Мифы и легенды эскимосов
Шрифт:
Он решил покинуть прежнее стойбище, где все напоминало ему об утраченном сыне. Они откочевали к Амердлоку (нынешний Хольстейнсборг), где и устроились на зиму. Там мальчик вырос в постоянной заботе и неустанных наставлениях деда; и никто никогда не видел, чтобы он улыбался. Пока они жили в Амердлоке, он успел повзрослеть, поучаствовать в китовой охоте и стать умелым и опытным каякером. Видя все это, старик посоветовал ему отправиться на юг и отомстить Кукаяку, если тот был еще жив. Всю последнюю зиму, если кому случалось добыть кита, старик тщательно собирал китовый ус; он знал, что на юге он редок и высоко ценится. В первую же оттепель они отправились в путь; и в каждом селении, где проходили, они спрашивали: «Не слышали ли вы чего-нибудь о Кукаяке?» В ответ они неизменно слышали: «Нет, мы его не знаем». Далеко на юге, однако, они встретили людей, которые сказали: «Кукаяк! Ах да; с ним все в порядке! Но он теперь состарился и способен только ловить лягушек».
В конце концов они добрались до прежнего своего дома и поселились там. Все родственники тут же приехали навестить их после долгого отсутствия, а уезжая, получили в подарок самые длинные и лучшие куски китового уса. После этого к ним начало ездить много неожиданных гостей; некоторые из них приезжали только в надежде тоже получить немного китового уса – ведь было широко известно, что это лучший и самый желанный подарок. Время шло; они сменили летний шатер на зимний дом, но у сына Науярсуака все не было возможности отомстить за убийство отца. Однажды он попросил деда сделать ему огромный гарпун и снабдить его таким же прочным линем. Дед согласился, и уже на следующий день гарпун был готов. Осмотрев его, сын остался очень доволен; он улыбнулся,
Следующим утром на рассвете, когда сын Науярсуака вышел из дому, ему вдруг подумалось, что отец его был убит точно в такой же день. Точно так же было тепло и ясно, и легкие облачка появлялись и проносились над головой. В этот момент прежний гнев разгорелся в нем с новой силой; но в дом он вернулся с прежним простодушным видом. При отъезде Кукаяк тоже получил в подарок китовый ус. Но он все же предчувствовал недоброе и все время оглядывался, чтобы убедиться, что его не преследуют. Пришло, однако, время сыну Науярсуака воспользоваться новым оружием. Он взял костяной наконечник, сделанный дедом, поставил на место и закрепил с громким щелчком. Кукаяк услышал этот звук и догадался о его значении (имеется в виду – при помощи колдовства). Он увидел, что враг догоняет его на полной скорости, и тоже поспешил вперед изо всех сил; но почувствовал, что силы быстро оставляют его. Сын Науярсуака заметил это и тоже немного замедлился; и Кукаяк начал думать, что, может быть, еще доберется до дому невредимым. В это мгновение, однако, его враг снова бросился вперед; у самого дома он прицелился и страшным броском пронзил насквозь копьем тело Кукаяка. После этого сын Науярсуака повернулся к случайным свидетелям и сказал: «Я видел, как он поступил точно так же с моим отцом; я всего лишь отплатил ему за это; если вам небезразличен его труп, можете забрать его». Закончив свою речь, он вернулся домой; и с этого дня мысли об отце не мучили его каждый день, хотя он и не забыл его.
65. Два друга, которых спасли добрые ингнерсуит
Жила когда-то вдова с сыном совершенно одна в зимнем стойбище; а немного южнее жила другая вдова, у которой тоже был единственный сын. Молодые люди были близкими друзьями; обычно они и в море на каяках выходили вместе, и другие дела делали. Но однажды утром тот из них, кто жил севернее, посмотрел на ясное чистое небо, на легкий ветерок с востока и решил отправиться на охоту один, не дожидаясь появления друга. Он уже провел в охотничьих угодьях некоторое время, как вдруг услышал шум с солнечной стороны бухты. Он оглянулся и увидел своего друга; тот глядел мрачно и, держа гарпун в поднятой руке, явно собирался метнуть в него. У него не было выбора; он мог только оставаться на месте и, не сводя глаз, внимательно следить за рукой и глазами друга. В тот момент, когда гарпун полетел в его сторону, он резко перевернул каяк вверх дном, так что оружие только скользнуло по краешку и с громким всплеском ушло в воду рядом; после этого он при помощи весла снова поднялся из воды. Его друг уже сматывал гарпунный линь; не сказав ни слова о том, что произошло, друзья, как обычно, весь день оставались вместе и успешно охотились на тюленей, а по пути домой дружески беседовали. Первый все же следил за приятелем, но не заметил ничего подозрительного. В другой раз он снова вышел из дому, не дожидаясь появления друга, и снова произошло то же самое. Однако после третьей попытки он решил отомстить. Сделал он это следующим образом: поднявшись из воды после переворота, как прежде, он тоже прицелился и метнул гарпун в друга, но тот тоже сумел ускользнуть от опасности переворотом; однако, прежде чем тот успел снова поставить каяк правильно, он подплыл к нему и поставил свой каяк носом поперек его перевернутого – таким образом он не дал второму охотнику подняться из воды. Убив друга, он направился к берегу; но еще до первых островов заметил, что его каяк быстро наполняется водой. Он греб изо всех сил, но напрасно; вскоре на поверхности воды его удерживал только охотничий пузырь. К счастью, в этот момент он вспомнил, что сам является ангакоком и имеет несколько торнаков (духов-хранителей) среди ингнерсуит (подземного народа). Стоило ему вызвать этих духов, как он тут же увидел, что к нему направляются трое каякеров. Двое из них вставили свои весла с двух сторон в тонущий каяк, чтобы удержать его на плаву, а третий в это же время починил, как мог, каяк, замазав течь жиром; кроме того, он поспешил дать тонущему свои сухие штаны. После этого пострадавший снова сел в свой каяк; к нему длинной цепочкой привязали на буксир всех добытых тюленей на длинном ремне и велели ему тащить их всех, чтобы согреться. Он греб вперед изо всех сил, а другие каякеры спешили за ним. Так они добрались до высокого острова, на котором стоял всего один дом; там они высадились и сразу же направились в дом. Когда все расселись, он увидел хозяина дома – такого глубокого старика, что морщинистая кожа мешком висела на его лице и почти скрывала глаза. Но старик немного сдвинул ее в сторону и взглянул на гостей. Вскоре кто-то крикнул, что приближаются два каякера с добытыми тюленями на буксире. Те, кто должен был втащить добычу наверх, к дому, вскоре вернулись с буксирными ремнями, украшенными бляшками из яркой моржовой кости; за ними пришли и сами охотники. Войдя в дом, они с упреком обратились к своим братьям: «Почему вы раньше не оказали ему помощь, почему дали так сильно замерзнуть?» – на что те ответили: «До этого он не просил нас о помощи». Тогда они велели женщинам принести немного сушеного мяса. После трапезы старик снова сдвинул с глаз морщинистую кожу, выглянул в окно и сказал: «Пойдите позовите остальных наших родичей»; после этого младший из присутствовавших в доме сразу же вышел, а через некоторое время вернулся весь в поту. Увидев его, гость заметил: «Где мог он побывать, ведь поблизости не видно других домов?» – и вскоре в дом вошли еще пять братьев, очень похожих на его спасителей, и тоже в сопровождении старика. Там был и еще один человек; он оказался его бывшим другом и спутником, которого сам он убил в каяке. Он сел напротив и едва осмеливался поднять взгляд. После трапезы старший из братьев принес шкуру и расстелил ее на полу; сначала он боролся с собственными братьями, затем с гостями; но никто не мог устоять перед ним. После этого хозяин дома вызвал на состязание второго старика, но тот вынужден был уступить ему. Гости, побежденные и пристыженные, собрались восвояси; хозяева резко выговорили обоим за прежнее поведение и велели с этого момента оставить всякие ссоры и снова быть друзьями. Остальные уехали, а тот из гостей, которого спасали в море, остался еще на пять дней, а уехал только на шестой. Проходя на каяке мимо охотничьих угодий, он встретил своего друга – того вернули к жизни точно так же, как его самого. Охотники заговорили друг с другом. Оказалось, что оба они были ангакоками и у каждого были торнаки среди ингнерсуит. С того времени они совершенно помирились.
66. Силач на острове Керка
Немного севернее Памиута (Фредериксхоб) есть остров, называемый Керка. В старые времена жил на этом острове человек, не имевший себе равных в искусстве управлять каяком. Его весло было таким огромным, что ему пришлось подрезать рукоять в тех местах, где нужно было держать его. Он жил один.
Однажды зимой, когда он находился далеко в открытом море, с севера внезапно обрушилась яростная буря. Он попытался добраться до берега, но и берег пропал за стеной непогоды. В конце концов, однако, по большим бурунам ему удалось понять, что он находится совсем недалеко от Тулугарталика (возле большого ледника); он миновал эти островки, и вскоре впереди показалась земля – и свет в окне дома на берегу. Он вытащил на берег свой каяк и стал подниматься к дому, но остановился, так как услышал, что внутри
его кто-то поет. Он послушал немного и понял, что высадился, сам того не зная, на острове Укевик, возле жилища своего соперника – а тот как раз сочинял нид (сатирическую песню), которым намеревался встретить его весной. Он послушал немного и постарался запомнить точно слова песни, а затем вернулся потихоньку к своему каяку и отплыл в темноте от берега. После этого ему вновь пришлось пересечь полосу сильного прибоя у Тулугарталика, но он сумел сделать это и добрался до дому.Следующей весной его соперник приехал с Укевика, чтобы помериться с ним силой в певческом состязании; но поскольку он запомнил все слова и знал заранее все насмешки и обидные вещи, которые собирался обратить против него противник, ему несложно было одержать победу. Кроме этого, у одинокого обитателя острова Керка были враги среди людей юга.
Однажды летом в ясный спокойный день, выйдя в море на каяке, он заметил, что с юга приближаются несколько каякеров; по их количеству он догадался, что это его враги и что они собираются неожиданно напасть на него. Догадавшись об опасности, он понесся к берегу – все остальные кинулись его преследовать. Но, добравшись до большого айсберга, он случайно заметил большую пещеру в его противоположном конце и заплыл в нее прямо на каяке. Внутри он развернулся носом к выходу, приготовил гарпун и стал ждать врагов. Когда первый из них появился напротив устья пещеры, он проткнул его гарпуном и сразу же втянул оружие обратно; второго врага ждала такая же участь; и всех остальных тоже – кроме двоих, которых он оставил в живых, чтобы они могли рассказать о случившемся своим соотечественникам. Все эти южане приплыли туда с единственной целью – убить своего врага, но получилось так, что вместо этого сами они оказались убитыми.
67. Някунгуак
Несколько братьев обыкновенно зимовали в одном определенном месте, причем несколько старших из них были женаты. Някунгуак, один из младших братьев, пока еще не имел жены. Характером он тоже сильно отличался от остальных – те все были шумными и неистовыми. Он никогда не участвовал в их шумных развлечениях и сомнительных выходках, хотя они нередко пытались его уговорить. В конце концов он так устал от их общества, что не захотел больше жить вместе с ними.
Однажды утром он не отправился вместе с братьями на охоту; вместо этого, как только они достаточно отдалились от стойбища, он сел в каяк, отплыл и направился вдоль берега на юг. Много дней он плыл все дальше и дальше, не встречая людей; он почти отчаялся встретить кого-нибудь, как вдруг его окликнули с берега. Одновременно он заметил маленькую бухточку, вокруг которой тесно выстроились шатры; люди кричали ему, предлагая высадиться. Он так и сделал. На берегу его встречала целая толпа мужчин; они очень вежливо его приветствовали, хотя он никого из них не знал. Затем один старик пригласил его в свой шатер. В шатре никого не было, кроме двух дочерей старика, но очень скоро в него набилось множество гостей; все они вели себя очень вежливо и дружелюбно. Когда гости ушли, старик сказал: «Если хочешь взять одну из моих дочерей, можешь выбрать любую». Он выбрал себе в жены младшую дочь и с этого момента стал для старика опорой и кормильцем. Люди стойбища очень привязались к нему и полюбили его за скромность; он тоже чувствовал себя среди них очень счастливым. Если эти люди собирались для общения, хвастовства не было слышно, да и буйным поведением никто не отличался. Когда дни стали длиннее, а тюлени почти исчезли, Някунгуак выбрал себе охотничьи угодья подальше от стойбища. Тем временем жена родила ему сына; когда мальчик был еще ребенком, в стойбище приплыло на лодке и поселилось целое семейство южан. Вскоре выяснилось, что один из приезжих нахален и любит прихвастнуть, хотя Някунгуаку, как человеку скромному, совершенно не хотелось с ним спорить.
Однажды утром после зимнего солнцестояния, когда стояли очень сильные холода, во всем стойбище один только Някунгуак решился выйти в море. Приезжий хвастун, увидев это, предложил пойти с ним; и они вдвоем отправились в открытое море в поисках тюленей. Тем временем ветер усилился, но Някунгуак нисколько не испугался; он загарпунил тюленя и надеялся, что спутник подплывет поближе и поможет ему прикончить зверя. Однако тот вовсе не собирался этого делать; он уже повернул к дому, устрашенный яростью бури. Някунгуак прочно привязал тушу тюленя к буксирному линю, но не стал возвращаться, пока не добыл еще одного. А тем временем спутник его добрался до берега, где ждал отца маленький сын Някунгуака; он стоял на берегу и пристально всматривался в морскую даль. Мальчик сразу же спросил про отца, так как видел, что охотники уходили в море вместе; но тот ответил: «Ты можешь с тем же успехом идти домой; твой глупый отец никогда не вернется. В такую погоду в море на каяках делать нечего». Мальчик ушел в дом и сел там молча и тихо – он был уже в таком возрасте, что понимал, как полагается оплакивать потерю, – но остальные продолжали стоять на берегу, смотреть в море и ждать оттуда каяк Някунгуака. Вход в бухту, возле которой находилось стойбище, был очень узким, и потому там всегда стоял сильный и пенистый прибой. Ближе к вечеру ждавшие разглядели на белой пене две крошечные черные точки – это были туши добытых им тюленей с торчащими гарпунами; подпрыгивая на волнах, они медленно проплыли к берегу. Затем на фоне белой пены появилась третья точка – он сам; он быстро преодолел буруны. Когда Някунгуак вышел на берег и поднялся в дом, сын рассказал ему о том, что сказал второй охотник – что ни один каяк не сможет уцелеть в море в такую погоду; на что отец ответил: «С таким волнением и в такую погоду можно выходить в море даже на очень плохом каяке». Когда грудная часть тюленя сварилась, они пригласили всех участвовать в трапезе; блюдо подали, и Някунгуак заметил во время паузы в разговоре: «Загарпунив второго тюленя, я напрасно оглядывался вокруг в поисках другого каякера, который помог был мне прикончить и закрепить его». Позже гости разговорились, и вечер прошел приятно для всех, кроме его утреннего спутника; тот не произнес ни слова.
Когда дни стали гораздо длиннее, а тюлени пропали, мужчины принялись развлекать себя игрой в мяч. Однажды и Някунгуака позвали присоединиться к тем, кто был занят игрой. Ему вовсе не хотелось этого делать; тем не менее он сразу же подошел на зов, но остановился в сторонке со зрителями. Пока он стоял там, наблюдая за игрой и вынув из скромности одну руку из рукава куртки, обиженный на него каякер подошел и опрокинул его на землю. Он встал и отряхнул снег с одежды; тем временем вокруг него собрались люди, они говорили: «Неужели Някунгуак спокойно стерпит такое?» Услышав это, противник снова схватил Някунгуака; тот не искал ссоры и старался только удержаться на ногах. Обнаружив, однако, что противник не собирается отпускать его, он вынужден был защищаться; борьба закончилась в пользу Някунгуака, который быстро взял верх над своим обидчиком и с такой силой швырнул его на землю, что у него разорвались кишки, а изо рта хлынула кровь. Его братья тут же прекратили игру и отнесли его в дом, где он вскоре испустил дух. Так Някунгуак, вопреки собственному желанию, приобрел врагов; он сказал своему маленькому сыну, что тот должен всегда помнить об этом и учиться преодолевать трудности – так, чтобы приобрести силу и ловкость. Для тренировки ему теперь нужно не поднимать и бросать камни, а вырывать с корнями кусты и другие растения.
После этого он научил сына всему, что должен знать каякер. Вскоре тот во всем сравнялся с отцом; даже в самую суровую погоду он выходил преследовать тюленей далеко в открытое море. Однажды прибыла еще одна группа южан, и среди них двое сыновей того человека, которого убил прежде Някунгуак. Они тоже были воспитаны на подобающих мужчине упражнениях, призванных развивать силу. Приезжие вели себя достаточно вежливо и дружелюбно и решили обосноваться в стойбище на зиму. Равноденственные бури в тот год были сильными и принесли с собой очень плохую погоду; выйти в море на каяке зачастую было совершенно невозможно. В один из таких дней Някунгуак с сыном и другими охотниками своего дома были приглашены в гости к иноземцам. Их хорошо приняли, а после угостили множеством лакомых блюд; за трапезой не было недостатка и в оживленной беседе. В конце концов все замолчали; во время этой паузы один из братьев шагнул вперед и, взяв кусок сушеной печенки (а она чрезвычайно твердая), заявил громким голосом: «Мне сказали, что Някунгуак – мой враг». При этом он попытался раздавить кусок сушеной печенки в кулаке, но не сумел и снова отложил его в сторону. Все продолжали молчать, и тогда вышел сын Някунгуака и, взяв тот самый кусок, растер его пальцами – так, что мельчайшие частицы пылью осыпались на пол. Все были поражены, но никто не произнес ни слова. Някунгуак и его родичи по-прежнему с опаской смотрели на врагов своих; но те с наступлением весны мирно уехали; и после этого ни самого Някунгуака, ни его семью никто не беспокоил до самой их смерти.