Милая душа
Шрифт:
Вместо этого его рука опустилась вниз, и нежно, как шепот, он закрыл медальон, подняв мою руку, чтобы поцеловать тыльную сторону моих пальцев. Я старался не развалиться на части на улице, где любой мог это увидеть. Но молчание Леви, его жест, свидетельствующий о том, что он был здесь ради меня, не подталкивал меня говорить о том, что ранило меня больше всего, означали, что я не смогла бы сдержать свои эмоции, даже если бы попыталась.
Леви притянул меня к своей груди и обнял своими сильными мускулистыми руками. Я упала ему на грудь и заплакала. Я открыла ящик Пандоры, который сдерживал мои слезы и боль.
Дыхание Леви было
Подняв руку, чтобы надавить ему на грудь, я отодвинулась и кивнула головой. Леви в ответ обхватил мое лицо ладонями, наклоняясь, чтобы запечатлеть на моих губах самый сладкий поцелуй. Я слабо улыбнулась, Леви взял меня за руку.
Пока мы шли, холодный воздух наполнял мои легкие, растапливая мою печаль. Но Леви был тих. Слишком тих. Я пришел к пониманию, что нам двоим было комфортно гулять в тишине. Нам не нужны были слова. Нам не нужно было заполнять воздух между нами бессмысленными разговорами. Я могла бы идти рядом с ним весь день, держа его за руку или прижимая к себе за плечо, и я была бы самой счастливой девушкой в мире.
Но на этот раз все казалось по-другому.
Это молчание было напряженным. Рука Леви была напряженной и твердой, напряжение было насыщено печалью? Эмоциями? Я не могла точно сказать.
Я подумала, не расстроила ли я его, показав фотографию моей мамы. Я подумала, не вызвала ли у него слишком много плохих воспоминаний фотография моей мамы. Но я не осмелилась спросить, не после всего, что он сделал для меня сегодня, не после наших сладких поцелуев. Я не хотела, чтобы он расстраивался. Я не хотела заканчивать день, заставляя его страдать.
Добравшись до джипа, я пристегнула ремень и тихо села, ожидая, когда Леви отвезет нас домой. Но он все еще сидел на водительском сиденье, уставившись на руль. Я видела, что его глаза были расфокусированы. Я видела, что он думал, одна сторона его нижней губы была втянута в рот.
Я повернулась, чтобы посмотреть в окно. В небе ярко сиял полумесяц. Серебристая луна заставила меня вспомнить глаза Леви; красивые серые, как жидкое серебро, как лунные лучи, вложенные туда Богом, чтобы выделять его.
– Я хочу тебе кое-что показать, Элси, - резко произнес он.
“Хорошо”, - ответила я, когда уловила тяжесть в его голосе. Бабочки запорхали в моей груди, на этот раз только от волнения. Потому что, что бы он ни собирался мне показать, это не было чем-то легким. Что бы это ни было, это ранило его изнутри. Сломило его нежный дух.
У меня скрутило живот.
Мне было неприятно видеть его таким обеспокоенным, поэтому я наклонилась и положила руку ему на бедро. Леви втянул воздух, затем склонил голову набок, чтобы лучше меня видеть. Я наблюдала, как он выдохнул, затем включил передачу и мы выехали.
Я понятия не имела, куда мы направляемся, но бедро Леви оставалось напряженным, пока мы проезжали по оживленным улицам, а над нами сгущались темные тучи. Я знала, что, где бы это ни было, что бы он ни хотел мне показать, именно поэтому он был таким замкнутым.
Я просто молилась, чтобы я могла быть рядом с ним так же, как он был рядом со мной.
Я хотел ответить вам взаимностью.
Я хотел вернуть себе силы.
Я хотела его доверия.
Точно так же,
как у него была моя.
Глава Десятая
Леви
Я никогда не говорил об этом. Я никому не рассказывал здесь, в Сиэтле, о своем прошлом. Я никому не рассказывал, даже своим братьям, что я это сделал. Что я пришла сюда. Аксель даже не знал, что я скопировала его ключи.
Но я брал Элси. Я показывал Элси. Делился с ней своим секретом, как она делилась своим со мной.
Я не отрицал серьезности того, что это означало.
Когда она показала мне этот медальон. Когда она показала мне свою маму, и я увидел боль в ее глазах, я хотел, чтобы она знала, что она не одна. Она всегда была одна. Моя молчаливая девочка наедине со своими мыслями. Ни голоса, чтобы поделиться своей болью, ни человека, который сказал бы ей, что это нормально, что ей грустно.
Я прокрутил в голове ее мягкий голос, ее потрясающий тихий голоск, чуть более высокий, чем обычно бывает у слышащего человека, тембр чуть менее выразительный, но едва ли настолько. И я прокрутил в голове, как пристыженно она выглядела, как она была смущена, когда говорила, как будто я нахожу ее менее привлекательной из-за того, как она звучит. Как будто я заставлю ее замолчать.
Невозможно.
Мое сердце разрывалось при мысли о том, что было сказано в ее прошлом, чтобы заставить ее так думать, о том, что сделали с ней насмешливые люди, сделавшие ее такой замкнутой. Потом я увидел фотографию ее мамы, но более того, я увидел, чего ей стоило показать мне это. Эмоции, которые она не смогла сдержать, когда я увидел то, что было более взрослой версией ее самой, улыбающейся в камеру. У меня было так много вопросов, но я видел, что она была потрясена, когда протягивала медальон своими маленькими дрожащими руками.
Когда она плакала у меня на груди, я знал, что приведу и ее сюда. Я не знал почему, но когда Элси плакала в моих объятиях, я мысленно видел свою маму. Она бы только взглянула на Элси, которая так сильно ломается, и сразу же приютила бы ее. Моя мама крепко обняла бы Элси, оберегая ее.
Пока я думал об этом, у меня было одно место, которое мне нужно было показать Элси. Она была первым человеком, который вызвал у меня желание поделиться этим — и красотой, и страхом.
Всего в нескольких милях от склада дождь начал барабанить по лобовому стеклу, крупные капли становились все сильнее и сильнее по мере того, как мы подъезжали ближе. Припарковавшись у склада, я полез в бардачок джипа и вытащил ключ.
Элси наблюдала за каждым моим движением, но не задавала никаких вопросов. Она доверяла мне. Услышав нарастающий вдали раскат грома, я выскочил из джипа, обежал капот, чтобы открыть дверь Элси. Дождь усилился. Не желая, чтобы Элси промокла, поскольку ее все еще немного подташнивало, я поспешил на склад, быстро отпер дверь и втолкнул нас внутрь. На большом складе было холодно и темно. Я почувствовал, как рука Элси ухватилась за ворот моей куртки, и тут же вспомнил, что она ненавидит темноту.