Межесвет
Шрифт:
Она промолчала.
— Если он так важен для тебя, то почему ты ушла?
Снова никакого ответа.
— Летиция!
Они поднимались и спускались по холмам, и Касс знал, что она голодна, ведь он сам был голоден. Он постоянно оглядывался в поисках кустов с ягодами или плодов, свисающих с редких деревьев, но ничего такого не находил. Летиция шла твердо и ровно, словно ее влекла вперед могучая сила, не позволяющая ей оступиться или сделать короткую передышку. Ее дыхание давно стало хриплым и тяжелым, но она все равно шагала с прежней скоростью. Касс хотел снова обратиться к ней в надежде, что девушка образумится и сделает перерыв раньше, чем рухнет на землю на подломившихся ногах и более не сможет встать, когда с очередного пригорка они увидели небольшой населенный пункт. Людей с такого расстояния не было видно, но над дерновыми кровлями вздымался сизый дымок, а крылья ветряной мельницы лениво вращались, используя энергию ветра. С определенной
Он снова предложил Летиции подсохший бутерброд. На этот раз она взяла его и стала методично жевать.
— Давай обогнем это поле.
— Зачем? — Она указала рукой с бутербродом на вершину холма. — Там город!
— Город Теней, — уточнил Касс.
— Это лучше, чем ничего, верно? Смотри, цветы образовывают островки, которые можно без труда обойти. — Летиция тяжело сглотнула хлебный комок и запила скудный обед водой из фляги. — Мы можем не касаться их, так почему бы не сократить путь?
— Это плохая идея.
Она пожала плечами.
— Хорошо, тогда разделимся. Ты пойдешь по краю холма, как хотел, а я спущусь в долину. Знаешь, — ее глаза холодно блеснули, — я думала, ты ничего не боишься.
— Я боюсь за тебя, — спокойно произнес Касс, не поддавшись на явную провокацию. — Потому что мы в незнакомом мире, потому что ты порвала браслет. Ты не изменишь решения? Что бы я ни сказал?
Она вернула ему флягу.
— Нет, не изменю.
— Я не могу бросить тебя одну.
Летиция презрительно хмыкнула.
— Тогда не бросай.
Она подобрала платье-накидку и стала спускаться, стремительно перебирая ногами. После недолгого привала к ней вернулась былая энергичность, и Летиция в считанные секунды достигла подножия холма. Касс не торопился, предпочитая экономить силы. Он шел в хвосте и пристально следил, чтобы девушка шла ровно между двумя островками, но эта предосторожность была излишней: Летиция и не думала испытывать судьбу. От обилия цветов рябило в глазах, над долиной висели рваные облачка сиреневой пыльцы, раздражавшей носоглотку, но в остальном растения выглядели вполне безобидно. Касс решил, что несколько преувеличил возможную опасность, и его мысли поползли в ином направлении: поневоле он вспомнил медный загар на лице Лу, ее горящие глаза и раскрасневшиеся щеки, блестящий золотой виток у ее виска. Он думал, что она была невинной, под стать ему самому, они обменивались легкими поцелуями, в которых не было и намека на постыдность. Под ситцевым платьем угадывались большие, упругие груди и широкие бедра, но ее талия была почти что осиной, а ладошки и ступни были маленькими, как у десятилетней девочки. Смазливое личико, пухлые губки, густая золотая коса: самая что ни на есть обычная сельская девица, пригодная для любой работы и деторождения. Парни свистели ей вслед, и она смущалась, и тупила глазки, внезапно хватая Касса за локоть и крепко прижимаясь к нему. Может, это был тонкий намек, который так и не дошел до адресата, — мол, я вся твоя, бери меня. Звала его по-своему: не Кассиан, не Касс, а просто — Касьян. Он, как простофиля, ждал удобного случая, чтобы позвать ее под венец, потом начались занятия, и он все реже стал бывать в родном поселке. Зачем утешать себя, зачем подбирать слова? Лу устала ждать, ее дразнили подружки, младше и опытнее, сердце болезненно ныло, она чувствовала себя покинутой и нежеланной. И тут подвернулся Дик, знатный распутник и ловелас. Касс закрывал глаза на увлечения друга и старался не вспоминать о них ни мысленно, ни вслух, а когда во время совместных поездок в город Дик сворачивал в бордель или цеплял девушек на улице, попросту убирался восвояси. Как долго они с Лу обменивались жаркими взглядами у него за спиной? Больше полугода, это точно: когда Касс уезжал, убитый горем, ее живот уже вздулся и заметно выдавался вперед. Лу была его девушкой, но ребенка ждала от Дика. Чем он прогневил богов? Почему это случилось именно с ним?
Летиция, высокая и статная, упрямица и гордячка, стремившаяся во что бы то ни стало обрести власть над материей, из которой соткана реальность, представляла собой резкий контраст его Луизе. И Касс понял, как ни тяжело было это признать, что он принимал за любовь простое увлечение и что только непростительный факт измены сумел воспламенить его чувства. Теперь он покушался на чужую невесту, пока что только в мыслях, но разве это не делало его кем-то сродни Дику? Касс остановился и глотнул из фляги, чтобы немного охладить пыл, а затем вскинул
глаза на город и обомлел, ошеломленным внезапным открытием. По его расчетам, они должны были преодолеть три четверти пути, но визуально город не приблизился ни на чейн; он был оптической иллюзией, фата-морганой, плоской картинкой — все одно, как ни назови. Они достигли края холста, здесь кончался нарисованный мир, и Касс не торопился узнать, что лежит за его пределами и могут ли там находиться люди.Летиция замедлила темп и передвигалась на шатающихся ногах, будто опьянела от аромата цветов. Он собирался ее окликнуть, когда девушка ахнула и в изнеможении уселась на землю. Касс подбежал к ней, осторожно обнял за плечи, и она не сопротивлялась, привалившись к его груди.
— Что случилось?
— Я устала, — пожаловалась она. — Я плохо спала.
Спектральные узоры на ее лице начали терять форму, завитки расплывались и быстро тускнели. Всего полчаса назад Летиция была полна сил, а теперь ее глаза закрывались сами собой. Она ничего не касалась, Касс был в этом уверен, так что это, запах? Цветы мерно колыхались под дыханием ветра, качая головками, словно отрицая любые обвинения.
— Я только немножко отдохну, — прошептала она, зевнув. — Самую малость.
Его осенило. Боль Альгеи, падение Эрис, клятва, погубившая Оркоса, — и вечное забвение Лете. Художница перенесла на картину цветы из города-некрополя и отправила в свой мир гостей, не удосужившись провести короткий инструктаж. Она не хотела показывать Тоту мир картин, потому что боялась за него, потому что создатель, заключенный в рамки своего же творения, как в темницу, перестает быть богом. Эри позволила Летиции войти в картину, ибо страстно хотела посмотреть, что из этого выйдет.
Теперь госпожа ди Рейз лежала в его объятьях, и ее лицо выражало покой, как будто все невзгоды канули в прошлое, а тревоги больше никогда не вернутся. Разложение не коснется ее плоти, она останется молодой и красивой и будет почивать среди цветов, даже если внешний мир канет в небытие. Касс чуть приподнял девушке голову, борясь с искушением. Ему стоило немедленно забрать Летицию отсюда — он понимал это без подсказок. Но что изменит несколько минут? Он дал себе слово, что при первых признаках сонной истомы подхватит девушку на руки и понесет обратно к тому месту, где они начали спуск. Когда-то Касс и помыслить не мог о том, чтобы воспользоваться чьей-нибудь беспомощностью, но эта чернь, этот порок, развративший Дика и Лу, пустил корни и в его душу. Он пальцами раскрыл Летиции рот и жадно поцеловал ее, дрожа от яростного, мучительного желания.
Она не проснулась, и это придало ему смелости. Госпожа ди Рейз отвергла юношу, ничуть не заботясь о его чувствах, и тем самым вызвала к жизни кого-то иного, темного, занявшего его место. Он носил имя Касьян и, подобно Летиции, всегда получал то, что хотел. Повозившись со шнуровкой, он стянул платье с ее плеча и увидел шрам-полумесяц, след от волчьих зубов, знаменательный, как стигмата. Под платьем была белая кожа, не тронутая солнцем, настолько тонкая, что сквозь нее просвечивал узор голубых и пурпурных вен. В его ласках не было и намека на нежность: ее губы вспухли от грубых поцелуев, сделались ярко-алые, словно подведенные кармином. Тем временем его рука неторопливо исследовала ее тело — от одного изгиба к другому, от упругих холмиков грудей к плоской долине живота и дальше, в запретное тепло между бедер.
Я не зверь. Я могу себя контролировать.
Эта мысль стрелой ворвалась в мозг и отрезвила Касса, заставила подняться с колен и в ужасе посмотреть на свои ладони. Мгновение назад он был на волосок от безумия. Он одурел от этих цветов, они свели его с ума, принудили к вещам, о которых он запрещал себе даже думать. Женщина в оковах сна, подобному смерти, свихнувшийся от страсти мужчина — и забвение Лете: лучше ей никогда не проснуться и не узнать. Разве не так? Они взяли Лете спящей, обсудив очередность, и она родила мертвого ребенка.
Руны на перчатке вспыхнули, заалели; ведьмак извлек из пустоты спектральный нож, подскочил к ближайшему островку из цветов и принялся остервенело размахивать клинком: лезвие не гнулось под давлением воздуха, хотя было поразительно тонким, во все стороны летели лепестки, скопления пыльцы рассеивались и дымкой оседали на землю. Он без устали рубил их, но цветы вырастали заново, как только он отворачивался.
Касс понял, что зря растрачивает силы, и расслабил руку. Спектра утратила форму и серебристой змеей выскользнула из пальцев, на миг зависла в воздухе, не долетев до земли, чуть померцала и исчезла. Избавившись от ножа, юноша смущенно поправил на Летиции одежду и поднял девушку на руки. Она была тяжелее, чем он представлял. Он шел и шел, а холм оставался таким же далеким, и было нетрудно догадаться, что они оказались в ловушке. Спустя какое-то время Касс заметил, что шагает по шершавому холсту, солнце в небе потускнело и утратило объем, облака застыли в небе, а ветер исчез. Юноша стоял в центре небольшого куба, где четыре стороны занимали великолепно исполненные, но абсолютно плоские пасторали. Идти было некуда.