Микадо. Император из будущего

Новый возглас «Мо-о-о!» — император идет на женскую половину. Тотоми еще не приехала, но это не значит, что покои пустуют. Тут обитают двадцать две фрейлины девяти различных рангов. Они выстраиваются в линию и отдают общий поклон. Пока я почитаю предков у семейного алтаря, воскуриваю ароматические палочки и молюсь, девушки стреляют в меня глазками, шуршат веерами и перешептываются. Церемония собурэ (общий сбор) заканчивается, и меня опять ждет мужская половина. Здесь уже сидят два косё. Они начинают меня брить и укладывать волосы в косичку. А я тем временем завтракаю. Бобовый бульон, мисо, рис, жареная рыба. На последнем опять настоял я — ностальгия дает о себе знать, так что приходится спасаться корюшкой, сайрой и угрем. Первые коровы уже добрались до Тибы, но бифштексов средней и малой прожарки ждать еще долго. До тех пор пока половина верующих в Японии принадлежит различным буддийским течениям, даже заикаться о мясе нельзя.

Некоторые блюда доходят остывшими, но я не в обиде. Это значит, что мацукэ Гэмбана работают и дегустаторы ищут в еде яд. А блюда тут же разогревают при мне на переносных жаровнях. После завтрака — обязательный осмотр лекарями. И опять без боя никак. От придворных «медиков» я отказался сразу же после первого обследования. Ну что это за процедура, когда четыре (!) лекаря подползают к тебе на коленях и не отрывая лба от пола начинают ощупывать. Ладно еще пульс, пальпация живота… Но как можно осматривать горло и язык, пялясь в пол, я не понимаю! Пришлось заменить шарлатанов на Акитори, что, конечно, тоже не прошло без интриг — доносы, кляузы посыпались на доктора как из рога изобилия. Пришлось подбодрить Акитори титулом хатамото и двумя мечами. Заодно таким образом наградил за его самоотверженную борьбу с чумой.

После осмотра меня ждут четыре государственных советника. Если с Ёсикуни Хатакэямой мы сработались и быстро решаем все накопившиеся за день вопросы, то трое остальных — это трэш и ад. Советники носят титул — родзю — старейшин. И это действительно старые, пожилые люди с одышкой, дрожащими руками и слезящимися глазами. Добиться от них чего-нибудь внятного невозможно. Память дырявая, настроения крайне консервативные. «Так жили наши предки — нам жить так же!» — вот их главный девиз. Жду как манны небесной приезда в Киото моих сторонников и вассалов. Тогда наконец можно будет сформировать нормальное правительство бакуфу и начать реформы. Дипломатия и торговля, земельная реформа, налоговая реформа, реорганизация армии и административного устройства — за что ни возьмись, везде работы непочатый край. Опять я упираюсь в кадровые ограничения.

Бессмысленные совещания с родзю затягиваются на три-четыре часа. Но всему приходит конец, и к полудню старички расходятся. Бьет колокол, косё за сёдзи опять кричит: «Мо-о-о!» — начинается обед. Слуги вносят кушанья, и в парадных покоях появляются фрейлины. Дамы прямо-таки выскакивают из кимоно, чтобы прислужить мне, обратить на себя внимание. Попасть из фрейлин в наложницы — большая удача. Ну а если еще умудришься родить ребенка мужского пола — считай, что жизнь удалась. Пришлось и тут наводить порядок. Второй мой указ (первый — о запрете торговли человеческими органами) накладывал вето на чернение зубов и беление лиц женщинами. А то, понимаешь, когда тебе улыбается красавица, а у нее вместо рта черный провал, меня лично бьет дрожь.

Обед заканчивается, а у императора стартует сиеста. Можно переодеться в легкое кимоно, выпить чаю, почитать исторические хроники, конфуцианские тексты. Не самому, конечно. Для этого при дворе есть специальная должность — Первый чтец. Вслед за сиестой приходит время работы с документами. Они делятся на два вида. Подаваемые для ознакомления с уже принятыми родзю решениями и требующие личной резолюции микадо. С последними выходит любопытно. Раньше подобными бумагами занимался сёгун или регенты. Теперь их все шлют во дворец. Вал грамот просто захлестывает меня — тут и одобрения приговоров удельных князей, и финансовая документация (отчеты, ревизии). Периодически попадаются различные прожекты, к примеру закладка новых крепостей, портов… Особое место занимают письма граждан. Предыдущее правительство развесило в Киото несколько жалобных ящиков, и теперь все доносы, жалобы идут напрямую в мой секретариат. Сабуро Хейко не справляется с потоком (в первую очередь потому, что проблемы, изложенные в письмах, некому делегировать), так что разбираться в бедах горожан приходится мне лично.

Вечер обычно заканчивается ужином и какой-нибудь синтоистской церемонией, на которой я вынужден исполнять роль «свадебного генерала». До постели добираюсь уже ползком и опять вынужден скрипеть зубами на косё, которые укладываются у меня в ногах на специальных футонах. Оно и понятно — один раз император сумел незаметно покинуть дворец, и аристократия не хочет повторения истории.

Как же мне не хватает жены! Скорее бы приехала Тотоми, по которой я так соскучился. Уже засыпая, вспоминаю про Саюки. Перед отъездом в чумной Киото я запретил ей сопровождать меня. Потом закрутился, про запрет забыл. И только сейчас вспомнил, что девушка все еще находится в землях Оми и ждет приказа. Пора ведьмочку вызвать во дворец. С этой мыслью я засыпаю окончательно.

Глава 16 ЭКЗАМЕН ДЛЯ СТУДЕНТА

Будьте внимательны к своим мыслям, они — начало поступков.

Лао Цзы

Тридцать первое августа — день моего рождения. Самое удивительное, что и у Ёшихиро Сатоми тоже. Об этом помнит Хиро и на утренней аудиенции буквально продавливает своим авторитетом общенародный праздник. Я же, удивленный совпадением, покорно соглашаюсь. Получается, что мы с Сатоми родились в один день с разницей в четыреста семьдесят три года. Нет ли тут какой-то мистической закономерности, которая привела меня в тело средневекового даймё?

Кажется, первыми, кто начал видеть связь между цифрами и природными закономерностями, были Пифагор и его ученики. Напрягаю свою чудо-память. Так, уроки по философии, семинары… Что-то про мировую гармонию, в которой заключен закон мироздания. Про единство во множестве и множество в единстве. Перед внутренним взором всплывает фигура университетского препода: «…Учение Пифагора продолжает учение Орфея о бессмертии души, о перевоплощениях (sic!), о средствах спасения и очищения души, приводя его в стройную, обоснованную систему. Задачу земной жизни человека Пифагор определяет как внесение во внутренний мир порядка, „числа“, гармонии…» Ага, вот где собака порылась. Что там дальше? «Греки пришли к обожествлению числа через астрономические наблюдения. Ведь небесные явления, с которыми связаны все главнейшие изменения земной жизни и истории, наступают с математической правильностью, повторяясь в точно определенные циклы. Эти циклы можно вычислять, а значит, и прогнозировать, проверяя на практике гипотезы». Чем, собственно, и занимался Пифагор. Теперь все ясно.

Совершенно точно великий философ наделял сакральными функциями «тройку»: «…Ибо как человек состоит из тела, души и духа, так и Вселенная делится на три сферы: мир естественный, мир человеческий и мир божественный…» «Семерка» тоже фигурировала в его концепции не на последних ролях — отвечала за соединение в индивиде божественного и человеческого. Наконец, «четверка». А вот про «четверку» память моя молчала. Не обсуждалась эта цифра на занятиях. Однако это не значит, что нельзя все про нее выяснить. Например, достать сочинения Пифагора. С ними история мутная. Одни исследователи утверждают, что философ не оставил после себя письменных работ. Другой древнегреческий мыслитель — Диоген — спокойно перечисляет их названия: «О воспитании», «О государстве» и «О природе». Если ему верить, то «О природе» — главный, тайный труд философа — передается из поколения в поколение среди потомков Пифагорейского союза. Который, если верить историкам, в пятом веке до нашей эры перестал существовать, распавшись на акусматиков («слушателей») и математиков («учеников»), будучи в дальнейшем поглощенным платониками. Акусматики имели дело с мистическими сторонами учения, математики — с исследованиями четырех пифагорейских «матем»: арифметики, геометрии, гармоники и сферики. Вот оно! Мысленно отвешиваю своей памяти благодарственный поклон. Всплыла-таки «четверочка»! Аригато. [67]

67

Спасибо (яп.).

Все, беру на вооружение нумерологию Пифагора. Тут явно проглядывает какая-то перспектива разобраться с подоплекой моего незапланированного визита в Японию шестнадцатого века. Если Пифагорейский союз до сих пор существует — а кого тогда сжигают на кострах инквизиции в нынешней Европе? — то… Мне срочно нужен посол. А точнее, целое посольство, которое отправится ко двору Папы римского и выбьет из кардиналов всю информацию об учении Пифагора. Не может быть, чтобы святая Конгрегация [68] не имела сведений об основных религиозных группах в той же Греции. Которая сейчас плотно лежит под османами. А это, в свою очередь, значит, что и ко двору Сулеймана Великолепного [69] необходимо посылать дипломатическую миссию.

68

Конгрегация доктрины веры,или Конгрегация вероучения — старейшая и главная из девяти конгрегаций Римской курии, в компетенции которой находится наблюдение за ортодоксальностью и чистотой вероучения и морали проповедуемого в Римско-католической церкви учения.

69

Сулейман I Великолепный(6 ноября 1494 — 5/6 сентября 1566) — десятый султан Османской империи, правивший с 22 сентября 1520 года, халиф с 1538 года. Сулейман считается величайшим султаном из династии Османов; при нем Оттоманская Порта достигла апогея своего развития.

Только вот где взять столько дипломатов? Опять я упираюсь в проклятый кадровый вопрос. Это начинает конкретно бесить. За что ни возьмись — нет людей. Управляющие провинций? Военные губернаторы, самураи. Коор-бугё городов? Опять же дворяне. Пора создавать полноценный чиновничий аппарат. Компетентный и самовоспроизводящийся. Не откладывая дело в долгий ящик, я велю закладывать кортеж к обеду и отправляюсь на инспекцию в киотские учебные заведения.

Первым у меня на очереди — Банду. Крупнейший университет Киото. А точнее, целый студенческий квартал. Тут и крупнейшая библиотека страны, и учебные корпуса, жилые дома преподавателей, своя полиция, состоящая из дружинников, и даже мемориальный комплекс, включающий мавзолеи основателя университета и продолжателей его дела. Студиозы и их учителя, предупрежденные о моем визите, сидят на коленях в шашечном порядке. Ряд учеников, ряд преподавателей, которых легко отличить по квадратным китайским шапочкам. После поклонов ниц я вытаскиваю в свою свиту местного ректора — седоволосого Хако Тосёгу, и мы начинаем обходить аудитории Банду. Первое впечатление — все учителя с палками. В университете активно используются телесные наказания. За любые провинности и невыученные уроки студентам дают батогов. Бамбуковыми тростями по пяткам — и обратно зубрить задание. Из предметов — конфуцианство, военное дело (стрельба из лука, кэндо), догматы буддизма и синтоизма, каллиграфия, китайский язык, азы математики, астрология… М-да, опять астрология. Хмурюсь, и вспотевший от страха Тосёгу тянет меня в местную гордость — библиотеку. Книгохранилище — второе сильное впечатление за день. Представьте огромный зал, в котором на полу сидят несколько сотен человек. Перед ними широкие рулоны бумаги, заправленные в специальные держатели. Прямо как в туалете, студенты вытягивают свитки из круглых свертков, изучают текст, после чего сворачивают обратно. Глядя на все это, я подумал, что вся наша жизнь очень смахивает на эти туалетные рулоны. Вроде длинная, а уходит на всякое дерьмо.