Миграции
Шрифт:
Мне представляются мошки, пляшущие в лучах автомобильных фар. Может, назад меня возвращает близость конца. А может, провал моей затеи.
ИРЛАНДИЯ, ТЮРЬМА В ЛИМЕРИКЕ. ГОД НАЗАД
Психиатра зовут Кейт Бакли. Она очень маленькая и сосредоточенная. Вот уже три с лишним года я провожу у нее по часу в неделю.
Сегодня она начинает разговор так:
— Я не дала вам рекомендации на досрочное освобождение.
— Какого черта?
За вычетом историй в самом начале, веду я себя примерно, и она это знает. Тяга к саморазрушению, под влиянием которой я признала вину и оказалась в этом месте, отвращение к себе, из-за которого я пыталась покончить
— Я ведь не могу сказать, что вы содействуете собственной эмоциональной реабилитации, правда?
— Разумеется, можете.
— Как именно?
— Можете солгать.
Выждав, она хохочет. Зажигает нам обеим по сигарете (это запрещено). Одновременно с «более конкретным представлением о своем, я“» она культивирует во мне привычку к никотину. Каждый раз, поднося сигарету к губам, я ощущаю вкус Найла.
— Я не понимаю, — произношу я уже спокойнее. — Вы же говорили, что я делаю успехи.
— Это правда. Но вы по-прежнему отказываетесь говорить о случившемся. А первое, о чем меня спросит комиссия по досрочному освобождению, — способны ли вы к чистосердечному раскаянию.
Взгляд мой автоматически перелетает к окну, со слов мозг переключается на завитки разорванных облаков — я их там различаю. Оказаться на сгустке воздуха, плыть бездумно…
— Фрэнни.
Я заставляю себя снова взглянуть на Кейт.
— Сосредоточьтесь, — просит она. — Используйте свои ресурсы.
Я неохотно делаю медленный глубокий вдох, ощущаю стул под попой, пол под ногами, концентрирую взгляд на ее глазах, губах, сужаю мир до своих физических ощущений, до этой комнаты, до нее.
— Преднамеренная отстраненность — опасное состояние. Я хочу, чтобы вы не отвлекались.
Я киваю. Мне это известно — она это повторяет каждую неделю.
— Вы уже дали согласие на разговор с Пенни?
— Нет.
— Почему?
— Она и до этого меня терпеть не могла.
Почему?
— Потому что я неуравновешенная.
— Она сама так сказала?
— Не впрямую. Но она психиатр, так что знает.
— И какие чувства это у вас вызывает?
Я пожимаю плечами:
— Что она меня видит насквозь.
— Мне вы не кажетесь неуравновешенной, Фрэнни. Скорее наоборот.
— В смысле?
— Вы хоть раз в жизни передумывали? — спрашивает Кейт. — Я бы скорее сказала, волевая и упрямая, — бормочет она, а я фыркаю в ответ. — И почему вас это так волнует? Что о вас думает Пенни. То, что вам придется встретиться.
Я смотрю в окно…
— Пожалуйста, сосредоточьтесь.
И опять ей в лицо.
— Не думаете ли вы, что причина в том, что она, в частности, будет говорить вещи, которые так или иначе развеют ваше заблуждение?
— У меня нет заблуждения. Я вам говорила: я от него избавилась.
— После чего мы обсуждали, что оно может сформироваться снова, как способ преодоления пиковых моментов эмоционального потрясения.
Я закрываю глаза:
— Я в порядке. Мне просто нужно выйти отсюда. Сыта по горло.
— Вас приговорили к девяти годам.
— С правом досрочного освобождения через три года. Позвольте мне досидеть на условном. Я буду выполнять исправительные работы. С места не тронусь. Буду образцовой гражданкой. Эти стены меня просто душат.
— А упражнения вы выполняете?
— Они не помогают, не дают свободы.
— Подышите.
Зубы стиснуты, но я заставляю себя дышать. Если устроить при ней истерику, делу это не поможет.
Кейт выжидает, пока я, по ее мнению, буду готова продолжать. Но смотрит на меня как-то странно. За этим обычно следует что-то особенно неприятное.
— Вы с Найлом говорили? — спрашивает она.
— После нашего последнего разговора? Нет.
— Я имею в виду, говорили ли вы с ним
с тех пор, как здесь оказались. Телефонные звонки? Письма? Он вам пишет, Фрэнни?Я не отвечаю.
— Почему? — в упор спрашивает Кейт.
Она может мной гордиться, потому что, когда я на сей раз поднимаю глаза к небу, сосредоточенность моя столь велика, что я больше не слышу ее слов — я парю, став невесомой.
— Миссис Линч, — обращается ко мне судья на слушании по поводу досрочного освобождения, — в заключении психиатра сказано, что свою вину в предумышленном убийстве вы признали только потому, что находились в состоянии психологической травмы и вас еще тогда следовало направить на лечение. В моих глазах это значит, что тюремное заключение позволило вам все обдумать и вы сожалеете о собственной честности во время суда. Позвольте вам пояснить: мы не предлагаем повторного разбирательства женщинам, которые ни с того ни с сего передумали.
Я позволяю себе задержать на нем взгляд, хотя мне и советовали этого не делать. Видимо, взгляд мой всех чем-то нервирует.
— Я не просила о повторном разбирательстве, — произношу я отчетливо. — Мы здесь рассматриваем досрочное освобождение. Я просила об условном сроке.
Мара, сидящая со мной рядом, морщится.
— Ваша честь, наша просьба очень проста, — говорит она. — За все время заключения миссис Линч не получила ни единого замечания. Весь период заключения она вела себя безупречно, несмотря на многочисленные нападения со стороны других заключенных, одно из которых закончилось госпитализацией. Кроме того, как я не раз заявляла по ходу следствия, она никогда раньше не нарушала закон. Несколько психиатров вынесли заключение, что в момент происшествия она находилась в нестабильном психическом состоянии, оно же сохранялось и по ходу следствия. На основании представленных против нее доказательств я настоятельно рекомендовала ей не признавать вины в предумышленном убийстве, а заявить, что речь идет об убийстве по неосторожности. Ее состояние не позволило ей воспользоваться моим советом: ее так обуревали сожаления и чувство вины по поводу содеянного, что она стремилась получить наказание куда более суровое, чем предусмотрено за подобное деяние.
— Вы считаете гибель двух человек деянием, не заслуживающим наказания, мисс Гупта?
— Не считаю, ваша честь, однако речь идет о несчастном случае. Это всяко не заслуживает девятилетнего заключения.
— Когда на суде обвиняемую спросили о причинах ее поступка, она ответила, что преднамеренно убила двух человек. Это я помню точно, потому что она настаивала на своем заявлении.
— Еще раз напоминаю, что она находилась в шоковом состоянии.
— А заключение судебно-медицинской экспертизы? — спрашивает судья.
Но ответить мой адвокат не успевает: судье все надоело. Он закрывает папку с документами:
— Мы здесь не для того, чтобы обсуждать прошлое. Вопрос в том, представляет ли миссис Линч опасность для своих сограждан и способна ли совершить еще одно преступление.
— Нет, — отвечаю я. — Я ни для кого не представляю опасности.
Он вглядывается в меня. Я гадаю, кого именно он перед собой видит. Наконец он вздыхает:
— Несмотря на заверения вашей очень самоуверенной представительницы, суд присяжных признал вас виновной. При этом у меня имеется письмо вашей свекрови миссис Пенни Линч. Она утверждает, что готова поселить вас у себя на весь период условного срока, и мне нет нужды говорить, сколь это веский довод в вашу пользу — при сложившихся обстоятельствах. По одной только этой причине я согласен на ваше условно-досрочное освобождение. Однако не забывайте, миссис Линч, что в этой стране крайне сурово относятся к тем, кто нарушает порядок: стоит вам оступиться, и придется отсидеть полный срок, да еще и с дополнением. Я настоятельно советую внимательно выслушать все правила, которые зачитает вам инспектор.