Михаил Шолохов в воспоминаниях, дневниках, письмах и статьях современников. Книга 1. 1905–1941 гг.
Шрифт:
Шолохов хохочет:
– Представляю, что за азартная охота! Эх, мне б туда, к чукчам!
– А за чем, говорю, дело стало, Михаил Александрович? Давайте махнем на моем «АНТ-4» на Чукотку…
– С удовольствием бы, но пишу роман о Тихом Доне. Некогда. Вот закончу, тогда мы завалимся по воздуху к этим, наверное, чертовски интересным, чукчам-охотникам.
Ляпидевский огорченно вздохнул.
– Ну а потом – война.
– Читал лишь в газетах его фронтовые очерки и статьи с фронта. Видал у летчиков «Поднятую целину», всю прошитую из немецкого пулемета. В годы войны работал я уже вот с ним, – он вынул из альбома фотографию знаменитого авиаконструктора. На обороте ее размашистым почерком было написано: «На добрую память дорогому Анатолию
– Словом, перевооружили мы свою армию такими самолетами, чтобы в небе, кроме мух, ничего не осталось! Помнится, прилетел я с новыми пикирующими бомбардировщиками в третью воздушную армию к Герою Советского Союза Михаилу Михайловичу Громову. К тому самому, что в 1937 году совершил рекордный перелет Москва – Америка через Северный полюс. В тот день «мессершмиты» сбили наш «П-2». Проносят на носилках обуглившегося летчика. Лица не узнать. Полез я к нему в гимнастерку за документами. Вытащил «Правду», газета вся в крови. И гляжу: рассказ Шолохова «Наука ненависти». Затем поднялись в воздух наши новенькие машины, и стали они сбивать «мессершмиты». Было ясно видно, как один за другим падали горящие стервятники. А когда командир дивизии увидел в кабине моего самолета вот эту фотографию – Шолохов на охоте с собаками, – удивился: «Уж не друг ли твой?» – «Нет, – отвечаю, – просто любимый писатель». – «Да-а, вот этот, говорит, умеет жечь глаголом сердца людей. Утром я прочитал летчикам его «Науку ненависти». И знаешь, ей-богу, не преувеличиваю: никогда за два года войны не видел, как яростно в этот день дрались!»
– Вы читали в газетах о встрече Шолохова с комсомольцами Дона? Там он сказал, что, как закончит роман о войне, собирается написать пьесу.
– Ну, тогда, чтобы попасть во МХАТ, придется билеты за полгода заказывать, – засмеялся Ляпидевский.
– Вы знаете, я иногда встречаюсь с космонавтами. Так вот, Михаил Александрович должен знать, что и Юрий Гагарин, и Валя Терешкова, и Алексей Леонов – все они с нетерпением ожидают выхода нового романа Шолохова «Они сражались за Родину». Хорошо о нем сказал один будущий космонавт, о котором вскоре узнает весь мир: «Когда Шолохов выведет своих героев на орбиту, сразу подымется потолок советской литературы!» Мы верим в мощь и прочность таланта Шолохова так же, как верим в прочность наших космических кораблей.
Показывая гостям фотографию, Ляпидевский заметил с усмешкой:
– А охотник он, видать, заядлый! Будете писать, так напомните Михаилу Александровичу, что Ляпидевский не забыл своего обещания – слетать с писателем на Чукотку поохотиться на моржей у мыса Дежнева. При нынешних скоростях для него эта прогулка по воздуху с ружьем и собаками займет не больше времени, чем езда от Вешенской до Ростова-на-Дону.
Пьеса о колхозе
Мих. Шолохов о своих ближайших творческих планах
Находившийся на днях в Москве писатель Михаил Шолохов в беседе с нашим сотрудником поделился своими ближайшими творческими планами.
– Последнее время я почти одновременно работал над четвертой книгой «Тихого Дона» и второй книгой «Поднятой целины». Работа над ними уже почти закончена. Это, естественно, не означает, что я могу сейчас же сдать оба романа в печать. Отнюдь нет. Отложив на время «Поднятую целину», в настоящее время я засел за окончательную отшлифовку «Тихого Дона».
Уклонившись от прямого ответа на вопрос о судьбе многочисленных героев «Тихого Дона», автор сообщил:
– Я не люблю заранее рассказывать о дальнейшей судьбе моих героев. Могу лишь сказать, что четвертая книга «Тихого Дона» явится последней частью романа. Сдам ее в середине ноября – в начале декабря. После того, как я «освобожусь» от «Тихого Дона», сейчас же займусь отделкой второй, также последней, книги «Поднятой целины».
«Поднятая целина» пойдет в печать в конце
декабря этого года.По настойчивым просьбам театра им. Вахтангова М. Шолохов обещал написать для него пьесу на материале колхозной деревни.
– Вначале я предполагал переделать для театра роман «Поднятую целину», но затем отказался от этой мысли и решил создать оригинальное драматургическое произведение, тоже на колхозном материале. Такую пьесу я даже начал, написал почти половину и временно отложил, чтобы закончить свои романы. Пьесу я пишу впервые, и, сами понимаете, дело это для меня нелегкое. Хочу написать ее к середине 1935 года.
В моей будущей пьесе меня интересует крестьянин в коллективизации, его психология, показ людей в колхозе. Время действия пьесы – первые годы коллективизации – 1931—32 гг.1
Константин Шолохов
На проверке – Михаил Шолохов
От спецкорреспондента «Молота»
– С ночи до ночи держись за чапыги и двенадцать до зимы поднимешь.
– Хо! Двенадцать? А ежели крепкая земля?
– Чего вы там толкуете! – пронзительный бабий голос. – В плуг надо три, а то четыре пары добрых быков, а откель они у нас? Есть, да и то не у каждого, какая-то пара зас…, а то больше на быках, у которых сиськи. Это у богатых, им ветер в спину…
– Не об этом речь! Взяла бы подол в зубы да помолчала! – чей-то хриплый басок.
– Ты с понятием? Жену учи, а меня нечего!
– А трактором?..
Давыдов выждал тишину, ответил:
– А трактором, хотя бы нашим «путиловцем», при хороших знающих трактористах можно за сутки в две смены вспахать тоже двенадцать десятин.
Собрание ахнуло. <…>
– Вот это – да! На таком жеребце бы попахаться…»
Перспективы, нарисованные Давыдовым на собрании гремяченского актива и бедноты пять лет тому назад, уже давно стали жизнью. Северо-Донецкий округ, собирающий пятый урожай на поднятой целине, бьется в тревоге за использование огромного парка – уже не «путиловца», а тысяч солидных СТЗ, сотен комбайнов и автомашин. И быть может, на полях Гремячего лога стоит сейчас дед Щукарь с медной бляхой инспектора по качеству на груди, смотрит, как на широкий хедер падают подпиленные тучные колосья, как лента из белого полотна уносит их в приемную камеру, а из хоботка элеватора сыплется золотистое зерно, и восклицает:
– Ах, да и чертова штука!
А что делает Давыдов, что делает сейчас Нагульнов, Майданников и другие герои «Поднятой целины»? Этот вопрос для читателя совсем не праздный. Читатель не критик. Он изо дня в день живет жизнью, преподнесенной ему в произведении, любит одних героев, ненавидит других, живет их страстями, увлечениями и разочарованиями и, быть может, больше, чем сам писатель, болеет за их судьбу.
В Миллеровском доме крестьянина, где голодные, назойливые мухи будят жильцов, едва стало светать, между двумя командировочными о судьбе героев «Поднятой целины» шел оживленный обмен мнений. Один из них, брюнет, резал пополам зеленый свежий огурец, посыпая обе полоски солью, складывал их вместе, растирал соль, и огурец аппетитно хрустел на зубах.
– Вы, значит, говорите, что Давыдов, вероятно, сейчас директор МТС, – разрезая новый огурец, обращался он к блондину.
– Логический вывод, – макая в сметану хлеб, говорил блондин, – Давыдов – представитель рабочего класса, его логическая судьба – это, безусловно, директор МТС.
– Так знайте, дорогой товарищ! Писатель никогда не ведет своих героев по проторенным дорожкам. Писатель преподносит читателю всегда не то, чего он ожидает. В этом-то и соль. Вы ждете, что Давыдов будет директор МТС, а Шолохов преподнесет вам его опять тем же хорошим председателем хорошего крепкого колхоза. А быть может, его сняли за какие-нибудь перегибы. Черт его знает. Во всяком случае, я сейчас бы с жадностью прочитал вторую часть «Поднятой целины». Когда только она выйдет?