Между небом и землёй

– Ты смотри!

– Это чего?

– Портрет чей-то! – после этих фраз в комнате разом повисла тишина. Я развернулся к ним в пол оборота, всё ещё не управившись с ширинкой на джинсах, типа, - «Чего замолчали?» - и тут до меня дошло, что именно привело их в замешательство – мои сине-красные боксеры с женским лицом на задней части. – «Чтоб тебя, Ритка, с этим подарком!» - вспомнил я историю их появления, вместе с последней подружкой. И почему, я их носить принялся?

– Так в нашем мире положено, - услышали мой ответ притихшие «наблюдатели», когда я, спрятав образ красотки за синей тканью джинсов, стал искать в сумке свежие носки.
– У нас мужики рисунки на трусах носят… - я замялся, придумывая логическое завершение своему объяснению, а голова, словно никогда не сочиняла ложь, отказывала напрочь, - на удачу… - мямлил несуразицу мой язык.

– Как баба на сраке может удачу принести? – Они принялись гоготать как гуси, - Егорыч, ты и нам такую красотулю на исподнем намазюкай. Глядишь, завтра всё в два раза выгодней продадим.

После того как местный «зодчий» обещал им, чтоб бельё не портить, прямо на самом светлом участке кожи по девахе нарисовать они уже от хохота только что по полу не катались,

– Чудик ты, Михей, - заверяли они, утирая от смеха слёзы, - удачу мыльный камень дарует, а ты как дитя в небылицы веришь!

– Не верю я. Просто это подарок. А я человек практичный, вещами не разбрасываюсь.

– И кто ж тебе трусы дарит? – их вопросы раздражали не меньше басистых раскатов смеха.
– Может попробовать твою удачу стрелой или дубиной испытать? – продолжались подначивания.

– Да ну вас!
– Жар от смущения достиг моих ушей, от чего я был близок к бешенству. А селяне не унимались:

– Дорогой небось подарок?

– Конечно. Они же импортные, дизайнерские, - нёс я полнейшую ахинею, с трудом преодолевая раздражение с примесью препротивного, не свойственного мне смущения. От досады, пнул сумку. Присутствующие притихли.

Вопреки моему невнятному лепету пресловутое смущение, душившее меня, стало, как назло, понятно каждому находящемуся в комнате. Я старался отвлечь их от собственной персоны с пылающими ушами и, про себя, срываясь на многократный мат, вслух старательно выстраивал предложение без иностранных слов, - Не на родной земле штука сшита была.

– И что? Там все такие носят?

– Не все, конечно.

– А почему не на груди, например?

– А у них там тенденция - при большой опасности всё время задницы спасать, - вспомнил я особенности страны-производителя данного изделия.

Гости во главе с хозяином опять уставились на меня как на полоумного. Смешки стихли. Интерес к бреду, который я нёс, поутих. Мне снисходительно покачали головой, изредка всё ещё усмехаясь, и шумным потоком хлынули назад в большую комнату.

Паныч похлопал меня по спине, подталкивая вслед толпе, и негромко, так чтобы только я один услышал, добавил:

– Когда спасаешь задницу, не забывай лицо сохранять, - после этих слов тоже вышел и, уже громко, принялся приглашать гостей «откушать яблочной наливки».

Что делать? «Отыскав» своё лицо и почесав остывающее ухо, я вышел за ними.

Отдав должное напитку и угощению, поблагодарив и отпустив хозяйку, мужики стали обсуждать вероятность хорошей торговли на ярмарке.

– Дождь, если будет - укрывать телеги придётся... – говорил один.

– … до Начала Пути, а там всегда погода ясная, - заканчивали, наперебой, уже другие.

Сегодня разговорить меня у них не получалось, хотя попыток делали достаточно,

– Михей, ты со мной завтра поедешь? – поинтересовался Фадей Паныч.

– Не знаю, надо ли?

– В Царь Граде самая большая торговля будет. Туда народ со всей Чуди съедется. Мы, не долго, поторгуем, потом по городу походим, в пивные заглянем, - придумывал он заманчивые идеи.

Я же из его слов понял одно - к торговле, как и к другим делам в деревне, мужики относились не серьёзно.

– Чем торговать собираетесь? – решил я проявить толику интереса и обратился ко всем присутствующим.

– Копченую рыбу, мясо, сыр, льняные верёвки, мёд, опять же, повезём, - услышал я голос Волошина, он единственный из гостей отказался от угощения и даже от предложенного ему кубка как-то брезгливо отодвинулся. Вчера, я посчитал его пьянчужкой, сегодня просто хамом, а вот другие примолкли, не перебивая и ожидая продолжения, смотрели на Волошина с полным уважением, - Алекша, твоя резьбу закончила?

– А как жешть! Две картины готовы и украшений полный короб, - держал ответ Алекша. Как на совещании у начальства, каждый рассказал, что в его семье приготовили. Товар действительно был самый разный. Как я понял, продавали его прямо с телег, соблюдая определённые правила. Например, украшения нужно было продавать в седьмом ряду, хлеб и продукты в первом. Существовали даже родовые ряды для отдельных семей, таких как семья Волошиных. Они могли торговать любой продукцией. Для тех, кто привозил на ярмарку смешанные товары, имелись поселковые места. Люди из Марьинки торговали в сто сорок пятом ряду. Они считали ярмарку главным событием года и готовы были рассказывать о ней часами, пока Волошин не перебил их без вступлений,

– Фадей, ты со мной к трём к воеводе заявлен. Мне с товарищем быть велено.

– Случилось чего? – звучало несколько голосов сразу.

– Мне причины сообщать не сказано, – пресёк любопытствующих староста и предупредил хозяина: - Тебе приказ завтра прямо в Царь Граде доставят – так, что не растеряйся.

– Будет велено, пойду… - Фадей Паныч, как мне показалось, в службу не рвался. Кто-то ждал продолжения уговоров или развития темы. Волошин же приложился к чарке потом, словно опомнившись, отодвинул её, отвернулся и стал смотреть в угол комнаты. Странный он. Мне показалось, он боролся с желанием продолжить говорить о чём-то важном, но не посмел. Мужики перекинулись ещё парой фраз, в надежде развить тему, да и только. Староста, опять остался равнодушен к их предположениям о важности дела, и в беседе за столом возникла пауза.

«Мент родился», - пошутили бы в моём мире. А там, где я находился этим летом, переходы от смешного к серьёзному были такие непредсказуемые, что я со своими шутками решил не влезать.

– Схожу-ка я… до ветру, - вымолвил мужик с бородой, жена которого пекла медовые пряники для ярмарки, пока он, упившись вина отлить собрался.

Бородач вернулся почти сразу. Выпучив, ставшие трезвыми зенки, сказал, опуская руки:

– Там, на колодце, малец лежит. Не дышит, кажись.

Мы, толкая друг друга, высыпали на крыльцо. В нескольких метрах от нас светлым пятном обозначилось неподвижное тело. Я подбежал к нему одним из первых. Человек, в светлых штанах, без рубашки, лежал на крышке колодца лицом вниз, раскинув руки, словно смерть настигла его в попытке обнять колодец. Может, он цеплялся за него в тот страшный для него миг?

Я отцепил сжатые пальцы от доски и перевернул тело на спину. Юноша не дышал, пульса не было. Однако голая кожа не успела отдать ночному воздуху своё живое тепло. За это тепло я цеплялся из последних сил, убеждая себя, что успею вдохнуть назад ускользнувшую секунды назад жизнь. Нажав на грудную клетку, услышал хлюпающий звук.

– Паныч, помоги!
– Наклонив парня набок, мы подняли его за ноги. Из открытого рта потекла жидкость, хотя он сам и всё вокруг было сухим.

Когда после нескольких минут потраченных на прямой массаж сердца и искусственное дыхание, я задержал свой вдох и прислушался, в надежде на стук преждевременно замершего сердца, то услышал лишь: