Между Явью и Навью

– Когда и куда? – спросил воевода.

– К ночи должны быть за Змеиным валом. Там он вас найдет.

Сувор кивнул. В том, что чародей отыщет их ночью в степи, он не сомневался.

– Поспеете?

– Поспеем, – уверенно ответил воевода Сувор. – Хотя легко не будет. Бабы всё же.

– Не бабы! – строго произнес Мстислав Храбрый. – Богатырши. Сдюжат.

Сдюжили. Хотя прав был Сувор: нелегко пришлось. С рассвета до заката в седлах. Весь светлый день. А день – долгий. Самый долгий день лета. Потому и медлить нельзя.

Лагерем встали, перейдя мелкую – по колено – речушку. До Тьмы отсюда всего ничего осталось.

Шатров не ставили, коней не расседлывали, костров не жгли: поели всухомятку. Времени почти не оставалось. Нынче Солнцеворот. День долог, да ночь близка. Этой ночью все и решится.

Черномор появился в сумерках. Возник из теней, не всполошив ни коней, ни дозорных, уронил «здравия» и подошел к невеликому богатырскому воинству, разместившемуся наособицу. Остановился. Высоченный, чуть сгорбленный. Борода длинная в косицу заплетена. Лица в тени не разглядеть.

Зато сам чародей видел всех. И читал каждого будто свиток.

У каждого из восьмерых читалось разное. Упорство, сомнение, дерзость, страх. Общим было только одно – безмерная усталость.

Постоял, поглядел, потом показал жестом: подъем.

– Гридь – на конь? – спросил вставший позади него Сувор.

Без воодушевления спросил, но с готовностью. Его дружинники тоже не особо свежи, но – повоюют. Выучка сказывалась.

Чародей качнул головой.

– Дальше – без вас, – сообщил он Сувору. – И пешком.

Восьмерых слова чародея не порадовали.

Воевода заколебался.

Из мужей-богатырей только трое казались ему надежными. Остальные еле ноги переставляют. Куда им… Еще и пешком? А с Сувором – лучшая полусотня. Сила.

Черномор угадал мысли. Сказал вполголоса, наклонясь:

– Не твоя битва, воевода. Пока не твоя. Для тебя дело позже найдется. Если Тьма… Когда Тьма отступит, – поправился он, – вы заберете живых. Место знаешь?

– Знаю, – подтвердил Сувор. – Видел. А если… – Он помедлил, вспомнив о «слове сказанном».

– Если не удержим? – спокойно уточнил Черномор. – Если не удержим, сам все поймешь. Тогда бегите. Может, и поживете еще. Да ты не мрачней, воин! – Чародей хлопнул воеводу по плечу, выбив пыль из дорожного плаща. – Справимся. Кто ж, кроме нас! Главное, когда Тьма уйдет, не медли. Тьма уйдет, скверна останется. А где скверна, там живым долго не протянуть. Даже таким. – Он кивнул в сторону кучки избранных. – Уразумел, воевода?

Сувор кивнул неохотно. Не верилось ему, что полсотни лучших дружинников могут быть лишними, но спорить с чародеем не рискнул.

Черномор вернулся к избранной восьмерке.

Оглядел каждого сверху, потом сгорбился по-журавлиному, копнул широченными ладонями воздух – и толкнул что-то от себя.

И ожили восьмеро. Выпрямились, будто сбросив с плеч тяжесть.

Усталость ушла. Словно и не было ни дневной скачки, ни того, что прежде, до Киева. Кто-то удивился, кто-то заулыбался, закатный рыцарь обмахнулся крестом и застыл, будто ожидая: спадут чары.

Но чары не исчезли.

– Вещи свои здесь оставьте, – велел Черномор. – Брать только оружие. Всё оружие, – уточнил он, глянув на маленькую травницу.

– А идти куда? – спросил тот, что с меткой Стрибожьего жреца.

– А то ты не знаешь?

Стрибожич замер на миг, а потом пробормотал:

– Пожалуй что знаю.

– Вот и поспеши, – строго произнес Черномор. – Времени у нас до полуночи. А может, и меньше.

Они успели.

Черный клуб тьмы еще не прорвался сквозь Кромку. Упершись в самое небо, пульсировал и сотрясался, будто прикованный смерч. И пахло здесь уже не пыльными травами, не земным жаром. Смрадом несло, будто с поля недавней битвы.

И добро бы – недавней, а то ведь еще не случившейся!

– Тьма грядет, – глухо проговорил Черномор. – Тьма велика, а нас… немного.

Три женщины, пятеро мужей. Богатыри. Здесь все. И те, кто верен. И те, кто предаст.

Не стольких он ждал. Думал: хотя бы два десятка наберется. Два десятка сильных. Нет, и эти не слабы.

Вот рыцарь лехитский, верный своему Богу, честный духом и неподвластный ни Тьме, ни волшбе. Потому не промыслить его Черномору. Ну да лехит и без того понятен.

Соседка его… Мути в ней много, и кто за ней стоит – не разглядеть. Кто-то силой не обделенный. Может, бог из старых?

А рядом – еще одна. Травница. Силы невеликой. Но то – сама. Ее дар – других сильными делать. Или слабыми.

А вот тот и сам силен. Перевертыш с меткой бога. Истинный богатырь. Кто зверя в себе превозмог, тому и сам Горын не страшен. Имя у него христианское, Андрей, но душа свободна. Такой душе воля дороже обряда.

Рядом с Андреем – еще один воин. На первого похож. И не похож. Над тем Тьма не властна, а этот сам властен над Тьмой. Вот таких бы еще семеро – и Черномор ушел бы спокойно.

– Как зовут тебя, гридь?

– Друзья Лисом кличут, чародей-воевода!

Не похож. Так можно и Жар-Птицу соколом наречь.

А вот этот – сокол и есть. Стрибожий жрец из набольших. Сила в нем велика. Вскроется – не слабей его, Черноморовой, будет. Если будет.

И за этим богов нет. Ни старых, ни Единого. Зато метка имеется. И непростая. Кто ж его так? Ну да неважно. Важно, что страха навьего в нем нет.

А эта… Ух! Не знал, что так бывает. Прежде не было. Ай да Морена! Поделиться своей жрицей. Да не абы какой – Хранительницей. Надо б Морену порасспросить при случае. Тем паче и случай тот выдастся скоро.

Черномор доподлинно знал: этой ночи он не переживет.

Восемь – это немного. Но для обряда довольно. Ведь за каждым из них – силы. Силы разные, иные меж собой недружественны. Но если встанут в правильный черед, воспрянут в каменном хороводе, то и малым числом остановят Тьму. Теперь главное: самому не ошибиться. Поставить каждого на должное место.

Подумалось: не дошел бы хоть один из восьми – и всё. Конец. Ни Дикого Поля, ни Киева, ни Руси – ничего. Закончится этот мир. А каков будет другой – неведомо. И будет ли?