Между двух стульев (Редакция 2001 года)
Шрифт:
– А пока не свалятся! – ответил тот, догнал апельсин и съел его на месте преступления, пожаловавшись Петропавлу: – Не сытный апельсин. Я хотел что-нибудь болееутоляющее!
После обильной еды гастрономическая оргия превратилась наконец в церемонию, в ходе которой все церемонились страшно: никто не ходил – все прохаживались, никто не разговаривал – все беседовали, никто не плакал – все проливали слезы. Кроме того, церемонившиеся интенсивно обменивались взглядами… Какие-то удивительно вежливые дети из другой оперы, имея в маленьких руках большие гирлянды из живых
– Церемонней, еще церемонней! – поддавал жару Творец Съездов, демонстрируя истинное мастерство в деле, которому он был предан как могучей душой, так и тщедушным телом. Время от времени он читал специально отобранные из сокровищницы мировой поэзии стихотворные строки – причем особенно выразительно звучали те, в которых были слышны мотивы смерти (безвременной или своевременной), ухода (по собственному желанию или по желанию родных и близких), погребения (обычного или заживо). Стихотворные строки изысканно перемежались с небольшими докладами Творца Съездов – наиболее впечатляли доклады на вечные темы, словно подчеркивавшие бренность всего живого и ценность всего мертвого.
Нацеремонившись, все проголодались и опять принялись за еду, причем за ту же самую.
Бон Слонопут и Шармоська, вцепившись друг в друга, валились со всех ног.
Внезапно Петропавел услышал стук копыт в отдалении. Мимо проскакал… сначала Петропавлу показалось, что это Ой ли-с-Двумя-Головами на коне Всадника Лукой ли. Но Ой ли-с-Двумя-Головами в две глотки пожирал блюдо за блюдом.
А фигура проскакавшего мимо была печальна, печальна, печальна…
Трудно сказать, что заставило Петропавла упасть вперед и опять сильно замахать руками.
– Еж улетает на фиг! – заорало Смежное Дитя, бросаясь к Петропавлу, который опять оказался на земле, теперь уже с разбитым до крови носом. Однако, не обращая внимая на нос и на Смежное Дитя, он поднялся и решительно направился к Летучему Жуану, который пытался за один присест на край стола съесть телячью ногу.
– Почему я не могу взлететь? – строго спросил он с Летучего Жуана.
– Ужи и ежи, как мы знаем из классики… – поверх телячьей ноги намекнул тот и отвернулся.
Петропавел обошел его с другой стороны.
– Может быть, мне объяснит это Тридевятый Нидерландец?
– Может быть… если там у них в Тридевятых Нидерландах этому учат!
– Понятно, – сказал Петропавел, направился прямиком к Ой ли-с-Двумя-Головами и бестактно поинтересовался:
– Откуда у Вас две головы?
– От рождения и не твое дело откуда, – ответили две головы по-разному.
– На коне поскачем? – предложил Петропавел беззаботным голосом.
– Вот ещё и я не сумасшедший, – последовал двойной ответ.
Ага… Но у проскакавшего мимо всадника было две головы, причем то был определенно не Ой ли-с-Двумя-Головами: Ой ли-с-Двумя-Головами находится в поле зрения! Всадник Лукой ли тоже в поле зрения, да и голова у него одна единственная!.. А, кроме того, совсем недавно я умел летать – теперь же не умею! Значит…
– Ну вот, дошло наконец! – совсем интимно, в самое ухо, шепнул вездесущий Блудный Сон.
Ничего этого не было
Какими путями приходит Понимание – Бог его знает.
Факты копятся, копятся, копятся – щелк!.. «Дошло наконец!»Впрочем, «дошло» – это, конечно, сильно сказано. Так говорят тогда, когда человек отчетливо осознал то, чего раньше не осознавал. В данном же случае человек (Петропавел, разумеется) как не понимал ничего, тем более отчетливо, – так, честно говоря, и не понял. То есть еще хуже: теперь ему казалось, что не понимает он гораздо больше, чем прежде. Между прочим, объяснить непонимание ничуть не проще, чем понимание. Понимание, кстати, можно вообще не объяснять: понимаешь – и понимай себе. А вот что касается непонимания… Ужасно утомительно объяснять, например, чего именно ты не понимаешь: ведь то, чего ты не понимаешь, надо сначала как-то назвать… а как оно называется – поди выговори!
Впрочем, случай с Петропавлом был особый: то, что он понимал раньше, и то, что ему предлагалось понимать сейчас, было отнюдь не одно и то же – это-то он как раз понимал! Но на таком понимании, увы, далеко не уедешь.
– Съезд по случаю траурной церемонии разрешите считать продолжающимся, – сбил его размышления жизнерадостный возглас Творца Съездов.
– Разрешаем, разрешаем! – радостно откликнулись любители, по-видимому, всяческих съездов, вскакивая из-за столов как сумасшедшие, и принялись самозабвенно аплодировать до упаду. Когда наконец все они попадали с ног, Творец Съездов заявил:
– Необходимо срочно принять резолюцию съезда. Разрешите зачитать резолюцию.
Ни у кого не было сил разрешить – и Творец Съездов приступил к чтению без разрешения, предварительно сбегав к лимузину, с трудом достав из багажника и доставив к месту продолжения съезда неподъемную урну с символическим прахом Слономоськи.
«Резолюция съезда, посвященного траурной церемонии
В ходе осуществления траурной церемонии по случаю ухода Слономоськи из жизни Слономоськи съезд незаметно для присутствующих постановил:
1. считать Слономоську отныне не существующим ни физически, ни духовно;
2. более точно выяснить день ухода Слономоськи из жизни Слономоськи и задним числом объявить этот день Днем Всемерного Траура;
3. рассмотреть список кандидатов на замещение вакантной должности Слономоськи и заместить эту должность одним кандидатом (список из одного кандидата прилагается).
Конец резолюции».
– О, какая милая и странная резолюция! – закричала Королева Цаца, обливаясь слезами Пластилина Бессмертного. – Вношу предложение считать эту резолюцию маленьким шедевром. Кто за это предложение, прошу побледнеть.
Побледнели все.
– Принято единогласно.
– Разрешите огласить список кандидатов на замещение вакантной должности Слономоськи? – опять попросил разрешения вежливый Творец Съездов.
Ему разрешили.
– Будем голосовать поименно или списком?
– Поименно и списком! – предложил Пластилин Бессмертный.
– Зачитываю поименно.
Творец Съездов хотел выдержать паузу, но не выдержал и крикнул:
– «Еж!»… Кто за эту кандидатуру, прошу голосовать.
Все опустили какие-то разноцветные бумажки в урну с символическим прахом Слономоськи.