Мичман Империи. Часть вторая

Палачи уставились на меня во все глаза, а я заржал. Дико и громко как конь. Сменил интонации, и заголосил победным колоколом, а потом запел:

Мы морпехи, мы морпехи!

Морские волки черной пустоты.

Там где мы, там у империи успехи…

Допеть не дали — врезали по лицу. Голову откинуло назад, челюсть клацнула, зубы прикусили язык и рот наполнился кровью. Пришлось замолчать. Сплюнул красным и весело оскалился на левого.

— Нда, недоработка, — развёл руками тот.

— В смысле? — правый обошёл меня и уставился на товарища.

— Ошибочка вышла, он не сбешник, а морпех, — поморщился левый. — и владеет техникой драугра, так что пытать смысла нет. Ведь так? — он посмотрел на меня.

— Кхгхы, ага, — поперхнулся я кровью.

— Сычкин, удод, — процедил правый. — Совсем нет смысла?

— Ну, — протянул левый, — есть один способ, пятьдесят на пятьдесят, конечно, и зависит от совершенства владения техникой, но там…

— Так давай, пробуй, — потребовал правый, ударив кулаком по столу.

— Не нукай, не запрягал, — отрезал левый. — Сперва доложусь Гене, а потом подготовлю место, здесь такое не провернуть.

— Сколько времени надо?

— Четыре дня на подготовку комнаты хельхейма в клинике, ещё пара для мариновки клиента, — задумавшись, ответил левый.

Собрал пыточный инструмент и похлопал меня по плечу.

— Не прощаемся, морпех, — протянул он, растягивая рот в кривой ухмылке, явно предвкушая развлечение, и тут же добавил: — ты как шкатулка с секретом, посмотрим, что у тебя внутри.

Решил ему подыграть. Сплюнул кровью и оскалился в ответ:

— Будет весело. Обещаю.

Глава 25

Иллирика открыла глаза, откинула одеяло и встала с постели. Ни эмоций, ни звука, только чёткие, выверенные движения. Словно робот она повернула голову и посмотрела в сторону.

Варенька, иногда подёргивая ножкой, сладко спала в люльке рядом с двуспальной кроватью. Почти впритык. Пройдёт совсем немного времени, и придётся ставить детскую кроватку.

Лира тихонько прошла к стенной нише шкафа. Молча открыла дверцу и сняла с вешалки чехол для одежды. Положила его на кресло. Вжикнула молния и показался чёрный наряд.

Просторное, строгое платье укутало девушку, словно туча. Скрыло изящность и гибкость девичьего стана. Плетёный пояс перехватил талию. Чёрный платок спрятал волосы и плечи, оставив миру только бледное, с решительно сжатыми губами лицо.

Лира бросила последний взгляд на дочь и вышла из комнаты.

Не издали звука ступеньки лестницы. Не сбили с пути опьяняющие, вкусные ароматы из кухни. Не заперта оказалась дверь в пансион.

Рассветные лучи уже разогнали ночной мрак. Приветствовали девушку теплом, но она не остановилась понежиться. Пересекла лужайку, и повернула в сторону штаба морского флота.

Она шла вдоль дороги. Прямая спина и гордо поднятый подбородок. Её глаза решительно смотрели вперёд.

Позади оставались жилые коттеджи и доходные дома. Редкие прохожие оборачивались ей в след. Проезжающие мимо автомобили притормаживали и провожали её взглядами водителей и пассажиров, а она всё шла и шла.

Впереди показались первые здания штаба. Дежурный на кпп вышел на встречу, распахнул ворота, но Лира свернула в сторону, на узкую тропинку в парк.

Высокий кустарник сменил подстриженный газон. Появились высокие, с толстыми стволами, раскидистые деревья. Тень от крон спрятала Лиру от солнца, а тропинка всё вилась и вилась, пока не привела к кованой ограде, за которой возвышался храм.

Лязгнула стальная калитка. Шаркнули подошвы о каменную паперть. Заскрипела тяжёлая деревянная дверь и на Лиру пахнуло ладаном.

Иллирика миновала притвор. Прошла в центральную часть храма и замерла. Её губы зашевелились без звука, но можно было прочитать:

— Не за себя прошу, Господи. Прошу, помоги…

Правая рука поднялась: три пальца сложены вместе. Коснулась лба, живота, правого плеча, левого…

Сзади послышался скрип, затем лязг и кто-то прокричал:

— Подъём, Туров!

* * *

Сон! Это был сон, застучало у меня в голове, как только открыл глаза, и взгляд упёрся в бетонный потолок. Спиной ощутил жесткие нары сквозь тонкий матрас: я всё ещё в камере на Гусь-Налимске. Но, Господи, какой же реальный сон. Будто я находился там, и шёл, нет, летел рядом с любимой. Смотрел на неё…

А точно ли сон? Откуда во мне уверенность, что именно так сейчас и происходит на самом деле? Почему я… Да, я знаю, она в храме и молится за меня. Что происходит? Как такое возможно?

— На выход, Туров!

Голос из коридора отвлёк от мыслей. Вернул в реальность. Надо собираться, потом обмозгую сон. Кстати, надо бы купить сонник или поговорить с кем-то знающим.

— На выход, Туров! Не заставляй нас применять силу.

Интересно, кто там такой смелый?

От угроз всплыли воспоминания последних четырёх дней.

* * *

После пыток палачи ушли не попрощавшись. Только исчезли, как в комнату ввалился надзиратель. Ойкнул и выскочил обратно в коридор. Тут же вернулся вместе с доком.

— Налимовы дети, — ругался доктор, порхая вокруг меня и колдуя с аптечкой. — Пиранью им в штаны, как посмели, запрещено же! Как?!

— Спасибо док, — впервые заговорил с ним и он замер от неожиданности, главное, отвлёкся от своего кейса.

— Молчи, не надо говорить, сейчас легче станет, но без капсулы всё не восстановлю.

В камеру вернулся поздно. Док наложил гипс на палец и повязки на руки, залепил гелем порез на щеке. Обколол лекарствами и обезболом, но я всё равно остался в трансе техники мертвеца.

Под конец, извинившись, доктор сделал инъекцию блокиратора. У мужика в глазах такой гнев стоял, что надзиратели ничего лишнего себе не позволяли. А может, они испугались бунта заключённых, которые видели из своих камер, каким я ушёл и каким вернулся. Никто не хотел попасть так же.

Следующие дни слились в один. Доктор, казалось, поселился в моей камере. Постоянно заходил, менял повязки. В какой-то момент он даже пошёл на нарушение устава. Вкалывал мне дозу блокиратора меньше и приносил нормальной еды. Тайно приносил, но достаточно, чтобы я чувствовал, как сила возвращалась. Не вся, но часть достаточная, чтобы организм восстанавливался. Пунктов десять точно вернулось. Не знал, что препаратами так можно было регулировать, но это работало.