Мичуринский проспект

– - Отличная обувка, спасибо!

– - Да, ладно, на вот, бумажки всунь попробуй.

Бумажные комки помогли немного. Ботинки, вроде как, не спадали. Да и чувствовал я себя в них уверенней просто из-за того, что нога стала казаться больше. Слава богу, Иван не стал всучивать мне свои штаны. Всучил бы он всенепременно розовые модные джинсы, которые надевал один раз в жизни. Он ждал кого-то в них на Киевском вокзале и стоял там у всех на виду около часа. На него очень сильно косились. Странно, что не поступило к нему никаких непристойных предложений со стороны представителей сексуальных меньшинств. Удивительно.

Мы прошли мимо машин, припаркованных под нависающей, сочной зеленью и подошли к палатке.

– - Я думаю, -- начал Иван, -- пара батлов пива нам не помешает. Главное не нажраться.

Ехать нужно было на Шаболовку, на трамвае. Я всегда любил трамваи, они стучали колесами, двигались медленно, но уверенно, без пробок. Есть что-то в трамваях притягательное, антикварное. Кругом планшеты, мобильники, как компьютеры, а они все едут не спеша, по старинке, по рельсам, по вымощенным серыми камнями мостовым. На них время не влияет никак.

Сначала нам нужно было встретить Василия. Он жил недалеко от метро. Он как всегда начал разговор первым, с темы которая волновала именно его.

– - Лена, сука, замутила с каким-то конем!

– - Да надоел ты со своей Леной, -- засмеялся я, -- у тебя ж была какая-то подруга недавно.

– - Да, -- улыбнулся он, -- я ее трахнул на холодильнике на Новый Год, пока ты спал, алкоголик.

Василий скорее всего врал. Да, он таскал за собой какую-то девчонку, и притащил ее на Новый Год на вписку. Я упился в усмерть еще до курантов и валялся на полу. В той комнате, где я вырубился пригодных для сна места было только два: диван и старый холодильник, лежавший на боку. Василий уверял, что не просто трахнул эту девку, а сорвал ей целку. Это очень маловероятно. Хотя если правда, жаль ее -- лишиться девственности на холодильнике, на мутной хате, с окнами с видом на ТЭЦ, в окружении алкашей, пустых бутылок и блевотины -- это точно не то, о чем мечтает девушка.

Возле метро стояло человек тридцать. Все ждали мутки -- наши. Кто с пивом, кто с дешевым и вредным коктейлем из банки, кто курил, кто просто стоял, без сигареты и бутылки, таких меньшинство. Я не знал почти никого -- но это и не странно: во-первых, я первый раз на мутку поехал, а во-вторых Василий, который подтянул меня и Ивана, сам не знал и половины людей. Это нормально, когда собирается такая толпа хулиганов. Скауты отзванивались -- то там фирма, то тут. То сорок человек, то семьдесят. Нужно забиться. Выбирали лес.

В метро наша шобла заняла весь эскалатор, хотя вели мы себя тихо -- в воздухе чувствовался сильный, почти электрический заряд напряжения. В такие моменты ты понимаешь, что на самом деле означает затишье перед бурей. Человек семьдесят собралось, после нас еще народ подтянулся -- это действительно событие. Серьезный махач впереди. Я не чувствовал ни страха, ни мандража. Не знаю, что чувствовали другие, но все либо молчали, либо разговаривали, изредка прерываясь на робкий и слегка нервный смех.

Когда мы вышли на улицу, нас тут же остановил милицейский патруль. Менты прекрасно понимали, что толпа молодых парней в спортивных костюмах -- верный знак приближающегося противоправного деяния.

– - Что, ребят, драться собираетесь?

– - Ага, у нас масленица.

– - Ну, смотрите, если что не так -- всех позакрываем.

Иван не мог больше молчать. Его прорвало.

– - Ага, позакрывают. Не догонят, не поймают! Насчет ментов. Мне тут знакомый рассказывал недавно, как в "Кружке" дал пизды мусору-охраннику.

– - За что?
– - спросил я.

– - Да дебил. Они там сидели с кем-то, денег не хватило за счет расплатиться. Не знаю, не хватило ли на самом деле, или платить не хотели. Стали они выходить без оплаченного счета. На Горбушке дело было, там "Кружка" двухэтажная, ну так вот, они по лестнице спускаться начинают, навстречу мусор. Что делать?

– - Ну?

– - Да знакомый дал ему с ноги в грудак, пока тот катился, они и свалили.

Скауты наконец договорились. Идти надо было в парк, где тихо, много деревьев и мягкая земля. Все кругом разминались, а я не чувствовал ни ног, ни рук, я был как плюшевый мишка с набитыми ватой конечностями. Я не чувствовал надвигающейся опасности, да и вообще слабо представлял, что меня ждет. Но судя по всему, мое тело куда лучше было осведомлено о предстоящей драке, руки, ноги, внутренние органы будто чуяли, что им скоро придется несладко, и просто отказывались слушаться. Я оглядывался по сторонам и понимал, что многие испытывают схожие чувства. И только огромный толстый мужик, который прыгал, громко гыгыгкал и махал кулаками по воздуху, одним своим видом разряжал тяжелую атмосферу.

– - Аааа, это Бабаш, -- поймал мой взгляд Василий, -- ходят слухи, что он двум хачам голову отрезал. Абсолютно больной чувак.

– - Что-то не очень верится. Он бы точно не стоял рядом с нами сейчас. Его поймали бы либо хачи, либо менты.

– - У него белый билет. Он и психически больной, и дурак.

– - И что? От таких дел белый билет не спасет.

– - Ну, не знаю, ему, видимо, повезло.

Вдруг к парням, стоящим впереди подошел скаут и сказал что-то. Ребята засуетились, начали кучковаться и двигаться в сторону леса.

– - Оооо, -- сказал бывалый Василий, -- понеслась.

Я промолчал. Мне нечего было сказать. Но больше всего меня удивляло то, что и после того, как все пути к отступлению оказались отрезанными, внутри меня ничего не изменилось -- я все так же не чувствовал ни страха, ни агрессии, ни готовности к драке. Просто легкая слабость. И все.

Из толпы кто-то скомандовал:

– - Строимся!

Толпа молча откликнулась: парни вокруг меня, стали смыкаться в шеренги, сцепившись за предплечья. Я оказался то ли в пятой, то ли в шестой с конца, хотя по габаритам я должен был идти впереди. Но теперь было поздно, в моей позиции мне оставалось только толкать, продавливать впереди идущими наших оппонентов.

За считанные мгновенья семьдесят человек организовали четыре длинных и стройных ряда. За спинами товарищей я не мог разглядеть ничего. Мог только чувствовать то, что напряжение среди нас достигло наивысшей точки. Все шли молча, пытаясь попадать в ногу, пытаясь поймать общий ритм, слиться в одно мощное целое. Наверно, я должен был слышать стук шагов, но слышал лишь стук сердца.

Среди нас не было никакого лидера, командира, который отдает команды. От того все наши действия являлись спонтанными, однако на удивление слаженными. Мы стали спускаться с горки, и я, наконец, оказался способен видеть то, что происходит впереди. А впереди, в метрах ста от нас, по пыльной дороге приближалась коробка противника.

Среди нашей банды, кто-то не выдержал гнетущей тишины и выкрикнул:

– Зиг Хайль!

Его тут же поддержали, за считанные секунды мы все заряжали нацистское приветствие и вскидывали руки. Многие из нас даже не знали друг друга, и нас не объединяло по большому счету ничего, кроме бытового, советского разлива, фашизма.

Расстояние между коробками неумолимо сокращалось и когда между нами осталось метров двадцать, мы дружно замолчали. Теперь заряжали оппоненты. Резко, как три выстрела, как три коротких "Ура" по лесу прогремело: