лёгкие, но приятные запахи, навевающие тёплые воспоминания о весенней прохладе и знойных летних деньках.

– Деточка, как же ты наивна, – Смоль засмеялась так, что широкая грудь её заходила ходуном, а голова немного запрокинулась. Чёрные локоны её волос, ниспав на плечи, затряслись в такт подёргиваниям всего тела. – Ты королька этого видела? Думаешь, причастные к расправам и гонениям изуверы и впрямь ему подвластны? О-о, великий Покровитель, избавь меня от сей… – она громко хохотнула и показала зубы в озорной улыбке. – От сей глупости.

Нахально взглянув на Пургу из-под густых бровей, Смоль шикнула, причмокнув губами, и покачала головой.

– Девонька обо всём знать должна. Неча ей обманываться, – крючковатым когтем помешивая подостывший чай, она подцепила стебель мелисы, выудила его из золотисто-коричневой жидкости и положила себе на язык.

Хрустнула мягкая веточка, горечь и свежесть омыли желтоватые клыки, обдали прохладой щёки и притупили вонь затхлого дыхания, студёной волной соскочив с корня языка прямо в горло.

А Джейн и не обманывалась. Она знала, что среди людей, эльфов и прочих существ были как хорошие, так и плохие. Однако обида и скорбь, поселившиеся в её сердце, разъедали хрупкий остов изнутри, обгладывали кости и пили кровь, не позволяя простить. Йенифер верила в причастность людей к смерти её родителей, ибо не всё она могла понять и вспомнить из-за своего юного возраста и страха, в роковую ночь помутившего рассудок. Память отвергала события, произошедшие под пристальным взором луны, не давала вернуться в прошлое и снова узреть огненные всполохи да услышать визг пылающей плети, секущей воздух и плоть.

Эти воспоминания были надёжно запечатаны, чтобы, когда придёт время, открыться и провозгласить увиденное правдой, а не порождением детской впечатлительности.

Истина схоронилась до нужной поры. Пурге это было знакомо: она обуздала свои переживания и узрела то, что было скрыто. Джейн же только предстояло встретиться с затаёнными воспоминаниями. И никто, даже она сама, не знал, когда прозрению суждено было случиться. Оставалось только ждать. Жить, питая силы ненавистью, и ждать.

– А я вот возьму и в Авелинель поеду, – мечтательно проворковала Джейн, подняв взгляд к потолку. На её губы впервые за долгое время наползла тень улыбки. – Увижу всё своими глазами. Заживу там, как матушка когда-то, – она почесала остроконечное ухо и задумчиво прищурилась.

Неотёсанные ножки деревянного стула со скрипом заскоблили по полу. Пурга вышла из-за стола, тяжело вздохнула и припала ладонями к шершавой поверхности, как это сделала недавно Смоль, которая, поняв, что вознамерилась сказать её подруга, мигом отреклась от своих слов и тоже вскочила.

– Нет, – встопорщив волчьи уши, рявкнула Смоль и выставила длань вперёд в предостерегающем жесте. Она шумно дышала, часто раздувая ноздри, и горячечное дыхание хрипами вырывалось через щель мясистых губ. – Не нужно.

Пурга подняла голову и воззрилась на свою названую сестру глазами, преисполненными боли и отрешённости.

Джейн в непонимании посмотрела сначала на одну охотницу, затем на вторую. Она сидела меж двух огней, меж двух разбушевавшихся стихий и не знала, как себя повести, чтобы предотвратить ссору. Но её участие в разговоре не было нужно. Межкровницы внимали друг другу и принимали решение, не предполагавшее её участия. Её голос в разразившемся диалоге не имел никакого веса.

– Пусть верит, – Смоль потёрла подбородок, задумчиво выдвинув нижнюю челюсть вперёд, и потупила взгляд.