Миг и вечность. История одной жизни и наблюдения за жизнью всего человечества. Том 1. Часть 1. Крупицы прошлого. Часть 2. В плавильном котле Америки
Шрифт:
Наташа – Жене. 10 февраля 1969 года: «Женя, еще раз тебя предупреждаю, не напрягайся на покупках (во всяком случае, для меня), здоровье дороже».
Женя – Наташе. 14 февраля 1969 года: «До чего же хочется домой! Все эти восточные удовольствия осточертели. Хочется лечь, заснуть и проснуться в следующем январе… Безумно жаль, что Новый год я встретил в такой дали от тебя. Ведь это наш с тобой любимый праздник! Представляю, как было бы здорово встретить Новый год в Москве, где снег, мороз и по-настоящему праздничная атмосфера. Хотя, если ты была бы здесь со мной, вся эта атмосфера не имела бы никакого значения… Самое же ужасное то,
Я все чаще и чаще ругаю себя, что согласился уехать от тебя в эту экзотическую тмутаракань. Когда вернусь к тебе, все уже будет по-другому. Ты будешь работать, у нас не будет комнаты. Ты изменишься, да и я тоже. Собственно, я уже стал другим. Гораздо более серьезным».
Женя – Наташе. 22 февраля 1970 года: «Только неделю назад от тебя были письма, а ощущение такое, что прошла уже вечность с момента их получения… Скучаю, считаю дни – вот главное содержание моего существования здесь».
Женин дневник. 27 февраля 1969 года: «Как вечер, охватывает страшная тоска по дому. Как они там? Зачем же я остался?! Что это мне даст? Не для того ведь дается жизнь! Счастья и так немного, зачем же лишать себя того, что есть! Разве это жизнь? А может быть, закалю свой характер?»
Женин дневник. 8 марта 1969 года: «4 марта получил письма от родных, два – от Наташи. Она все получила, просит не заниматься подарками и пишет, что не может понять – как произошло, что я остался в Сингапуре, а мой сокурсник Михневич приехал на каникулы в Москву.
Если бы я сам знал, как все произошло! Но теперь уже ничего не исправишь. В ужасном настроении пошел на прием к послу. Решали два дня, но не пустили. Убедили-приказали. Что же, в армии служат три года, а здесь год, и все же Сингапур не армия. Успокоившись, написал Натуле письмо. Не знаю, как она его воспримет. На душе стало еще тяжелее».
Начало марта 1969 года: «Натуленька, здравствуй. Получил твое письмо от 10 февраля. Очень расстроился, очень. Даже трудно описать как. Но уже прошло некоторое время, я успокоился и могу писать. Давай во всем разберемся по порядку.
Я уезжал на год. Год – большой срок, и насколько он велик, я понял по-настоящему лишь здесь. Но тогда мы решили: я поеду, потому что мы уже не дети, мы уже семья, хоть и совсем маленькая, но семья, и нам, а прежде всего мне, нужно думать о будущем. Разве тебе нравилось, как я бездельничал неделями? От безделья я был и раздражительным, и грубым… да что там говорить. Представилась возможность: 1) выучить языки; 2) изучить интереснейшую страну; 3) заслужить, в конце концов, уважение людей, не через Папу, а самому, своей работой.
Может быть, не в этом счастье? Но ведь мы с тобой отучились пять лет в МГИМО, отдали, в конечном счете, немало сил, здоровья, чтобы выучиться. И теперь пора думать о будущем. Можно быть и мясником, не оставлять тебя ни на минуту и неплохо жить. Но для этого ли мы учились? Нет, конечно.
Поэтому мы с тобой и решили, что придется на год расстаться. Ведь кончаю я МГИМО, попадаю прямым ходом в МВТ – и все. 120 рублей, работа далекая от того, чтобы быть интересной. А другие, не лучше, не хуже нас… ну, в общем, ты все это, конечно, понимаешь.
Приехал я сюда. Нам сказали, что есть возможность провести каникулы в Москве этой зимой. Сказали ребята, а торгпред заявил: «Нет!». Но я знал, что в январе должен приехать посол и надеялся на то, что упрошу его.
Пойми мое состояние: отношения с ребятами вначале сложились неудачно, с языком не выходило, материалов для диплома найти не мог – состояние было ужасное. Я переживал и буквально жаждал удрать домой. Но шансов было мало. Что же я мог писать? Может, приеду, может, нет. Чтобы и тебя нервировать? Я не хотел этого делать. А перспектива остаться на год была вполне реальной, и я со страхом думал об этом сроке. И писал об этом.
Приехал посол. Я побежал к нему. Он сказал: «Я прошу тебя остаться. Организуется советское посольство. Людей не хватает. Обстановка сложная (это, действительно, не дома, как может быть кажется из моих писем), нужна помощь. Я говорил в Москве с зам. министра высшего образования Софинским – он разрешил мне оставить вновь прибывших для работы в посольстве. Вот такие дела». Это были его слова. Я возразил: «Но у меня жена, у меня экзамены, у меня прописка, комната – все это». На это посол ответил: «Ты знал о том, что у тебя есть жена, когда ехал? И ты знаешь, где ты учишься? Это ваша первая, но не последняя разлука (надеюсь, последняя), это заграница, а не шутки. Не поездка в Сокольники, откуда – сел на метро и дома». Вот и все. Разговор дальше не имел смысла.
Теперь о Саше Михневиче. Он ничего здесь не делал, бездельничал. У него «хвосты» в МГИМО (даже курсовая за 4-й курс не сдана). Плюс к этому у него геморрой (неудобно об этом писать), он лежал здесь чуть ли не при смерти, требовалась операция. Все это причины того, почему он смог уехать. Но, в общем-то, посол получил информацию о Михневиче от торгпредских, прогнал его. Саша послу не был нужен, и он отпустил его на все четыре стороны.
К Михневичу вернусь чуть позже. Теперь о работе. Я мог, в принципе, устроить скандал, не появляться на работе – и уехал бы в 24 часа. Если такое необходимо, я могу еще сделать это. Но необходимо ли это? Не лучше ли помочь посольству, заслужить уважение, написать диплом, собрать материалы для диссертации (какие, Натуля, здесь для этого возможности, голова кругом даже идет!!), изучить языки – и вернуться домой человеком. Человеком, который умеет зарабатывать деньги, что-то знает и будет хорошим мужем для своей жены.
Но вот я получил твое письмо. Ждал почты, как никогда, не мог спать в ночь перед почтой (с прошлой почтой не было писем от тебя). Получил и… Пошел к послу, расплакался. Рассказал все, как есть. Он предложил мне успокоиться и зайти на следующий день. Зашел и беседовал час с послом и советником. Было очень неприятно, но я решил добиться своего – поехать.
Разговор, который состоялся в январе, повторился. Отпуск невозможен, я нужен здесь, послан на год. Советник тоже окончил МГИМО, и так же, как я здесь, учился в Таиланде 2 года, а жена была в Москве. И тоже хотел домой, но взялся за гуж…
И снова речь зашла о Михневиче. Посол сказал: «Зачем мне нужен бездельник?» (Михневич не ходил здесь даже на занятия по китайскому языку). И добавил, что будет думать о том, стоит ли его возвращать в Сингапур.
Итак, я опять не отпущен. Остается заниматься и заниматься, не теряя времени. Я, конечно, понимаю тебя. Ты всего этого не знаешь, а в письмах я, видимо, не смог объяснить так, как следовало. Ты видишь лишь результат: уезжали вместе, приехал один. Но, надеюсь, ты поняла меня теперь. Не так все просто. И доверяй мне. Я люблю тебя и никогда тебя не предам. И еще о Михневиче. Мне было неприятно узнать, что этот тип взял у тебя 10 рублей. Первое, он должен мне 110 сингапурских долларов, это 220 рублей, – можешь у него потребовать. Все или часть, если откажется отдать все. Постарайся взять все.