Между голодом и страхом

Подсознание крепко прятало от меня память о событиях, предшествующих моей жизни с людьми, которых я считала своими родителями. Не зря. В ушах пульсировала кровь. Казалось, она текла наружу обжигающим ручейком. Я каталась по полу, пытаясь остановить поток мыслей…воспоминаний вырывающихся из темноты в мозг и вспыхивающих в нём фейерверками. Кто-то кричал. Надрывно, незнакомо и горько. Мне не сразу удалось понять, что это мой собственный голос.

ПРОШЕДШЕЕ

Когда я впервые осознанно открыла глаза, мир вокруг пылал. Тело не подчинялось. Оно было не приучено к движениям, конечности подламывались, при попытке шевелится. Глаза жгло скудным светом, и в ушах набатом отдавался каждый шорох. Это продолжалось…вечность. Целая вселенная боли и ужаса, скручивающего внутренности голода. Всё это сводило меня с ума, если бы иногда не появлялся он. Безумие отодвигалось на дальнюю границу сознания, и я застывала в ожидании прикосновений. Горячие руки держали меня крепко, не позволяя упасть, низкий голос твердил что-то монотонно успокаивающе и запах…меня окутывал потрясающий аромат, в который хотелось обернуться и скулить от восторга. Если бы он оставался со мной дольше…Как только я начинала беспокойно хвататься за него, меня вновь оставляли в одиночестве. Я быстро осознала свою ошибку и перестала реагировать, чтобы он дольше был рядом. Он приходил всё чаще, оставался надолго, касаясь меня и говоря, говоря…Забываясь, я прижималась к нему и, когда меня пытались оторвать от ставшего родным тела, кричала дико и надрывно, не зная, как дать понять, что мне нужно…жизненно необходимо присутствие этого человека…

Однажды всё изменилось. Рядом появились другие. Они мне не нравились. Раздражали. Один из их часто оставался рядом и, когда мы оставались одни, причинял мне боль. Намеренно. Он не учёл, что я привыкла так жить и тонкие иглы, впивающиеся под кожу, казались лишь досадной неприятностью. Я не научилась притворяться бесчувственной, делать вид, что не слышу никого, не узнаю. Только когда приходил он, это было сложнее, почти невыносимо. В рассеянном свете, украдкой любовалась чертами его лица, движениями рук, млея от голоса. Он всё чаще смотрел мимо, рассеянно касался моих спутанных волос и почти не говорил со мной.

Я допустила ошибку. Одной ночью, когда все звуки стихли и меня оставили одну, заплакала. Сначала беззвучно, обхватив себя тонкими ладонями, а затем, вдруг сорвавшись, громко в голос. Даже услышав шаги, я не могла остановиться и пыталась непослушным языком звать его как звали те, кто был рядом…Он не пришёл. Но другие… Плечо обожгла дикая боль и, теряющую связь с телом, меня выволокли прочь из комнаты. С того момента началась моя новая жизнь.

Тьма и холод, голод и тлен.

Придя в себя, я поняла, что оказалась в другом месте. Клетки стояли рядами и в каждой из них…Нет, они не были похожи на меня. Совсем иные. Сумасшедшие, с кривящимися в оскалах ртами, бросающиеся на прутья, грызущие собственные пальцы до крови. Мир вокруг был безумен. Свернувшись в центре клетки, на полу, присыпанном опилками, я заставила себя впасть в оцепенение, которому научилась за долгие годы. Это позволило мне остаться собой…насколько это было возможно.

Много дней спустя дверь открылась и я привычно метнулась в угол, не мешая безмолвным людям убирать с пола настил, чтобы засыпать новый. Однако это был не уборщик. Высокий мужчина с пристальным взглядом заставил меня поёжиться и запахнуть на себе разорванную тунику. Он был опасен. Это ощущалось в воздухе даже сквозь смрад. Что-то отрывисто сказав, незнакомец протянул мне руку. Не понимала ни слова, но увидела, что он предлагает мне выход. Несколько маленьких шагов я сделала на трясущихся ногах, пока не осознала, что предаю…другого и остановилась. Мужчина скривился, качнувшись ко мне и я выставила перед собой ладони для того, чтобы произнести слово, которое заставляла себя помнить, единственное, что держало меня на краю, не позволяя погрузиться в ад.

— У..зо…ров.

Они переместили меня в новую тюрьму. Здесь мыли, кормили и заставляли…пытались заставить говорить, реагировать, притворяться живой. Но только мне это было не нужно. Перед глазами стоял образ моего человека и его заслонял чужой, голодный и злой. Он называл себя Костёр. Меня он называл Первой.

Меня украли. Двое. Мужчина и женщина. Связали, заткнули рот, засунули в узкое, душное пространство, накрыли дурно пахнущей тряпкой, и уши оглушило грохотом. Они не знали, что я уже понимаю многое из того, о чём они говорили. Они хотели меня вырастить на воле, в обстановке далёкой от псарни, выдрессировать или воспитать…слова были не так важны, как то, что они собирались продать меня…Узорову. Только он заплатит прилично, если я буду достаточно…адаптированной. И, хотя я не понимала значения этих слов и последнего в частности, решила, что сделаю всё, чтобы быть "достаточно."

Как я могла забыть…Слишком понравилось, что обо мне заботились, касались, кормили вдоволь. Наверно, я вычеркнула из памяти всё, что было до похищения из лаборатории Узора, а потом и Костра для того, чтобы не стать безумной. Так сработала защита сознания, и все эти годы я видела тот мир сквозь кошмары и дурные предчувствия. Мой мир, в котором я родилась и теперь вернулась.

Прижавшись спиной к холодной стене, я продолжала содрогаться. Одежда пропиталась потом. Скрутив волосы в узел, смахнула испарину со лба и тут же пожалела об этом — удалось лишь размазать грязь по лицу, мелкие песчинки царапали кожу, закушенная губа пульсировала. Обняв колени, я тряхнула головой, прогоняя туман из вывернутого наизнанку сознания. Как же мерзко. Всё, что я знала, то немногое, казавшееся незыблемым, рассыпалось прахом. Мой мир, шаткий и без того ненадёжный, дал трещину. Глаза были подозрительно сухими. Возможно, слёзы помогли бы сейчас, когда я вновь смогла видеть и передо мной в тесных клетках напряжённо застыли маленькие фигурки.

— Я вернусь. Обещаю, что вытащу вас отсюда, — мне было плевать, что они не понимают ни слова. Было достаточно того, что понимаю я.

Облокотившись о стену я, немного качаясь, поднялась и расправила плечи. Может для меня уже поздно, но этим детям, продолжающим жить в аду, осталось терпеть немного. Ненавидя себя за это, повернулась к ним спиной и пошла к выходу. Позади скулили, рычали. Удары о металл рождали звон, от которого сводило зубы…

Когда распахнула дверь, в моих глазах всё ещё не было слёз, но те, кто стоял по другую сторону, отшатнулись.

Глава 33

— Ты чего творишь? — Марк схватил меня за плечи и резко встряхнул.

Молча я выбросила руку перед собой, ударяя его в кадык и, как только он наклонился, с мрачным удовольствием сломала ему нос. Влажный хруст костей стал для меня мелодией. Восхитительной. Долгожданной.

— Никогда не путай меня с комнатной собачкой, — процедила я, отталкивая от себя мужчину ставшего преградой. — Мне нужен Узор. Где…ублюдок?

Охранник многозначительно взвесил в ладони резиновую дубинку и окатил меня хмурым взглядом. Шагнув к нему, я запрокинула голову, чтобы смотреть прямо в лицо.

— Тронешь меня — Костёр снимет с тебя кожу и скормит мясо щенкам внизу, отрезая по кусочкам, — мужик вздрогнул. — Я попрошу его именно об этом.

— С чего это он тебя послушает? — Глеб зашёл справа и остановился в полуметре.

— Мать двух дочерей? Способную воспроизводить только девочек при естественном зачатии? — я блефовала с особой невозмутимостью и вокруг воцарилась священная тишина. — Да он возведёт храм в мою честь, если я попрошу, — я толкнула громилу пальцем в грудь. — Не зли меня, и я позволю тебе носить шкуру.

— Не стоит брать на себя…

— Заткнись! — рявкнула я, разворачиваясь и демонстративно разводя руки.

Десяток двуликих не решались скрутить меня, ощущая гудящую в пространстве агрессию и силу. Мою. Именно сейчас я поняла, почему в тот далёкий день, во дворе Узорова, его партнёры признали во мне альфу.

— Узоров первый среди вас, а я единственная среди исчезнувших, а значит первая из возрождённых. Прямо сейчас вы отведёте меня к нему.

— Зачем? — Марк с кровью на лице смотрелся дико. Он стискивал кулаки и был готов…я протянула ему ладонь.

— Хочу увидеть его слабым, — схватившись за липкие пальцы, я потянула его к себе и по-звериному потёрлась лицом о его горло. — Никогда не делай мне больно. Я не умею быть ручной. Знаю, вы считаете меня женщиной, но я иная и со мной нельзя как с другими.

— Ты выбрала меня, — упрямо повторил он, и я услышала в его голосе тревогу. Мне не нужна была свара за право называться моим, и я обняла его, скрестив руки на крепких ягодицах обтянутых джинсами.

— Ты мой мужчина. Всегда, — за спиной заворчали, но мне было плевать. Маячок исправно работал и Захаров уже должен был быть в курсе, что я пропала из квартиры. Не думаю, что для него будет проблемным собрать группу из надёжных бойцов и добраться сюда.